Меня больше нет

Тело продолжало просить боли. Ныло ушибленное место на спине, кровоточил глубоко порезанный палец, саднило, горело и кололо в нескольких точках. А она всё не могла угомониться и размышляла, что бы ещё прищемить или порезать, но так, чтобы новая боль была достаточно сильной и отвлекла всё внимание на себя.

Наверное, я схожу с ума или уже сошла, подумала Рита. Всё равно не смогу ведь изувечить себя так, чтобы про остальное забыть и отдаться только ей одной – этой жуткой боли. Нет, не хватит духу. Да если бы и хватило, любая физическая боль, в конце концов, пройдёт. А та, другая, так и останется. Чем её заглушишь? Если только… Ну, хватит! Так и в самом деле можно свихнуться.

Она подсунула палец под кран. В раковину потекла подкрашенная красным вода. Вот ещё одна вещь, от которой трудно оторвать взгляд – стекающая струйкой кровь. Та же вода в ручейке, только другого цвета. И течёт неизвестно куда. Рита смотрела на красную воду не мигая.

Но тут в дверь затарабанили, и она неохотно пошла открывать. Так стучала только её соседка Ася из квартиры снизу.

– Ритусик, что ты так долго не открываешь? Что тут у тебя происходит? Ты мебель передвигаешь, что ли? – Ася, как всегда, задавала сразу кучу вопросов и не дожидалась ответа на них. Увидев, как Рита поморщилась, Ася спохватилась:

– Ой, прости, опять забыла, как ты болезненно реагируешь на «кличку» Ритусик. Но знаешь ведь, как нежно я к тебе отношусь… И всё же, что тут у тебя? Слышу – шум какой-то, стук, топанье, словно ты по комнатам носишься. Подожди-ка… Стой! Повернись, давай, давай, не отворачивайся, всё равно ведь увижу. Так, ссадина на лице… А кровь откуда? А это что за царапины? – Ася схватила Риту за руку и стала рассматривать длинные красные полосы выше запястья.

Рита безропотно протягивала Асе то одну руку, то другую, поворачивала лицо к свету и приподняла юбку, чтобы показать разбитую коленку, когда Ася заметила, что Рита прихрамывает.

– Кто тебя так? Тебя избили? Да хватит молчать! – рявкнула Ася, и слёзы покатились из её глаз. – На тебе же места живого нет…

– Есть, есть живое место, не реви, – наконец выдавила из себя Рита. – Никто меня не бил, я упала так, неудачно, ну и побилась немножко…

– Немножко?! Ты вообще думаешь, что говоришь? И врёшь ты всё, невозможно так упасть! Ладно, ладно, не хочешь, не говори сейчас, потом расскажешь, – Ася стала быстро выдвигать ящики стола, потом кинулась в ванную. – Да, чёрт возьми, где у тебя это… ну бинт там, вата, спирт… А, вот нашла перекись. Ну-ка садись давай…

Ася стала осторожно протирать ушибы и порезы, обтёрла разбитую коленку, потом легко прикоснулась к ссадине на скуле. И тут Рита не выдержала. Она зарыдала, уткнувшись Асе в живот и судорожно вцепившись пальцами в её ладони.

– Ну, вот, теперь нормально, поплачь, а то вид у тебя какой-то безумный, – всхлипывала Ася и целовала Риту в щёки и спутанные волосы на макушке.

Когда Рита немного успокоилась и пошла в ванную умыться, Ася сбегала к себе домой и вернулась с бутылкой коньяка.

– Выпей немного, тебе сейчас не помешает, – Ася плеснула коньяку в чашку и вставила её Рите в руку. – И я с тобой… Мне тоже не помешает…

Рита сделала большой глоток, но тут же выплюнула всё прямо на стол. Ася вытаращила глаза.

– Нельзя, – выдохнула Рита.

– Что с тобой, что вообще происходит, ты можешь хоть что-нибудь объяснить? – Ася пристально смотрела на Риту. – Может быть… Ты что, беременна?

– Нет, – качнула головой Рита.

Они долго сидели за столом и молчали. Стемнело, но свет зажигать не стали. Рита слегка покачивалась на стуле. Ася пыталась что-то спрашивать, но Рита не отвечала. Ася налила себе ещё и выпила.

– Почему ты спросила, не беременна ли я?

– Ну, не знаю, показалось вдруг… А ты в самом деле не беременна? Нет? Почему тогда тебе нельзя выпить?

– Расскажи, что ты чувствовала, когда… Ты ведь раз пять, да?

– Да. Или шесть? Да, шесть.

– Почему ни разу не оставила?

– Да всё казалось, успею ещё. И потом, знаешь, эта тошнота постоянная, я от неё просто дурела.

– Не жалеешь?

– Только давай вот без этих вопросов, ладно? Жалею, не жалею, какая разница?

– Ненавижу… – прошептала Рита.

– Что?! Кого ты ненавидишь? Меня? – Ася с растерянным видом сунула в рот сигарету, но так и не прикурила. – Ладно. Ладно… Не знаю, что с тобой случилось, что вообще творится в твоей голове, душе, ещё там где-то… Разберись сначала сама.

