Читать книгу «Кое-что из жизни воронов и не только…» онлайн полностью📖 — Алины Николевской — MyBook.
image
cover

Кое-что из жизни воронов и не только…
Алина Николевская

© Алина Николевская, 2017

ISBN 978-5-4483-8168-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1
Мой друг Локи

Он сел на скамейку рядом со мной и сообщил:

– Я сикал.

Я хотел было сказать: «А я какал». Но ничего не сказал. Лишь отвернулся. Да, сколько же торчков бродит днём по набережной канала Броуверграхт! Причём, нарочито расхристанного вида, характерного для туристов, прущихся в Амстердам, как в центр мирового порока. А какой уж тут особенный порок? Если речь идёт о квартале красных фонарей Ред Лайт с его приманкой – «витринной» проституцией, то не нужно много времени, чтобы, побродив по лабиринтам плотной старо голландской застройки, почувствовать себя мальчиком, которому вместо шоколадной конфеты подсунули пустую обёртку. Или дерьмом собачьим, когда поймёшь, что тебя обслужил транссексуал, а их в «витринах» немало. Если же имеется в виду вседозволенность в смысле употребления наркотиков, то употреблять легально здесь можно лишь марихуану, гашиш и галлюциногенные грибы. И то не все, а лишь некоторые. Вот их-то видно и нажираются с горя туристы, когда прикидывают, во что обошлась неделя «отрыва». Дешевле было бы в течение года ни в чём себе не отказывать с девочками с Ленинградского шоссе, подъедаясь при этом подмосковными мухоморами. Это что касается бывших соотечественников. К их числу и относится, по всей видимости, этот, который сикал, раз он обратился ко мне по-русски.

– Вы меня не поняли, – снова подал он голос, тронув меня за рукав. – Сикол – это моё имя. Вторая гласная – «о».

Я хотел было сказать: «А я всё равно какал на то, что ты Сикол». Но не сказал, ограничившись тем, что демонстративно стряхнул с рукава несуществующую пылинку.

– Зря вы так, – покачал он головой. – Я же ваш друг. А друг – это человек, который знает о вас всё, и, тем не менее, вы по-прежнему ему нравитесь.

Я хотел было посоветовать ему отправиться в ближайший гей-клуб, где, он, наверняка, сорвёт пассажем о друге продолжительные аплодисменты, но снова промолчал. Ибо, как говаривал капрал-шеф Жак Дорньер: «Не стоит без нужды вступать в контакт с незнакомцем, ведь завтра его, возможно, придётся убить».

Если без понтов, то это правило не отражало реалий моей нынешней жизни, как оно ещё совсем недавно отражало реалии выживания в джунглях африканской страны Кот-д-Дивуар, но выучка, есть выучка. Поэтому я молча встал и пошёл прочь.

– Мы ещё встретимся! Обязательно встретимся! – заверещал мне вслед Сикол. – Завтра на канале Сингел, у почтамта….

«Я набью тебе морду», – мысленно продолжил я его текст, не замедляя шага.

Что касается набить морду, причём, первому встречному, то это желание действительно появилось у меня утром следующего дня, сразу после телефонного разговора с главным редактором издательства «Гранада» господином Гаршавиным.

– Рукопись на рецензировании, – скучным голосом произнёс он, отвечая на вопрос о судьбе моего романа.

– До сих пор? – удивился я. – Я отправил её пять месяцев назад. В декабре, а сейчас начало мая. Вы уверены, что она не потерялась?

– Уверен, – отрезал он. – Так же, как и в том, что «Гранада» получает по тридцать-сорок произведений в день, и всё о драконах, джедаях-трансформерах и роботах-убийцах.

– Если вы намекаете на мой первый роман, то он, действительно, ниже всякой критики, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Вы поступили правильно, отклонив его. Но эта рукопись совершенно другая. Она вам обязательно понравится. В ней фэнтэзи лишь фон для событий реальной жизни.

– Хорошо, – сказал Гаршавин после продолжительной паузы. – Я посмотрю лично. Перезвоните через неделю.

