Пытаясь понять себя, Иша искала ответы в книгах, которые с юности завораживали, околдовывали и пьянили, творя над ее сердцем особый ритуал: она заходила в книгу одним человеком, а выходила уже иным, словно по-настоящему проживала ту самую жизнь, узнавая себя в разных героях – мудром старце, пылком юноше, разумной чайке или безумной от любви девушке в цвету. Искала она и в картинах великих художников, чьи герои выражали чувства через магию красок столь живо и невероятно, что ей иногда казалось, будто полотна способны навсегда затянуть ее в особенную, хотя и застывшую навечно жизнь.

Уже было сложно вспомнить, когда это началось. Когда она впервые отчетливо ощутила, что вещи хранят вполне осязаемую память. Воздух удерживает в тонких воздушных каналах своеобразную ауру, этакий контейнер, вобравший в себя мысли, чувства, переживания и даже поступки тех, кто был связан с этими вещами или местами. И контейнер этот нужно было просто распаковать, чтобы явственно почувствовать и даже почти по-настоящему увидеть прошлое в настоящем.

Вначале она совсем не могла разобрать поступающие сигналы. Громче всех говорили старые дома, но когда-то это было просто неясное, пограничное томительное чувство, в котором маячили неясные образы, скользящие словно рыбы с острыми плавниками.

Она словно вспоминала, что каким-то образом крепко связана со всем этим. Но вскоре ей стало ясно – это не ее воспоминания из прошлых жизней, как казалось вначале. То, что она чувствовала, выражалось в картинках и образах, а иногда было почти беззвучным разговором, который тихим шепотом забирался внутрь головы. И происходило все это не так давно с другими людьми.

Углубившись во двор, Иша увидела светловолосую девушку в легком платье цвета хаки, которое, казалось, с трудом держалось на двух тонких бретельках, облегая тонкие и острые черты ее тела. Спиной она плотно прижималась к стене, держась за нее ладонями. Ее лицо было обращено в другую сторону. Там в отдалении стоял парень и целился в нее черной дырой объектива. Он медленно поворачивал кольцо диафрагмы, ища нужную глубину резкости.

– О, Ясон с Волчицей уже здесь! Здорово, друзья! – воскликнул Стас в своей привычной громкой манере.

Парень, которого он назвал Ясоном, отнял фотоаппарат от лица и пристально посмотрел на Ишу. На его лоб упало несколько темных, слегка вьющихся прядей. В этот момент что-то сладко взвинтилось в сердце Иши и посыпалось куда-то вниз сияющим дождем. Ей показалось до боли знакомым это странное мгновение, словно это уже было где-то в другом месте, в другое время. Но где и при каких обстоятельствах, она вспомнить не могла.

Стас представил их друг другу, Иша кивнула в знак приветствия и взглянула на Волчицу. У той были пронзительные, почти до белого светло-серые глаза. Рот, густо намазанный красной помадой, растянулся в крупной белозубой улыбке.

Когда они все вместе входили через покосившийся черный проем в старый цех бывшего завода, Иша надеялась, что на нее не обрушится поток информации об этом необычном месте. Моменты осознания она контролировать не могла. Иногда предмет, дом или даже пустырь разговаривал с ней, а порой предметы и воздух хранили непроницаемую тишину.

То, что они увидели, по-разному отозвалось в каждом. Впереди простиралось огромное пустое помещение: со стен сползала древняя зеленоватая краска, на полу валялись бетонная пыль, черепки, куски черти-чего, бесполезного, ненужного, покинутого.

Ясону показалось, что у дальней двери мелькнула фигура в черном. Стас ухмыльнулся красной пентаграмме на стене с кровоподтеками краски по краям круга. Волчица увидела обычную «заброшку», которая ее совсем не волновала. Она согласилась пойти только потому, что хотела посмотреть на то, как Стас будет «открывать порталы в прошлое» и повидать Ясона, с которым они поссорились с месяц назад.

Иша почувствовала запах резины, черную копоть, безграничную усталость рабочих, с утра до вечера клеящих ненавистные калоши. Ощущения боли и безысходности плавали в воздухе как масляные пятна мазута на поверхности воды. Но когда вокруг нее друзья заговорили о том, куда им дальше идти, а Стас неожиданно нежно тронул ее за плечо, первые впечатления развеялись. Ей захотелось поскорее найти подходящую стену, достать краски и начать «священнодействие». Не говорить, а просто творить и проявлять на старых покинутых стенах новую, яркую жизнь.

Волчица пошла вперед, и вслед за ней компания пересекла зал, поднялась по бетонной лестнице на второй этаж, гулко пошла по узкому коридору: справа и слева зияли проходы без дверей в небольшие комнатушки с удивительно целой и белой кафельной плиткой на стенах, пока не вышла в громадную залу с потолком высотой в два этажа и дырой в крыше, через которую на заваленный хламом пол падал скупой и пыльный пучок света.

Слева тянулась длинная стена, выкрашенная зеленой краской тошнотворно блеклого оттенка, а справа шел длинный ряд окон, неловко растерявших последние стекла, – в одном был выбит неровный круг, в другом и вовсе ничего не осталось, кроме рамы. В остальных куски стекол торчали словно острые зубы сверху и снизу облупленных ртов, открытых во внутренний двор корпуса. Там на большой покрышке от «Камаза», устало прислонившейся к потрепанной кирпичной стене, возлежал огромный черный кот.

Почти одновременно они сбросили сумки с плеч, прислонив их друг к другу. Стас сразу полез за портвейном и ломкими пластиковыми стаканчиками, издающими жалобные хрусты под гнетом его массивных пальцев. А Иша достала краску и кисти. Вынув из пучка самую большую кисть, она подошла к стене и задумчиво стала водить по ее шероховатой поверхности.

Стас позвал выпить, но Иша отказалась:

– Я не пью, когда творю.

Раскупорив банку, она обмакнула кисточку в краску. Вначале Иша еще слышала, как позади раздавались веселый смех Волчицы и обрывки шутливого разговора, пока все это не растворилось, отступив перед единственно важной теперь реальностью. Остались только она и стена, которая, казалось, отзывалась, тихо пульсируя там, где Иша проводила экспрессивные, сочные черно-белые линии.

Это был для нее самый чистый и завораживающий наркотик, уносящий далеко за пределы узкого, тесного «здесь и сейчас». Когда картина была почти готова, постепенно Иша начала возвращаться. Сначала вернулись мелкие звуки: шорох кед, давящих куски штукатурки, разбросанные по полу, отрывочные фразы, которыми перекидывались друзья, и даже глубокий и долгий заунывный гудок, раздавшийся где-то далеко за пределами завода. Потом в нос ударил дурманящий запах краски и сырости, проступающей из старых стен. Она взглянула на свою работу, не хватало лишь одного штриха – красного росчерка.

Иша огляделась: Стас запечатлел обнаженную демоницу, которая простирала вперед одну руку, касаясь пальцами второй зовущих пухлых губ. Волчица набросала схематичный автопортрет. Руки приятно ломило, а в голове слегка шумело, когда она пошла за красным баллончиком, валявшимся под автопортретом Волчицы. Нарисовав длинную, зигзагообразную линию, она отошла и посмотрела на свою работу.

Маленькая девочка сидит спиной на краю высокой скалы, но голова повернута на три четверти к зрителю, и виден один раскосый по-монгольски глаз, а вдалеке, внизу, в степи, два войска на лошадях во весь опор несутся друг к другу. У одного из всадников в руках высокое древко с привязанным на конце длинным красным стягом, который ритмично развевается на ветру и похож на яркую струю крови, освещенную поднимающимся из-за горизонта солнцем. Только сейчас, закончив работу, она окончательно пришла в себя и почувствовала, что вокруг очень тихо. Иша оглянулась – никого не было.

Она поежилась, словно в большом помещении, по стенам которого все еще ползал ленивый луч солнца, стало темнее и холоднее. Баллончик из-под краски с глухим стуком ударился о стену и создал на ней еще одну живописную трещину. Иша прошла несколько шагов в сторону выхода. Кто-то шепотом назвал ее по имени? Нет, просто показалось.

Справа был перекосившийся проем, через который можно было выйти в длинный коридор. Она вошла в него.

На зеленой потрескавшейся стене горела красная стрела, от которой тянулись длинные линии свежей краски, стекающей на пол.

Когда кто-то внезапно легонько задел ее по ноге, Иша тихо вскрикнула от неожиданности. Большая черная собака быстро пробежала мимо. По ее позвоночнику шла полоска серебристой шерсти, а острые уши стояли торчком, как у волка.

Ише было лет шесть, когда большая псина бросилась на нее с лаем. Хозяин с трудом остановил пса, намотав на кулак толстый брезентовый поводок, и громко закричал, что напугало девочку еще больше.

Мгновение она колебалась, но потом быстро и уверенно пошла по коридору. В конце, на облупившейся стене, рос большой розоватый лотос. Его лепестки, обведенные золотистой краской, сияли по краям.

Здесь, на развилке, нужно было снова выбирать, куда идти. Она посмотрела налево – у небольшого помещения с выломанной дверью стояла та самая собака и пристально смотрела на нее, словно приглашая войти. Она не выглядела враждебно, и Иша решила подойти ближе.

В глазах сильно зарябило, и она прислонилась к стене. Когда рябь прошла, она увидела, что с белой кафельной стены напротив на нее смотрит большим человеческим глазом рыба, тыкающаяся носом в пол. А там, посреди хлипкого коричнево-серого мусора, пыльных осколков стекла и мятых комков пожелтевшей бумаги лежала большая книга.

Она присмотрелась: казалось, от книги исходило легкое искрящееся мерцание, словно частички рыжей пыли танцевали по кругу в солнечных лучах. Девушка огляделась вокруг в поисках источника света, но повсюду царил сумрак. Тогда Иша подошла ближе и присела на корточки, чтобы лучше разглядеть находку.

Золотая обложка на ощупь была нежная словно перышко и легонько била по пальцам статическим электричеством – от нее концентрическими пушистыми кругами исходило сияние. Посередине красовался вышитый золотистый лотос. Когда она положила подушечки пальцев на выпуклое изображение из нитей, показалось, что по воздуху поплыл тонкий аромат цветка.

Наконец, она открыла книгу – по коричневым матовым страницам ползли ровные белые буквы, слова, предложения, написанные ровным каллиграфическим почерком. Что-то протяжно заныло в сердце, когда глаза, наконец, выхватили одну фразу – «из жизни в жизнь». Она быстро захлопнула книгу и огляделась вокруг. Казалось, что рядом кто-то есть и этот кто-то сейчас выхватит у нее из рук бесценную реликвию. Она обернулась – в дверном проеме стоял Ясон.

– Красивая книга. Интересно, что она тут делает? – Иша не знала, что ответить. Когда она смотрела на него, в сердце что-то сладко и больно кололо.

– Я хочу забрать ее домой, – ответила Иша после некоторой паузы. Она встала и посмотрела на него. Ясон стоял, прислонившись к стене, и чиркал колесико зажигалки.

– Я хотел спросить, мы где-то встречались раньше? – в его глазах вспыхивали и гасли всполохи крошечного огня.

«Да», – чуть не вырвалось у Иши, но она только устало помотала головой. Она не знала этого парня и одновременно знала его.

Они почти дошли до первого зала, который находился совсем недалеко от входа, но остановились. Прохода не было – коридор упирался в ровную глухую стену.