Ася хлопнула дверью. И стало тихо. Так ужасно тихо. Рите снова захотелось заплакать, но слёз уже не было.

* * *

Осеннее утро было прекрасным. Солнце ещё не охладилось настолько, чтобы не чувствовалось его тепла. И деревья ещё стояли разноцветными. Под ногами приятно шуршали листья. А воздух, казалось, был настоян на чём-то особенном, словно в него добавили что-то с терпковатым вкусом и запахом.

Рита шла быстро. Ей хотелось поскорее покончить со всем, хотя она ужасно боялась услышать приговор. Изматывающий страх не отпускал её уже много дней. Она знала, что ничего хорошего её не ждет. Но, Господи, разве в такое отчаянно прекрасное утро может случиться что-то плохое?!

– Вы первый раз на приёме, на учёт ещё не встали? – спросил усталый немолодой врач. – Анализы сдали? Давайте, – он протянул руку.

Рита вжалась в спинку стула. Открыла сумочку и стала копаться в ней, хотя заранее положила все листочки в карман пиджака. Врач молча наблюдал.

– Какая у вас беременность? – спросил он.

– Первая.

– Ясно. Не надо так волноваться. Сколько вам лет?

– Сорок… один, – Рита закашлялась.

– Вот как, – удивился врач. – Вы выглядите значительно моложе.

Рита кивнула. Врач смотрел на её дрожащую руку, когда она, наконец, протянула ему бумаги.

– Все волнуются. Ничего, всё будет хорошо. Сейчас поглядим, что там у вас.

Ну, вот и всё, подумала Рита. Она боялась поднять на него глаза. И когда всё же решилась, увидела его хмурое лицо.

– Что ж, теперь понятно… Видимо, вы, Маргарита, догадываетесь о том, что я скажу.

Догадываюсь, кивнула Рита.

– Прерывание беременности невозможно – плацента низкая. У вас только два варианта: рожать или удалять матку. Но рожать в вашем случае… – доктор не договорил.

Кровь хлынула ей в голову, комната завращалась, в горле перехватило, и она начала задыхаться, а потом валиться куда-то вбок. Врач подхватил её и довёл до кушетки. Рита пришла в себя от резкого запаха нашатыря. Она открыла глаза и увидела над собой лицо девушки, видимо, медсестры.

– Очнулись? Что ж вы… не нужно так переживать, приговор не смертельный, – врач снял белую шапочку и энергично потёр виски ладонями. – Но, думаю, лучше откровенно, да? Про ваш возраст я даже и не говорю. С вашими проблемами, сами понимаете, рожать не просто рискованно, а очень рискованно. Давно у вас фиброма?

– Восемь лет.

– Не советовал бы вам рожать. Вряд ли ребёнок будет здоровым. То есть, что я говорю… Я вообще очень сомневаюсь, что вы сможете его выносить. Но решение вы должны принять сами. Приходите через три дня.

Рита вышла на улицу. Вокруг было всё то же осеннее утро. Если вычеркнуть из этого утра последний час, то оно продолжало бы оставаться прекрасным. Но кабинет врача, как линия отреза, разделил утро на две части. В одной части Рита продолжала быстро идти по шуршащим листьям, а в другой ей казалось, что это идут по ней.

* * *

То, что с ней что-то не так, Рита поняла не сразу. Прошло, наверное, больше двух месяцев, прежде чем она стала замечать какие-то странные ощущения. Они были такие необычные, не похожие на то, что она испытывала раньше. Но мысль о беременности она сначала отбросила, как невозможную. Её мечту стать матерью врачи уничтожили много лет назад, вынеся приговор: бесплодна. Пролечившись безрезультатно несколько лет, Рита смирилась, хотя жизнь с тех пор стала казаться ей какой-то полустёртой, безвкусной. И как же теперь она могла поверить? Но в её организме что-то происходило, и это становилось всё явственнее, уже невозможно было не замечать этого.

Сначала очень робко, потом всё смелее она стала предаваться тем самым мечтам, которые так долго выжигали из неё калёным железом. Теперь Рита призывала ночь, бывшую для неё столько лет мучением, приходить поскорее – тогда она оставалась в целом мире одна, могла хоть всю ночь напролёт лежать и легко поглаживать свой живот. Нет, теперь уже не одна. Она могла часами разговаривать с тем, кто уже где-то был и мог слышать её, могла слушать с ним музыку и напевать ему колыбельные. Он присутствовал в ней – не в каком-то одном месте, а во всей.

– Как можно рассказать, что ощущаешь, когда в тебе зарождается новая жизнь? Рассказывать об этом – всё равно, что сердце рукой трогать, – удивлялась Рита. – А впрочем, зачем рассказывать и кому? Женщины знают, а мужчинам не понять…

В какие-то моменты ей казалось, что она растворяется в воздухе и становится с ним единым целым. Её тело изнутри поглощало нечто: оно было живым. Как это может быть – из ничего? Рита столько раз задавала себе этот вопрос, но разве нашёлся бы кто-то, кто смог бы ответить на него. И она просто говорила: