«You better run, you better do what you can

Don't wanna see no blood, don't be a macho man

You wanna be tough, better do what you can

So beat it, but you wanna be bad

…Just beat it, beat it…»

Michael Jackson – Beat It

«Убежать – это лучшее, что ты можешь сделать.

Ты не хочешь видеть кровь, не хочешь быть мачо,

Но ты хочешь быть сильным, и лучше сделать всё, что можешь,

Это – убежать! Ты ведь хочешь быть плохим парнем!

… просто беги, беги…»

Майкл Джексон – Беги

Пролог.

– Stand up! – грубый мужской голос за спиной прозвучал внезапно, и тут же что-то холодное железное уперлось мне в голову. Он схватил меня за плечо и пытался поднять из кресла, выворачивая мне руку назад, но действовать одной рукой ему было неудобно в тесном проходе автобуса, а пистолет только мешал ему. Его напарник в черном жилете «POLICE» пробирался ко мне с переднего входа в автобус, и не успевал бы прийти ему на помощь, если бы я оказал сопротивление. А я только нелепо крутил башкой, и что-то пытался возразить, бормоча:

– За что? Что случилось? Почему ? – на русском языке это звучало особенно необычно среди поднявшегося гула пассажиров автобуса Прага – Болонья.

Я и не пытался сопротивляться, когда он защелкивал мне наручники за спиной, поскольку был совершенно обескуражен этим сюрреалистичным моментом. Встретившись глазами с девушкой-чешкой, сидевшей рядом со мной, я увидел в них ужас и страх . Она отпрянула к окну, буквально вжавшись в кресло. Только что мы мило беседовали с ней о всякой ерунде, я помог ей поудобней разложить кресло, чтобы можно было спать до утра, и, возможно, она уже себе чего-нибудь нафантазировала о галантном попутчике. И тут вдруг такое…! Представляю, как она потом рассказывала: что, наверное, я был страшный террорист или бандит, и, боже, что она пережила! Во всяком случае, провожала она меня взглядом , полным ужаса, восхищения, удивления и страха.

Впрочем, я вполне мог бы стать пособником террористов, и это чуть было не воплотилось, когда загнув меня, полицейские довели к машине, и бросив на заднее сиденье в очень неудобной позе, пошли искать мой багаж. Тут меня, как говорится, пробило холодным потом. Я вспомнил, как на вокзале Флоренс , уже зарегистрировавшись на рейс , стоял рядом с автобусом, и ко мне обратились водитель автобуса и девушка, которая регистрирует пассажиров:

– Извините, пан едет до Болоньи?

– Да.

– Вы не могли бы помочь молодым людям передать чемодан в Болонье, там вас встретят, а за багаж они заплатят?

– А зачем нужен я, возьмите багаж , оформите, и всё.

– Сожалеем, но нам запрещено брать багаж без пассажира.

Передо мной стояли парень и девушка такой, я бы сказал, арабской внешности, и огромный коричневый чемодан. Они приветливо улыбались, и в их глазах стояла просьба: ну пожалуйста, очень просим! Ах, это вечная проблема – не умею отказывать! Тем более, и водитель и кондукторша просили за них. Я согласился.

В Брно была, неожиданная для меня, пересадка на другой автобус, и пришлось выгружать багаж, – свой маленький чемоданчик и чужой – большой. Когда к платформе подъехал новый автобус, и все пассажиры стали загружать свои вещи в багажный отсек, ко мне подошёл черноволосый парень, стоявший недалеко, и схватив большой чемодан, понёс его к автобусу.

На мой удивленный возглас: «Ээ..! Куда?» , он ответил: «Не беспокойтесь, это мои друзья передали вам чемодан!» Странно это всё, двадцать минут он молча стоял рядом со мной, пока ждали пересадку, а тут забеспокоился. Он закинул чемодан в багажный отсек, и сел в автобус, где-то в конце салона.

Мне досталось место рядом с симпатичной чешкой, которая , как мне показалось, была рада, так как путь предстоял неблизкий, и приятный интересный попутчик всегда лучше, чем какая-нибудь старушенция. Мы познакомились, стали мило болтать, и вскоре я уже забыл и про чемодан , и про чернявого парня.

И вот сейчас я вижу, как водитель вытащил из автобуса два чемодана: мой и этот большой. Пипец, влетел по полной! А вдруг, там что-то запрещённое – наркотики, оружие…Попробуй докажи потом, что это не твоё!

Полицейские подкатили чемоданы к машине, открыли дверь и спросили:

– Это твой багаж?

– Вот этот маленький мой, а этот – не мой. – показал я кивком головы.

На удивление, они легко поверили, закинули большой чемодан обратно в автобус, и через некоторое время автобус уехал без меня. Что там было в этом чемодане история умалчивает, но надеюсь, что все-таки ничего плохого.

Удивительная беспечность с их стороны , конечно , говорит о невысоком уровне этих сотрудников полиции. Впрочем, я и в дальнейшем не ощущал сильного рвения по службе у австрийских полицейских, всё у них делается спокойно, даже очень. Видимо, в богатых сытых странах это естественная реакция , когда общая криминогенная обстановка хорошая.

Полицейские прямо на асфальте открыли мой чемоданчик, стали вынимать из него все содержимое, которого было немного, – большую часть занимали бутылки с чешским пивом и сыр, которые я вёз другу в подарок. А я реально ехал на встречу с другом Олегом, который пригласил меня на семинар в Италию по ресторанному бизнесу. В то время это было довольно частое событие для рестораторов России. Многие фирмы , поставщики и производители вин, продуктов, оборудования с удовольствием устраивали семинары и конференции для рестораторов, захватывая новые рынки сбыта.

Наш автобус остановился недалеко от Вены на парковке, как обычно, для того , чтобы пассажиры сходили в туалет, попили , перекусили. Эти полицаи делали обычный патруль, и решили сделать проверку паспортов, поскольку через Австрию передвигается много нелегалов. Когда они зашли в автобус, и попросили паспорта для проверки, я и подумать не мог, чем это всё закончится…

Сидеть на заднем сиденье обычного легкового автомобиля с руками , стянутыми наручниками, было неудобно и больно, учитывая мой высокий рост. Я попросил ослабить наручники, и полицейские, переглянувшись, показали жестами, чтобы я протянул руки вперед, сняли наручники с одной руки и снова защёлкнули уже впереди. Стало сразу легче, смог откинуться на спинку сиденья. Они, тем временем, тоже уселись в машину впереди меня, и открыв ноутбук, стали что-то изучать там, переговариваясь между собой, и периодически звоня кому-то. Наконец, один из них спросил меня:

– Ты знаешь, что тебя ищет Интерпол?

– Нет! – я искренне был удивлен, поскольку считал, что Интерпол ловит террористов и прочих бандитов, но меня-то зачем, я ведь даже не скрывался? Мой адрес в Праге был известен всем правоохранительным органам в России, поскольку я сам сообщил им об этом, и даже вёл переписку.

Полисмены еще чего-то поковырялись в компе, уточнили мой адрес и говорят:

– У тебя есть проблемы в России?

– Да, есть.

– Запрос из России на твой арест по решению суда. Что ты сделал?

Объяснять на английском , что уголовное дело сфабриковано, что я уже несколько лет борюсь с организованной преступной группой, которая «заказала» меня, было сложно.

– Ничего я не сделал, я не знаю. – только и сказал я, вздохнув. В голове была пустота.

Вскоре подъехала большая машина, типа джипа. Из нее вышел здоровый мужик в жилетке с надписью «INTERPOL», подошел к нашей машине, злобно взглянул на меня. Полисмены переговорили между собой на улице, после чего мне сказали пересесть в его машину. Когда я уже вылез из салона, новенький достаточно грубо толкнул меня в сторону его автомобиля:

– Иди, быстро!

Первые парни были более лояльные ко мне. Интерполовец открыл заднюю дверь, я увидел там решетку отделяющую салон от водителя. Время было —уже заполночь. Мы поехали в начинающуюся для меня новую реальность, которая затянулась на, уже, семь лет, а всего потеряно – десять лет жизни.

