Пустота в квартире к утру не рассеялась, она лишь загустела, словно холодный туман. Варя провела ночь в тревожной дремоте, ворочаясь на простынях, которые все еще пахли Игорем, – слабый, ускользающий аромат его одеколона, напоминание о безопасности, которая была сейчас так далеко.
Она механически приготовила кофе, ее пальцы дрожали. Телефон молчал. Игорь не звонил. Кирилл не писал больше. Это затишье было обманчивым, как затишье перед бурей.
Она снова достала визитку Зайцева. “Испытательный сбор”. Две недели. Она положила ее на стол, рядом с чашкой, и просто смотрела, будто ожидая, что картонка сама примет за нее решение.
Ее спас от размышлений резкий звонок в дверь. Сердце екнуло – нелепая, мгновенная надежда, что это Игорь вернулся сюрпризом. Она подбежала, взглянула в глазок и отшатнулась, словно от удара током.
За дверью стоял Кирилл.
Он был в простой темной толстовке, без спортивной формы, выглядел уставшим. Его руки были засунуты в карманы, а взгляд, тяжелый и неспящий, был устремлен на дверь, будто он видел ее сквозь дерево.
Варя замерла, не дыша. Уйти. Сделать вид, что меня нет. Но он, казалось, чувствовал ее присутствие.
– Варя, – его голос прозвучал приглушенно, но властно сквозь дверь. – Открой. Я знаю, что ты там.
Она медленно, почти против воли, повернула ключ.
Дверь открылась. Они стояли друг напротив друга в тесном коридоре. Он был таким большим, заполнял собой все пространство. От него пахло холодным утром и чем-то напряженным, знакомым.
– Как ты узнал, где я живу? – выдохнула она.
– Неважно, – он отмахнулся, его взгляд скользнул по ней, по ее растрепанным волосам, по спортивным штанам. – Ты не пришла вчера.
– У меня не было причин приходить.
– Причины были, – он шагнул вперед, вынуждая ее отступить в прихожую. Дверь закрылась за ним с глухим щелчком, изолируя их в маленьком пространстве. – Мы не закончили тот разговор. Год назад.
– Все было закончено, Кирилл. Я осталась с Игорем. Ты извинился. Мы… – она запнулась, вспомнив тот поцелуй на балконе.
– Мы ничего не закончили, – он перебил ее, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь, тот самый, что пугал и притягивал одновременно. – Ты просто убежала. Как вчера.
Он окинул взглядом квартиру, его взгляд задержался на двух чашках на полке, на мужской куртке на вешалке. Его лицо исказилось гримасой, в которой было что-то от боли.
– У тебя тут мило. Уютно. – Слова прозвучали как обвинение.
– Уйди, Кирилл.
– Зайцев, – выпалил он вдруг, вернув взгляд на нее. – Что он тебе предложил?
Варя почувствовала, как подкашиваются ноги. Так вот о чем этот визит. Не о прошлом. О будущем.
–Это не твое дело.
– Он звал тебя в сборную, да? – Кирилл снова шагнул к ней, теперь они стояли почти вплотную. Он не касался ее, но его близость была осязаемой, давящей. – Ты что, серьезно думаешь об этом? После всего? Ты сломаешься снова, Варя. Они там не будут с тобой нянчиться.
– А ты? – вырвалось у нее, голос дрогнул от нахлынувшей ярости. – Ты нянчился? Ты чуть не сломал мне колено! Нарочно!
Это висело между ними все это время, но она никогда не бросала ему это в лицо так прямо.
Его лицо побелело. На секунду в его глазах мелькнуло что-то дикое, почти животное, и он резко схватил ее за запястье. Не больно, но так, чтобы она не могла вырваться.
– Я был не в себе! – прошипел он. – Я видел, как ты смотришь на него, на этого баскетболиста! И я сходил с ума!
– Это не оправдание! – она попыталась вырваться, но его хватка была стальной. – Ты знал про мою травму! Ты знал!
