Предстоящая встреча с Грегориком взволновала меня гораздо сильнее, чем я могла себе представить. Мы приехали после обеда… после полудня, поправила я себя. В Абрегорианской империи обедали вечером, и мне надо было привыкать говорить правильно.
Я рассчитывала до обеда обойти все посольство, пообщаться с женами дипломатов, которые проживали здесь же. Я хотела познакомиться с ними поближе, подружиться, стать своей в их компании. Мне нужна была информация обо всем, что происходит в посольстве, а пересуды – лучший источник сведений обо всех тайнах Абрегорианского дипломатического корпуса. Мужчины удивились бы, если бы узнали, сколько известно их женщинам, которых они не воспринимают всерьез.
Но тревожность по поводу завтрашнего визита в королевский замок оказалась такой сильной, что меня выбило из колеи. Мысли постоянно возвращались к предстоящей аудиенции. Я снова боялась быть узнанной. И хотя браслет Древней Богини, воровки Аддии, надежно защищал меня, но иррациональный страх не поддавался доводам разума.
Кроме того, я не могла даже представить, как это, оказаться в своем родном, знакомом до последнего камня замке, чужачкой. Я боялась, что не смогу сдержать эмоций и расплачусь сразу, как только шагну за ворота. Все эти годы я страшно скучала по дому. Лушке повезло: он был слишком мал и почти все забыл. А вот у меня все самые счастливые моменты жизни связаны именно с королевским замком. Я столько лет прятала воспоминания от самой себя. Мне нельзя было думать о прошлом, это сделало бы меня слабой, и я не справилась бы с теми трудностями, которые выпали на мою долю. Но сейчас плотину прорвало, и тоска по той потерянной жизни хлынула таким потоком, что я тонула, захлебываясь и не имея сил выплыть.
А еще был Грегорик. Как можно было смириться с тем, что завтра я увижу человека, убившего моего отца и изменившего всю нашу жизнь, сидящим на троне? На том самом троне, который по праву принадлежит моему брату – принцу Фиодору? Грегорик – узурпатор, а завтра я должна буду воздать ему почести, как истинному королю.
Все эти мысли сплелись в комок, заставляя меня метаться по комнатам в покоях. Как дикий зверь, пойманный охотником и запертый в клетке. И, как зверю, мне хотелось выть от бессилия. Но даже это я не могла себе позволить.
Если бы снадобья Великой Матери были со мной! Я оставила их в доме Алиса, боялась, что барон Пирр не погнушается проверить наши с Анни сундуки и найдет травы, которые должны были спасти меня в будущем.
– Ваша светлость, – молодая девчонка в форме служанки склонилась в поклоне, – я буду вашей горничной пока вы живете в посольстве. Барон Пирр велел помочь вам переодеться к обеду…
К обеду?! Я глянула в окно. И правда, синие весенние тени уже резко очертили крыши Высокого города. Пока соберусь, станет еще темнее. Я даже не заметила, как пролетели эти несколько часов…
– Вы плакали. Принести вам холодной воды для компресса? – спросила горничная, посмотрев на меня с сочувствием.
Плакала? Я провела рукой по щекам и с удивлением почувствовала на руках влагу. Надо же… а я даже не заметила, что по щекам текли слезы.
– Принеси, – кивнула я. Голос звучал хрипло. Во рту было сухо, а в горле стоял ком. – И захвати что-нибудь попить.
Горничная снова поклонилась и исчезла. Я подошла к зеркалу. Взглянула на себя. Опухшая… Несчастная… Заплаканная… Жалкая… Проклятый Грегорик! Я еще даже не встретилась с ним лицом к лицу, а уже готова сдаться?! Неужели я струсила? Испугалась? Как будто бы не было за моей спиной всего того, что мне довелось пережить.
Я выжила в Нижнем городе, оставшись совсем одна. Я не сломалась, пройдя через все ужасы нищенского существования. Я мыла посуду в грязной харчевне, чтобы не умереть с голода. Я таскала по рынку тяжелую тележку и в зной, и в дождь, и в снег. Я не побоялась стать своей среди воров и убийц. Я даже смогла встретиться с Третьим советником и начать свою игру. Так неужели я не справлюсь завтра с одним маленьким визитом?
Справлюсь. Я смотрела прямо в глаза своему отражению. Я точно справлюсь, пообещала себе. Я должна.