Меня привезли в отделение полиции, завели в кабинет, похожий на офис , с оргтехникой и светлой мебелью, внутри которого оказался вход в еще одну комнату с решеткой до потолка. Там меня и закрыли до утра. Перед этим офицер спросил: хочу ли я пить ? Я подтвердил, и он принес мне бутылку воды, которую взял или купил из вендингового автомата, стоящего у входа в полицию. Арестанты в России меня поймут, там это в принципе невозможно.

Широкий кожаный топчан с подголовником, комплект чистого белого белья, унитаз из нержавейки и белый керамический умывальник с жидким мылом в тюбике. Стены белые, большое матовое окно. Я сразу вспомнил камеру в ростовском СИЗО, где мрачная коричневая шуба на стенах, деревянные нары с прочерневшим матрасом, дыркой в полу, типа туалет, и тараканы, величиной … с мышь.

Неплохо – еще как-то бодрился я. Сразу постелил простыни, лег и быстро уснул, видимо от переутомления. В полиции было очень тихо, такое ощущение, что я там вообще был один. Однако через час проснулся с головной болью, и так уже больше не уснул, начал гонять мысли, анализировать ситуацию. Так, что надо сделать в первую очередь? Сообщить жене , сообщить адвокату, удалить переписку в 2 телефонах, которые у меня изъяли.

Примерно в шесть часов началась движуха: голоса, хлопанье дверями. Кто-то заходил и в наш кабинет, заглядывали с любопытством в мою камеру. Наконец, пришел какой-то новый офицер , сказал, что ему передали по смене мое дело, сейчас приедет переводчик, и будет интервью ( так у них красиво называют допрос). Спросил: как я себя чувствую, есть ли пожелания. Я тут же попросил свои телефоны,– что мол надо предупредить жену и адвоката.

На удивление, мне сразу дали мои телефоны, сказали: только два звонка. И оставили одного, то есть никто не следил за мной. Я первым делом позвонил жене, ошарашив её страшным известием, потом адвокату в Россию, потом уничтожил все смс на обоих телефонах. Не то чтобы там было что-то компрометирующее меня, но я не хотел, чтобы потом в России следователи читали мои личные сообщения. Второй косяк полицейских, если сравнить с русскими ментами. Щас! Ага! Дадут тебе там телефон,– а по роже не хочешь?

Принесли завтрак: бутерброды с колбасой и сыром, и чай. Тоже хорошо. Попросил таблетку от головной боли. Дали. В 8 часов приехала переводчица – интеллигентная старушка, австрийка с хорошим русским языком. Меня выпустили из клетки, и уже без наручников стали допрашивать, или по ихнему – брать интервью. Причем сказали, что это формальность, поэтому можно коротко рассказать свою историю.

В кабинете было два офицера, которые выглядели очень колоритно. Один был в майке, джинсах и шлепанцах на босу ногу. Волосы его были завязаны сзади в длинный хвост. Второй так же был одет примерно. Но он был лысый , с длиннющими усами и бородой, эдакий хипстер. Оба они больше походили на рокеров, байкеров, педиков, кого угодно , но только не на полицейских. Позже я понял, что это своеобразная профессиональная конспирация, —никогда в толпе ты не узнаешь агента.Я как мог, коротко рассказал свою версию : почему и кто меня преследует в России. Переводчица внимательно переводила, уточняя детали. В конце моего рассказа она сказала мне тихо:

– Вам надо просить политическое убежище в Австрии.

– Я никогда не думал об этом. Даже не знаю что это такое. Я же не какой-то президент или большой политик…. – пытался я вспомнить : что я когда-либо слышал об политическом убежище.

– Здесь много человек из России получили убежище. Больше всего чеченцев и дагестанцев.

Так я впервые столкнулся с этим термином применительно к себе. Знал бы я тогда, сколько раз и в скольких странах мне придется быть политическим эмигрантом, вернее беженцем , просителем политического убежища.