– Я знал! – крикнул он, и его голос сорвался. – И я ненавидел себя каждый день после этого. Но я не позволю тебе сломать себя снова из-за каких-то иллюзий! Ты не вернешься туда, Варя. Ты останешься здесь.
Внезапно его хватка ослабла. Он все еще держал ее за руку, но теперь это было не сдерживание, а нечто иное. Его пальцы обжигали ее кожу. Его дыхание смешалось с ее дыханием. Он смотрел на нее с той самой всепоглощающей одержимостью, что когда-то разбила ее в осколки.
– Ты боишься не травмы, – тихо, почти шепотом, сказал он. – Ты боишься себя. Той, какой ты становишься рядом со мной.
И прежде чем она успела что-то сказать, он наклонился и прижался губами к ее губам.
Это не был нежный поцелуй. Это был захват. Заявление прав. Взрыв, который отозвался огнем во всем ее теле, знакомым и пугающим. Год попыток забыть, построить новую жизнь, рухнул в одно мгновение. Она замерла, парализованная, не в силах оттолкнуть его, не в силах ответить.
Он оторвался так же резко, как и начал. Его глаза были темными, почти черными.
– Решай, Варя, – прошептал он. – Но помни, с кем ты играешь.
Он отпустил ее руку, развернулся и вышел, бесшумно закрыв за собой дверь.
Варя стояла одна в прихожей, прижав пальцы к губам, все еще чувствуя его жгучее прикосновение. На столе лежала визитка Зайцева. В телефоне молчал Игорь. А в воздухе висел вкус Кирилла – вкус страсти, боли и полного, тотального разрушения.
Она стояла, все еще ощущая жгучее прикосновение его губ на своих. Словно клеймо. В ушах гудело, а в висках стучало: ”Ты боишься себя. Той, какой ты становишься рядом со мной”.
Это было правдой. Самой страшной правдой, которую он мог вытащить наружу. Рядом с Игорем она была спокойной, уравновешенной, “исцеленной”. Рядом с Кириллом, она становилась вулканом. Взрывоопасной, иррациональной, живой. И этот взрыв был одновременно и самым страшным, и самым желанным чувством в ее жизни.
Давление, которое копилось с самого вчерашнего дня – встреча с Зайцевым, молчание Игоря, тяжелый взгляд Марка, слова тренера и теперь это… этот поцелуй, эта война, объявленная ей снова, – все это нахлынуло единой, сокрушительной волной.
Голова закружилась. Комната поплыла перед глазами. Она попыталась сделать шаг, чтобы опереться о стену, но ноги подкосились. Короткий, сдавленный крик вырвался из ее горла – не от боли, а от беспомощности перед этим хаосом внутри.
И все поглотила темнота.
Она пришла в себя от пронзительного холода. Лежала на полу в прихожей, щекой прижавшись к прохладному ламинату. Слеза засохла на виске. Сколько прошло времени? Пять минут? Час?
Она медленно поднялась, опираясь на дверной косяк. Тело было ватным, в голове – пустота и оглушительный звон. Она доплелась до кухни, налила стакан воды дрожащими руками и сделала несколько глотков, пытаясь прогнать тошноту.
Взгляд упал на смартфон, лежащий на столе. Экран был темным. Никто не звонил. Никто не писал. Она была абсолютно одна в этой тишине, которую только что нарушил он.
“Решай, Варя”.
Решение. Оно висело над ней дамокловым мечом. Зайцев и его сборы. Возвращение в адреналин и боль, где ее ждала либо слава, либо новое, окончательное падение. Игорь и его тихое, безопасное “завтра”. И Кирилл… Кирилл с его “сегодня”, с его огнем, который сжигал дотла.
Она подошла к окну и распахнула его, впуская в квартиру влажный холодный воздух. Он обжег легкие, но прочистил голову.
Она не могла позволить этому хаосу сломать ее. Не сейчас. Не после всего, через что она прошла.
Варя взяла телефон. Пальцы сами потянулись к номеру Игоря, но она остановилась. Что она скажет ему? “Меня только что поцеловал Кирилл, и я не уверена, кто я после этого”? Нет. Это было бы предательством. И по отношению к нему, и по отношению к себе.