Услышав короткие гудки, я сильно приложился затылком к стене кабинки междугородней связи. Это было, хоть и плохой, но заменой ни с чем не сравнимого по ощущениям подзатыльника Жака Дорньера, которым он частенько награждал меня, как и остальных новобранцев французского Иностранного Легиона, исключительно в целях примирения с окружающей действительностью. Действительность же, окружавшая новобранцев особенно в начальный период подготовки к легионерской службе, доставала так, что впору было завыть. Но выть было нельзя. Надо было между «апелями» – общими построениями, случавшимися по двадцать-тридцать раз на дню, учить традиционные песни Легиона, все, как одна похожие на «Марсельезу», только с посвистом в конце каждого куплета.

Насвистывая марш «Мы идём по Африке», я вышел из Главного почтового офиса и сразу же наткнулся на Сикола, который выглядел уже не как косящий под антиглобалиста менеджер среднего звена, а как этот самый менеджер, отлучившийся с работы на ланч.

– Опять динамо? – спросил он, не тратя время на приветствие. —Ты расстроен?

Я сплюнул ему под ноги, чего в Амстердаме делать не рекомендуется (штраф до сорока евро) и закурил. Он тоже закурил, но как-то неохотно, будто за компанию. Потом сказал:

– Ну и сволочь, этот Гаршавин!

Я заглянул в его серенькие, в тон костюма глазки, и поймал себя на мысли, что ничуть не удивился. А что, всё правильно, пробеги, хоть три тысячи ли, а всё будто в гробу. Вычислили, выследили, теперь будут шантажировать киллерским прошлым, пока не подряжусь на какую-нибудь грязную работёнку. Сделаю её, а они не отстанут, будут продолжать давать задания через этого урода Сикола – кликан не мог подобрать получше! Капрал-шеф Жак Дорньер учил: «Никогда не оскорбляйте людей формой своих высказываний, если в состоянии оскорбить их содержанием, а лучше просто взглядом».

Красноречивость взгляда была, на всякий случай, подкреплена дополнительным плевком (сорок евро, если кто забыл), после чего я развернулся и пошёл к машине.

Конечно, первым побуждением было сменить место жительства, чего по здравому размышлению я решил не делать. Ведь, если выследили в Дамраке, населённом по преимуществу иммигрантами арабами, то выследят и в любом другом месте. Считающийся же небезопасным Дамрак, устраивал меня, главным образом, по причине дешевизны жилья. Маленькая (меньше московской стандартной однокомнатной) квартирка стоила в приличном районе баснословных денег, а я снимал у марокканца Аммара похожую из расчёта три евро в сутки.

Что же касается безопасности, то я быстро дал понять представителям пока ещё не свободного мира, что освобожу от земных обязанностей каждого, кто хоть как-то осложнит моё существование и существование моей собаки, собакой, по большому счёту, не являвшейся. Но об этом мало кто догадывался, ибо я выдавал волка Зорро за среднерусскую овчарку.

Имя Зорро я выбрал по причине его звучности, а не потому, что волк любил людей и был готов совершать во имя их разнообразные подвиги. Напротив, не любить людей у него были все основания, впрочем, как и у меня, на чём мы с ним и сходились. В остальном же, нам пришлось довольно долго притираться друг к другу, идя на взаимные уступки. Ему пришлось научиться носить намордник, ходить рядом на поводке, неподвижно стоять, не оказывая сопротивления, при чесании щёткой. Я же смирился с тем, что волк в моё отсутствие валялся на диване, а также с необходимостью совершать длительные велосипедные прогулки. Кстати, зрелище вынужденной бежать за велосипедом несчастной, с высунутым языком собаки редко кого из амстердамцев оставляло равнодушным. В лучшем случае, они провожали меня уничтожающими взглядами, в худшем – начинали громко выражать сочувствие бедному животному, всячески понося при этом его бессердечного хозяина. Где им было знать, что на воле сородичи Зорро способны за ночь, играючи, пробежать от пятидесяти до восьмидесяти километров, и что такие пробежки волкам жизненно необходимы. Я же это знал, так как работал в знаменитом Амстердамском зоопарке Артис. Работал в должности секьюрити, куда принимают после платных шестимесячных курсов с обязательным просмотром немереного количества анималистических фильмов. В зоопарке я с Зорро и познакомился. Причём, при весьма драматических обстоятельствах.