У дверей послышался шум. Горничная вернулась. В руках держала миску со льдом и чистую, мягкую ткань для компресса. За ней, с подносом, на котором стояли запотевший графин с водой и парочка стаканов, шла совсем юная девочка. На вид ей было лет двенадцать, не больше. Она поставила поднос на низенький столик у окна и бесшумно исчезла.
Моя горничная по-деловому плеснула воды в миску со льдом, намочила чистую тряпицу, повернулась ко мне и улыбнулась:
– Ваша светлость, присаживайтесь, – кивнула она на кресло, – и запрокиньте голову…
Холодная вода помогла убрать последствия истерики, и когда я спустилась к торжественному обеду, посвященному моему возвращению домой, никто даже не заподозрил бы, что совсем недавно я плакала.
Обеденный зал находился на первом этаже жилой части посольства. В просторной комнате с колоннами столы были расставлены в виде буквы П. Во главе, за коротким столом, стоявшим на невысоком подиуме, обычно располагался посол с супругой и сыновьями. Дочери до замужества обедали в своих покоях, а после замужества должны были сидеть рядом с мужьями. Мой неопределенный статус создавал проблемы даже в таких мелочах, как размещение за столом. И мне стало интересно, как барон Пирр решил эту задачу.
У входа в столовую меня встретил распорядитель, чтобы проводить к моему месту.
Пока я приводила себя в порядок, почти все обитатели посольства, получившие приглашения на торжественный обед, уже расселись за столами. Свободными оставались всего парочка стульев, один из которых стоял рядом с младшим отпрыском барона Пирра, мальчишкой лет десяти. Именно туда и привел меня распорядитель. И это мне совершенно не понравилось.
Проигнорировав отодвинутый стул, я сделала шаг в сторону, мимо семьи барона.
– Ваша светлость, – истерически взвизгнул бледный, как снег, распорядитель…
Но я сделала вид, что ничего не услышала, невозмутимо подошла к столу герцога Форента, отодвинула стул слева от массивного кресла и села. Приборы на этом столе были расставлены, как будто бы герцог Форент должен был присутствовать на торжественном обеде. Вероятно, это тоже было данью уважения к почившему.
Я привлекла внимание к себе еще в тот момент, когда ножки стула заскрежетали по полу. И теперь все смотрели на меня круглыми от удивления глазами.
– Что вы себе позволяете? – первым пришел в себя барон Пирр. – Ваша светлость, вы не можете сидеть за этим столом!
– Почему? – спросила я, слегка приподняв одну бровь. – Я герцогиня Форент. И имею гораздо больше прав сидеть за этим столом, чем там, куда вы хотели меня усадить. Ведь я не принадлежу вашей семье, ваше благородие… Милейший, – повернулась я к распорядителю, который снова изменил свой цвет, позеленев от ужаса, – прикажите подать еще приборы и приведите сюда мою дочь. Она будет обедать вместе со всеми. Если дети присутствуют за общим столом, то место юной герцогини Форент здесь.
– В-ваша с-св-ветлость, н-но…
На серо-зеленой коже распорядителя выступили красные пятна.
– Никаких но, – отрезала я и добавила строгости в голос, – выполняйте.
– Ваша светлость, – барон Пирр бросил салфетку на стол, – девочки не могут обедать вместе со всеми. Это неприлично.
Его голос был холодным. Он еле сдерживал ярость и не считал нужным это скрывать. Я взглянула на всех остальных. Они тоже смотрели на меня с разной степенью осуждения.
– Простите, – со вздохом повинилась, опуская голову, – я уже привыкла к другим порядкам… Вы правы, ваше благородие, Анни здесь не место…
Распорядитель с облегчением выдохнул, сотрудники посольства расслабились и стали перешептываться, обсуждая мою эскападу, а угроза в глазах барона пропала.
После того как я, совершенно бесстыжая герцогиня Форент, была поставлена на место, торжественный обед продолжился. И все как-то разом забыли, что я теперь сидела не там, куда меня изначально хотели посадить.
Я знала, как сильно перегибаю палку, когда приказала привести Анни в столовую. Мне никогда не простили бы такое вопиющее нарушение традиций. Вот только я сделала это осознанно. Я вовсе не собиралась настаивать на своем. Моей дочери сейчас лучше побыть в своих покоях.
Зато я теперь сидела за герцогским столом. Это на самом деле было самым правильным решением. Я не замужем, а значит принадлежу семье отца, но при этом признана взрослой женщиной, а не девицей, место которой за семью замками.
Только возьмись я объяснять все с самого начала, никто не стал бы меня слушать.
Я тихонько улыбнулась, празднуя свою первую маленькую победу. И заметила, как несколько человек за столом тайком улыбались, с преувеличенным интересом разглядывая содержимое тарелок. Они разгадали мою хитрость. Среди них был и граф Шеррес…
Желание поговорить с графом вспыхнуло с новой силой. Враг моего врага – мой друг. И раз между графом Шерресом и бароном Пирром существует противостояние, было бы глупо не воспользоваться этим. Правда, оставался еще вопрос, кого граф ненавидит больше: барона или меня, поддельную герцогиню Форент…
Как он, вообще, догадался, что я – это не она? Абрита всю свою жизнь просидела взаперти, ее никто не видел, кроме отца, няньки, парочки служанок и садовника, ставшего отцом Анни. И вот тут я чуть не подавилась…
С интересом взглянула на графа Шерреса. Если допустить, что тот самый «садовник» никакой не садовник, то все становится логичным и понятным.
Побег Абриты сразу представал совершенно в другом свете. Это была не глупость бестолковой и наивной девчонки, а вполне продуманный план. Одно дело бежать, надеясь на авось, с садовником, и совсем другое с человеком, который является правой рукой посла Абрегоринаской империи. К тому же графу Шерресу вполне по силам было организовать исчезновение Абриты из охраняемого посольства. И причина тоже понятна. Если между ними вспыхнули чувства, то статус невесты императора не позволил бы им быть вместе.
Не знаю по какой причине их план сорвался, и как Абрита оказалась одна в трущобах, но, услышав от барона Пирра, что прибыла герцогиня Форент, граф Шеррес не мог не приказать, чтобы беглянку привели к нему. Не знаю, чего хотел граф на самом деле: попросить ли прощения за то, что бросил любовницу, или у него были какие-то другие намерения, но увидев меня, он мгновенно понял, что я самозванка. Вот только сообщить об этом во всеуслышание не мог. Никто не знал о том, что было между ними… кроме, возможно, старой няньки. Именно поэтому он и велел привести ее, чтобы та подтвердила, что я не Абрита. Но няньку уже с потрохами купил барон Пирр.
И слежка, которую устроил за мной граф Шеррес, получила объяснения. Вероятно, он надеялся, что я выведу его к настоящей Абрите. Или просто не хотел упускать меня из виду, надеясь, что я не выдержу напряжения. А, возможно, у него оставались какие-то крохи надежды, что вместо меня в один прекрасный момент появится она, настоящая Абрита.
Когда сегодня я заявилась в посольство вместо его возлюбленной, он не нашел ничего лучше, как угрожать мне прямо на церемонии. Хотя это было, по меньшей мере, глупо. Хорошо, что барон Пирр чересчур самоуверен, и не может представить, чтобы кто-то решил рисковать своей карьерой ради женщины. А, возможно, и жизнью… Император не простил бы человека, который «испортил» его будущую невестку.
Все это пронеслось в голове почти мгновенно. Я еще раз взглянула на графа Шерреса. Если я права, то это многое меняет. И дает мне шанс перетянуть графа на свою сторону. Нет, я не буду открывать ему всей правды, а свой человек в посольстве мне нужен, как воздух. Но прежде чем поговорить с графом, надо расспросить Анни…
Сразу после обеда я велела отвести меня к дочери. Анни встретила меня с криками радости. Она с разбегу повисла на мне, и мы долго обнимались под недовольное сопение старой няньки.
– Мам, – зашептала мне дочь на ухо, – Танита мне не нравится… Она злая и глупая. Говорит, что ты должна запереть меня в покоях и никуда не выпускать, потому что за дверями разврат и вертеп… Мам, а что такое вертеп?
– Это место, где собираются разные нехорошие люди, – улыбнулась я, – и обсуждают свои скверные дела…
– А, ясно, – кивнула дочь, – это наша харчевня, да?
Я рассмеялась.
Девичьи покои были довольно просторные, ведь несчастные девочки проводили здесь всю свою жизнь, и состояли из нескольких комнат. Первой была небольшая, но вполне роскошно обставленная гостиная. Я уже была здесь днем, когда привела Анни в ее покои. В этой гостиной проходили встречи дочери с родителями. А дальше начинались комнаты, в которые никому, кроме ребенка и нянюшек, не было хода.