Вместо этого она открыла контакты и нашла новое, незнакомое имя – Зайцев.
Она не стала звонить. Она набрала сообщение. Короткое. Простое. Решение, принятое на грани отчаяния, но единственное, которое казалось хоть сколько-нибудь верным в этот момент.
“Я еду. Вышли, пожалуйста, подробности по сборам. Варя Соколова.”
Она отправила его, не дав себе передумать. Потом подняла глаза и посмотрела на свое бледное отражение в темном стекле окна.
Она сделала шаг. Вперед. Навстречу старой боли, старому страху и, возможно, старой себе. Потому что оставаться здесь, в этой ловушке спокойствия и страсти, было уже невозможно.
Сообщение было отправлено. Точка невозврата пройдена. Теперь главное – не думать, не анализировать, а действовать. Автоматически. Пока не нахлынула паника.
В голове всплыло воспоминание: Алексей Иванович, пару месяцев назад, сунул ей в руку визитку после того, как она пожаловалась на старую боль в колене после долгого дня на ногах.
“Возьми. Мурашко, Андрей Петрович. Врач для наших в медпункте кампуса. Сотрудникам без очереди. Не запускай себя, Соколова”.
Она никогда не решалась пойти. Боялась услышать вердикт, который окончательно поставит крест на всех тайных надеждах. Но теперь… теперь это было необходимо. Если она едет на сборы к Зайцеву, она должна знать, с чем идет. Она должна быть честной с собой.
Варя быстро собралась, натянула куртку и вышла из квартиры, стараясь не смотреть на дверь, за которой несколько часов назад стоял Кирилл.
Медпункт располагался в одном из старых корпусов. Запах антисептика и тишина. Девушка-регистратор, услышав фамилию и что она от Алексея Ивановича, без лишних слов пропустила ее.
Андрей Петрович Мурашко оказался немолодым мужчиной с внимательными, уставшими глазами. Он молча выслушал ее сбивчивый рассказ – старая спортивная травма, колено, периодические боли, необходимость понять, возможно ли…
– Раздевайтесь, будем смотреть, – коротко сказал он, прервав ее.
Осмотр был тщательным и безмолвным. Его пальцы, твердые и опытные, прощупывали сустав, сгибали ногу, проверяли каждую связку. Варя закусывала губу, готовая к худшему.
– Рентген нужно сделать, конечно, – наконец произнес он, отходя. – Но по первичному осмотру… Деформации сустава нет. Мышечный корсет развит хорошо, даже слишком для “сотрудника”. – Он посмотрел на нее прямо, и в его взгляде мелькнуло понимание. – Тренируешься. Тайком.
Варя покраснела и опустила глаза.
– Врач Зайцев, из молодежной сборной, звал меня на сборы, – выдохнула она, словно делая признание. – Я… согласилась.
Мурашко медленно кивнул, без удивления.
– Так и знал. Зайцев чутьем чует тех, кто еще не остыл. Слушай, девочка. Колено твое – не хрусталь. Оно выдержит. Но… – Он сделал паузу, его взгляд стал серьезным. – Но психологически ты готова? Там будут давить. Будут ломать. Будут смотреть на тебя как на инвалида, который лезет не в свое дело. Травма в прошлом – это клеймо. Ты уверена, что готова это клеймо носить снова, на виду у всех?
Его слова врезались в самое сердце. Он говорил не о физиологии, а о том, чего она боялась больше всего – о взглядах, о шепоте за спиной, о жалости и недоверии.
– Я… не знаю, – честно призналась она.
– Вот и подумай, – он выписал направление на рентген. – Физически шанс есть. А вот ментально… Решать тебе. Зайцев – хороший специалист, но он не психолог. Он будет выжимать из тебя все, не глядя на шрамы в твоей голове.
Варя взяла направление, ее пальцы дрожали.
– Спасибо, Андрей Петрович.
– Не за что. И, Соколова… – он проводил ее до двери. – Если решишься ехать – держись. Если нет – не кори себя. Иногда настоящая сила не в том, чтобы пройти через боль, а в том, чтобы признать, что она тебе больше не нужна.