Дело в том, что люди приговорили волка к смерти за то, что он искусал своего мучителя-дрессировщика – автора омерзительного циркового номера под названием «Волк и семеро козлят». Так как все номера с животными я отношу к разряду омерзительных, то разницы между ними не делаю. Разницу я делаю между тем, что человек может вопить в суде о виновности волка, а волк вопить о виновности человека не может. Хотя, насколько несладко ему пришлось, я понял, когда увидел следы погашенных о шкуру сигарет и варварски сточенные клыки. Увидел я всё это уже потом, когда Зорро перебрался на жительство в мою квартиру в Дамраке, а тогда просто принял к сведению, что крайняя клетка слева занята серым хищником, которого после инцидента в цирке привезли в зоопарк дожидаться приговора суда.

Была зима, и как-то раз ночью, проходя мимо, я обратил внимание, с какой жадностью волк принюхивается к снегу, падавшему с небес. В Голландии, где средняя температура января плюс три градуса, выпадение снега считается аномальным явлением, и волка, поскольку он был диким зверем из Сибири (так, по крайней мере, позиционировал его искусанный ублюдок), это явно взволновало.

Повинуясь внезапному порыву, я открыл клетку, совсем не задумываясь о последствиях, в числе которых потеря работы шла бы под номером один. И не пожалел об этом хотя бы потому, что впервые за много лет искренне повеселился, будучи совершенно трезвым. Повеселил меня дикий сибирский волк, который пропахивал носом в снегу длинные канавки, перекатывался с боку на бок, хватал снег зубами, набивал им полный рот, выплёвывал, и снова набивал, улыбался, и с улыбкой носился галопом по кругу, в центре которого стоял я. Этим он явно давал понять, что готов в будущем рассмотреть мою кандидатуру в качестве центрового, и что в настоящее время убегать не намерен.

Убегать он действительно не намеревался, а зря, потому что будущего у Зорро (так я стал звать его с той ночи) не было. Его приговорили-таки к смерти через усыпление, несмотря на многочисленные протесты защитников животных и гневное письмо Бриджит Бардо, направленное местному конституционному монарху. Монарх был тоже, вроде, против жестокого обращения со зверями, но и ему не с руки было тягаться с голландской системой правосудия, основы которой были заложены аж в шестнадцатом веке. Веке Великой Нидерландской Буржуазной революции!

Мне же, честно говоря, было плевать и на шестнадцатый век, и на буржуазную революцию, и на голландскую систему правосудия. Поэтому, я выкрал волка накануне казни, пусть не так эффектно, как Отто Скорцени Муссолини, но зато с меньшим риском заполучить неприятности в будущем. Муссолини, как известно, заполучил их очень скоро, а мы с Зорро процветаем до сих пор. И всё потому, что я подстраховался – совершил преступление не в свою смену, а в чужую, обеспечив себе при этом надёжное алиби.

Аммар отнёсся к факту появления в доме собаки индифферентно. Лишь поинтересовался:

– Не лает?

– Не лает, – ответил я, ничуть не удивившись вопросу. Поскольку во всех, без исключения, странах Западной Европы хорошая собака – это не лающая собака. Существует куча специальной литературы, посвящённой единственной теме – как отучить собаку лаять. Множество инструкторов-кинологов пасётся на этой ниве, неплохо при этом зарабатывая. Все они в момент лишились бы своего заработка, если бы граждане Западной Европы сделали выбор в пользу волков. Потому что волки лаять не умеют. Они умеют выть, но делают это крайне редко, и то при условии, что первым начинает вожак. Так как вожаком в нашей стае считаюсь я, то Зорро воет исключительно по моему приглашению.