Старухи попыталась перегородить мне дорогу, но я просто отодвинула ее, открыла дверь и пораженно замерла. Обстановка здесь было очень скудной. Голые каменные стены, голый пол, деревянные жесткие диваны и кресла, стол с простой полотняной скатертью… Все это было так не похоже на привычную роскошь герцогского дома. Неужели в Абрегоринской империи девочкам-аристократкам привычны такие условия? Я на секунду представила жизнь несчастной Абриты… Вот уж точно, отсюда сбежишь с кем угодно. Даже с садовником…
Кровать, на которой должна была спать моя дочь,тоже впечатляла. Деревянный настил, тонкий матрас, старое, протертое до дыр одеяло, довольно грубое постельное белье… Даже когда мы жили в Селесиной избушке, интерьер выглядел побогаче.
Не знаю, всех ли девочек в Абрегории держат в черном теле, но оставлять здесь Анни я была не намерена.
– Что это значит?! – не выдержала я и спросила у старухи, следовавшей за мной по пятам, – почему здесь так убого?!
– А что ты хотела, – зашипела Танита, – думала, тебя, девку безродную, и отродье твое в приличный дом взяли, так расстилаться перед тобой будут?! Ты и за это должна быть по гроб жизни мне благодарна! Если бы не я, не быть бы тебе герцогиней. А хоть слово кому скажешь, то и я молчать не стану! Всем скажу, что самозванка ты!
Я с изумлением уставилась на старую няньку. Права Анни. Злая и глупая. Значит все это специально задуманная акция, чтобы поставить мою дочь на место? Неужели Танита решила, что сможет крутить мной, как ей вздумается?! Мне стало смешно.
– Анни, – я повернулась к дочери, – собирайся, сегодня ты будешь ночевать со мной. А завтра, – теперь я смотрела на Таниту и говорила спокойным, ледяным тоном, – вы приведете покои в приличный вид, который соответствует титулу и положению маленькой герцогини. По поводу ваших угроз, – я усмехнулась, – рискните выдать мою тайну. Мне даже любопытно, как долго вы проживете после того, как откроете рот. Вы же не думали, что барон Пирр не укоротит ваш длинный язык самым простым и радикальным способом?
Старуха возмущенно открыла рот, но я даже не стала слушать, что именно она шипит. Подхватила Анни за руку и повела ее прочь из девичьих покоев. Довольная дочь прыгала всю дорогу. Они с Лушкой давно жили отдельно, в своих комнатах, и повод поспать в маминой постели Анни только радовал. Она, как и все дети, мгновенно забыла обо всех неприятностях. Но я не собиралась спускать старухе такого пренебрежения. Завтра же утром выскажу барону Пирру все, что я думаю по этому поводу. Если он думал, что я проглочу подобное отношение к моей дочери, то очень сильно ошибался. Мне проще самой спать на соломе, чем видеть в таком положении моих детей.
Но пока мне надо было узнать у Анни про графа Шерреса. И, когда мы пришли ко мне, я усадила дочь на колени и начала осторожно выспрашивать. Я расплела ей косы, и теперь осторожно расчесывала щеткой длинные, шелковистые пряди. Нам обоим это очень нравилось, хотя такие моменты выпадали нам редко. Все же именно вечером я уходила на работу.
– Анни, а ты помнишь графа Шерреса? Ты у него еще про облака спросила. Это тебе камешек подсказал?
– Да, – кивнула моя дочь. И, помолчав, добавила, – еще камешек мне сказал, что он мой папа. И чтобы он все понял, мне нужно было сказать ему, что он глупый. – Анни на мгновение ушла в себя, зевнула и добавила. – Он сейчас в саду, в беседке, где они встречались с мамой. И он очень хочет поговорить с тобой…
Я притянула дочь к себе. Впервые ее магия проявила себя вот так открыто. Обычно я никогда не могла определить: Анни делает и говорит то, что хочет сама, или это ей «нашептал» камешек. И, честно говоря, мне стало немного страшновато. Не навредит ли моей дочери способность видеть людей насквозь, знать, что происходит прямо сейчас и, возможно, произойдет в будущем?
О проекте
О подписке
Другие проекты