Она вышла из медпункта с листком направления в руке и с новой, еще более тяжелой мыслью в голове. Физически она могла. А душа? Та самая часть ее, что только что откликнулась на поцелуй Кирилла, жаждавшая бури, а не покоя…
Готова ли она?
Слова врача эхом отдавались в голове, смешиваясь с воспоминанием о поцелуе Кирилла. Ей нужно было заземлиться. Услышать голос Игоря. Его спокойный, уверенный тон должен был вернуть ей ощущение реальности, отменить этот сюрреалистичный кошмар, в который превратился ее день.
Она достала телефон, с надеждой глядя на экран. Ничего. Ни одного сообщения. Ни одного пропущенного вызова.
“Может, он просто очень занят”, – попыталась она убедить себя, набирая его номер.
Вызов ушел в тишину. Долгие гудки, а затем – голосовая почта. “Абонент временно недоступен…”
Она сбросила и быстро набрала сообщение, стараясь, чтобы паника не просочилась в текст.
“Игорь, привет. Как ты? У меня тут сложный день. Позвони, когда будет минутка. Очень нужно услышать твой голос.”
Она отправила и замерла в ожидании. Секунда. Пять. Десять. Три точки, показывающие, что сообщение доставлено, так и не сменились на “прочитано”.
Внутри все похолодело. Это уже было не просто «занят». Это было что-то другое. Что-то неприятное и тревожное.
“Неужели нет ни секунды, чтобы написать? Хотя бы одно слово? "Занят", "Позже"?”
Она сжала телефон в руке, чувствуя, как по щекам катятся предательские слезы. Она осталась одна. Совершенно одна. Своим решением ехать на сборы она отрезала себя от прошлого. Своим молчанием Игорь отрезал ее от настоящего. А Кирилл… Кирилл своим появлением вытолкнул ее в какое-то тревожное, нестабильное будущее.
Она сидела на кровати, глядя в стену, и понимала, что ее “тихая гавань” дала течь. И самый страшный шторм был еще впереди.
Она сидела, не двигаясь, пока сумерки за окном не сгустились в настоящую ночь. Телефон лежал на коленях мертвым грузом. Молчание Игоря было оглушительным. Оно кричало громче любых слов, громче поцелуя Кирилла, громче трезвого голоса врача.
Это молчание было ответом. Жестоким и окончательным.
Варя медленно поднялась. Ноги сами понесли ее в ванную. Она включила воду, сняла одежду и залезла под душ, стоя под почти кипящими струями, пока кожа не покраснела, а зеркало не запотело полностью. Она пыталась смыть с себя всё: прикосновение Кирилла, запах медицинского кабинета, тяжелый взгляд Зайцева и это давящее, унизительное чувство брошенности.
Но оно не смывалось.
Завернувшись в халат, она вернулась в комнату и снова взяла телефон. Ничего. Она открыла чат с Игорем. Ее последнее сообщение висело одиноким маяком в пустоте. Она пролистала вверх. Их переписка последних дней была сухой, деловой. “Долетел”. “Как дела”. “Целую”. Он отдалялся. Она слишком поздно это заметила, увязнув в своих внутренних бурях.
Глаза снова наполнились слезами, но на этот раз это были слезы гнева. Гнева на него, на себя, на всю эту несправедливую ситуацию.
Ее пальцы сами потянулись к визитке Зайцева, лежавшей на тумбочке. Она взяла ее. Твердый картон был единственной опорой в рушащемся мире.
И в этот момент телефон наконец вибрировал.
Сердце замерло. Она резко посмотрела на экран.
Кирилл.
Не Игорь. Кирилл.
Сообщение было коротким.
“Завтра. Задний выход. 18:00. Придешь.”
Варя сглотнула ком в горле. Вчера она бы испугалась. Вчера она бы убежала. Но сегодня… Сегодня ей было нечего терять.
Она не ответила. Она просто положила телефон и визитку рядом. Два вызова. Две разные пропасти.