Повыть мы с ним уезжаем обычно в район аванпортов Эймейден и Хелдер, расположенных в устье канала Нордзе, соединяющего Амстердам с Северным морем. Там садимся на крайнюю оконечность заброшенного мола и, глядя на волны, думаем каждый о своём, изредка подвывая.

Сегодня я испытывал особенно сильную потребность поехать к морю, ибо, как говаривал Жак Дорньер: «Если ты сам не готов подумать о своей безопасности, не жди, что об этом подумают другие».

*

Какие же всё-таки у Зорро железные мускулы! Я убеждаюсь в этом всякий раз, когда пытаюсь сдвинуть его с места, а он этого не желает и словно деревенеет, угрожающе скаля зубы. Вот и сегодня пришлось применить силу (подстилка рассчитана на двоих, приятель!), чтобы он освободил мне место. Волк с ворчаньем отодвинулся и, поудобнее устроившись, принялся терзать искусственную кость размером чуть меньше бейсбольной биты. Я улёгся рядом, закинул руки за голову и принялся терзать свой мозг вопросом, – каким образом контора Сикола могла выйти на мой след.

След мой был довольно запутанным и начинался в Чечне, куда я попал после того, как провалил вступительные экзамены в Институт иностранных языков имени Мориса Тореза. Кем был этот Торез, я не знаю до сих пор, как не знаю и того, что я делал в Чечне. То, что не воевал, это точно. Воевать я научился много позже, когда поступил во французский Иностранный Легион. Поступил, пройдя через многочисленные испытания, которые выдерживают четверо из ста.

С порога, кстати, никому не отказывают, руководствуясь единственным правилом, – не моложе семнадцати, не старше сорока. А дальше начинают изучать вдоль и поперёк, приучая заодно к дисциплине и к пониманию того, что делать всё нужно так, как принято в Легионе, даже если эта деятельность сильно отдаёт дурдомом. Изучают при помощи многочисленных тестов, главными из которых считаются медицинский и психотехнический. С тем, что без медицинской комиссии – никуда – кто спорит! А вот морочиться психотехникой, по меньшей мере, не стоило.

Это я понял уже потом, когда сдал действительно главный тест (тест Купера), а вначале, вместе с остальным наивняком, высунув от усердия язык, выбирал из двадцати картинок с изображениями деревьев наиболее импонирующие мне экземпляры (с дуплами и без), соображал, как будут вращаться зацепившиеся друг за друга шестерёнки, и считал какие-то идиотские кубики, плохо поддающиеся счёту из-за разнобоя в их рядах.

Позже, как уже и говорил, я понял, что всё это фуфло. Парня, успешно сдавшего тест Купера, то есть пробежавшего два с половиной километра за десять минут примут даже, если у него в мозгу не крутится ни одна шестерёнка, а вместо головы дупло. Не уложившимся же в десять минут умникам укажут на дверь.

Мы бежали группой в пятьдесят человек. Не указали на дверь только мне и парню с Украины Остапу, погибшему впоследствии в Кот-д-Дивуаре.

Остап погиб, став жертвой очередной кровавой заварушки в Западной Африке. А тогда, после кросса Купера нас с ним отправили на ферму «Бель Эр», расположенную в пятнадцати километрах от города Кастельнодари, где принялись обучать солдатскому ремеслу без всякой жалости и снисхождения.

Обучение включало в себя навыки обращения с оружием (преимущественно сборка и разборка штурмовой винтовки «FAMAS»), физическую подготовку, ориентирование по компасу и по звёздам, основные полевые навыки (средства маскировки, целеуказание, порядок управления огнём, первая медицинская помощь, патрулирование, засады, разбивка лагеря для отдыха), отработку приёмов с оружием и без, и, конечно, строевую подготовку. Нам не давали высыпаться, держа в постоянном напряжении, граничащем со стрессом. Чего бы мы ни делали, на нас кричали и требовали делать всё в два раза быстрее. Причём, кричали по-французски и, если слышали не тот ответ или ответ, прозвучавший недостаточно быстро, били по лицу. Это бесило меня больше всего, ибо, по моему глубокому убеждения, французский язык – это не язык войны. Знаете, к примеру, как надо ответить, услышав приказ: «Вольно»! (Ме-туа о-репо!) – «Же ме мет о-репо а воз ордре капораль!» (Есть, вольно, капрал!). А фразе – «Тю пью диспозе!» (Ты свободен, иди!) – соответствует: «Же пью диспозе репо а воз ордре капораль!» (Есть, идти, капрал!). При этом вышеприведённые текстовые экзерсисы сопровождаются экзерсисами процедурными, типа, отдал честь, снял берет, выждал паузу, надел берет, снова отдал честь, развернулся, щёлкнув каблуками безупречно чистых ботинок.

Не бил по лицу лишь капрал-шеф Жак Дорньер, награждая волонтёров подзатыльниками и ободряющими фразами с наиболее часто встречающимся звукосочетанием «мерд» (дерьмо). Дерьмом он называл все, что попадалось ему на глаза, сетуя на жизнь, в которой всё хорошее – либо противозаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению.

Что касается ожирения, то новобранцам оно явно не грозило. При запредельных нагрузках и непрекращающейся ни днём, ни ночью проверке на выносливость, еды выдавали крайне мало. Так что ко времени последнего испытания под названием «ле ре» (рейд) мы были так изнурены, что еле таскали ноги. Ноги же нам были нужны для того, чтобы пройти за три дня порядка ста пятидесяти километров. Маршрут пролегал через горы. Туда людей доставляли на вертолётах, а потом фактически бросали на произвол судьбы. Типа, у вас цель – в кратчайшие сроки вернуться в казармы, а как вы это сделаете – ваше дело. Только учтите, марш носит боевой тактический характер, поэтому необходимо быстро перемещаться на открытых пространствах, лишая потенциального противника возможности прицелиться. Рекомендуется использовать приём «один продвигается – второй прикрывает» и преодолевать преграды в виде деревень и частных владений так, как это принято в боевых условиях, страхуясь от всевозможных засад и ловушек. Кроме того, «ле ре» – это проверка навыков владения радиосвязью, оказания первой медицинской помощи и обращения с оружием, и это не шутки!

В том, что это не шутки, мы убедились в первый же день рейда, когда один наш товарищ упал с обрыва и серьёзно покалечился, а двое других, напившись воды из непомеченного на карте лесного ручья, чуть не отдали богу душу. Впрочем, богу душу чуть не отдали мы все, и только грандиозный пир, который нам устроили в последнюю ночь перед возвращением в лагерь, помог немного расслабиться и снова почувствовать себя людьми.

Но, как выяснилось, расслабляться было рано. В лагере, куда мы вошли утром, как победители, нас ожидало последнее и самое, пожалуй, тяжёлое испытание – чистка вооружения и снаряжения перед сдачей на склад. Во двор вынесли столы, и мы принялись скрести и полировать чёртовы железяки, не подозревая, что этот процесс продлится двадцать четыре часа без перерыва! Что руки будет саднить от спирта, а ноги отекут и поспорят со слоновьими, что мы будем бредить от усталости, но не сможем отдохнуть, пока не закончим работу.

После того, как чёртова работа всё-таки была закончена, нам вручили «кепи блан» (белые кепи) и поздравили со вступлением в Легион. Жак Дорньер не остался в стороне, сообщив, что на днях нас распределят по полкам в соответствии с желанием и количеством мест. Это было что-то новенькое, поскольку до этого нам постоянно внушали – единственная подлинная свобода – это свобода от необходимости делать выбор. А возможность выбора, оказывается, всё-таки существовала.



...
6

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Кое-что из жизни воронов и не только…», автора Алины Николевской. Данная книга имеет возрастное ограничение 18+, относится к жанру «Современная русская литература».. Книга «Кое-что из жизни воронов и не только…» была издана в 2017 году. Приятного чтения!