Одна вела в неизвестность, к боли, к возможному краху, но зато к честности с самой собой.
Другая – в знакомый ад, в страсть, которая обжигала, в разрушение, которое манило.
А тихая гавань, в которой она так отчаянно пыталась укрыться, оказалась миражом.
Она потушила свет и легла в постель, глядя в потолок. Завтра. Завтра ей предстояло сделать выбор. И впервые за долгое время она чувствовала не страх, а леденящее спокойствие обреченного. Решение созревало в темноте, горькое и неизбежное.
День обещал быть «интересным» с самого утра. Первым делом сломался чайник, с шипением и клубом пара испустив дух прямо у нее на глазах. Варя просто посмотрела на него – истеричный смех подкатывал к горлу. Было ощущение, что вселенная вставляет ей палки в колеса на ровном месте.
Спускаясь по лестнице, она оступилась, и лишь резким хватом за перила удалось избежать падения. Сердце бешено колотилось, а в ушах звенело. Уже плохой знак.
На первой же паре она с ужасом поняла, что забыла зарядник. Процента через двадцать телефон разрядится в ноль, окончательно отрезав ее от мира. От Игоря. От любых новостей. Мысль была панической.
Когда она, измотанная и на взводе, пришла в зал, картина, которая предстала ее глазам, заставила ее застыть на пороге.
На площадке шла интенсивная тренировка. Но командовал процессом не Алексей Иванович, а он – Зайцев. Он стоял в центре, его громовый голос отдавал команды, а его пронзительный взгляд сканировал каждого игрока. Алексей Иванович находился рядом, но на вторых ролях, кивая и делая пометки в блокноте.
Вся команда была на пределе. Даже братья Бровкины пыхтели, выкладываясь по полной. Кирилл работал с таким свирепым сосредоточением, будто хотел прожечь мячом пол. Его взгляд на секунду скользнул по Варе, стоящей в дверях, – быстрый, обжигающий, – и сразу вернулся к игре.
Стёпа что-то кричал, организуя атаку. Марк молча и эффективно гасил мячи в пол. Даже Егор, обычно спокойный, был собран и резок в движениях.
Зайцев заметил ее. Его взгляд, тяжелый и оценивающий, на мгновение остановился на ней, но он не кивнул, не подозвал. Он просто продолжил наблюдать, как будто она была частью декораций. Но Варя поняла. Это был тест. Он показывал ей разницу между ее тайными одинокими тренировками и настоящей, профессиональной работой. Показывал уровень, на который ей предстояло выйти. Если она решится.
Алексей Иванович, поймав ее взгляд, лишь тяжело вздохнул и мотнул головой, словно говоря: “Вот, полюбуйся, во что ты ввязалась”.
Варя стояла, чувствуя, как по ее жилам вместо крови бежит жидкий огонь страха и азарта. Сломанный чайник, забытый зарядник, едва не случившееся падение – все это казалось мелкими помехами на фоне того вызова, что смотрел на нее с площадки.
Она медленно прошла на свою скамейку, но сегодня она не могла просто сидеть. Каждый мускул в ее теле напрягся в ответ на ритм игры. Она следила за каждым движением, каждым пасом, каждым ударом.
И поймала себя на мысли, что ее рука непроизвольно сжалась в кулак, повторяя траекторию удара Кирилла. Старая боль в колене отозвалась не ноющей болью, а глухим, знакомым эхом былой мощи.
День и правда обещал быть интересным. И самым интересным в нем было еще впереди – встреча с Кириллом в шестом часу у заднего выхода. С пустым телефоном и полной неопределенностью в душе.
Зайцев не просто командовал – он громил их. Его голос, словно раскаты грома, рубил воздух в гулком зале.
– Остановись! – рявкнул он, и игра замерла. Он прошелся взглядом по запыхавшимся игрокам. – И это вы выиграли прошлые матчи? Да вас школьная команда разорвала бы! Вы вообще ни о чём! Ни тактики, ни сыгранности, одна грубая сила!
О проекте
О подписке
Другие проекты