Через пару часов мы закончили интервью, мне объяснили дальнейшие процедуры в отношении моего ареста и последующей экстрадиции в Россию. Что будет решать австрийский Суд – выдавать, не выдавать меня. А пока меня отвезут в тюрьму города Винер Нойштадт, где я буду находиться во время всей этой процедуры экстрадиции.

В этот раз посадили меня в обычный микроавтобус и повезли в тюрьму. Звучит зловеще. Погода была прекрасная, мы ехали вдоль красивейших полей и лесов, и я хотя б увидел чуть-чуть Австрию в окно, так как на пражском автобусе мы въехали в Австрию уже ночью, в темноте.

По приезде в тюрьму меня завели в какой-то отстойник, типа временной камеры, пока оформляли документы. Камера светлая с лавками вдоль стен , с туалетом. Все стены до потолка были исписаны на всех языках мира , кто здесь был и когда. Были надписи на русском языке, но судя по содержанию, написанные кавказцами, типа: «Рамзан Кадыров – шайтан, смерть ему и пусть все об этом знают», и что-то ещё в этом духе.

Действительно, в дальнейшем я узнал, что в тюрьме содержится много чеченцев и дагестанцев, есть армяне и грузины, украинцы и белорусы, но русский – тогда я был один.

Одна из надписей на стене была на английском: «I must be strong!» Подумал, что, да, надо быть сильным, и , кстати, когда мне иногда становилось совсем хреново, я вспоминал эту фразу, и сам себе вслух говорил: «Я должен быть сильным! I must be strong!» И как-то помогало, как мантра-заклинание, обладающая исцеляющей и одухотворяющей силой.

После подписания каких-то бумажек , мне сложили в пакет вещи , разрешенные с собой , и отвели в камеру, в которой мне предстояло прожить часть жизни. Помещение , где-то 2 х 5 метров с высокими потолками около 4 метров, 2-х ярусная широкая кровать, отдельный туалет, раковина с горячей и холодной водой, телевизор , радио, шкаф для одежды, стол и 2 стула. Большое окно, примерно метр-на-метр с решеткой, расположенное высоко. Чистое белое , качественное белье. И что меня больше всего поразило: белая керамическая посуда , ложка , вилка и … нож ! Нож!!! Представить такое в российской тюрьме просто невозможно. Нет в наших тюрьмах вилок, а за нож, вообще – сразу в карцер. Здесь же считают, видимо, что человек должен принимать пищу цивилизованно. В целом , все выглядело неплохо . Настроение улучшилось, позже я даже написал такой стишок:

В австрийской тюрьме.

Лежу на кровати в австрийской тюрьме,

Смотрю телевизор, не верится мне!

Бывал я в ростовской, в других, и везде

Там грязные стены , как будто в говне.

А здесь – как в отеле, светло и бело,

Отдельный сортир , и постель и бельё.

Посуда с фарфора, приборов комплект,

Приёмник, вода…– в общем, полный пакет.

Сидеть не хочу, и не должен я здесь.

Ни в чём не виновен, но должен учесть,

Что если судьба испытанье дала,

Пусть лучше австрийская будет тюрьма!

На верхней полке спал парень, который проснулся от шума моего заселения. Этого момента я побаивался, мало ли кто окажется твоим соседом.

– Привет! Меня зовут Алексей. – как можно приветливей представился я.

– Ромунас. – как-то очень чисто по русски назвался он.

– О! Ты говоришь по русски?

– Ноу, Ай эм литвания!

Я понял, что он литовец. В моем понимании, все бывшие советские республики разговаривают, или, по крайней мере, понимают русский язык. Оказалось , это глубокое заблуждение; выросло целое поколение, которое уже не знает русского, как этот парень с литовского хутора. Если только его родители еще помнят что-то со школы.

Хотя ругаются они все равно русским матом. Интересно было слушать , как литовцы разговаривали между собой. Их там было трое, попались на угоне авто. Так вот, между их «масюкас-касюкас» звучали вставки: «курва» и наши «х…б…п…» . Однажды я пошутил, говорю одному из литовцев, Деймантасу:

– А чо вы по-русски ругаетесь? У вас что-ли нет своих ругательств?

– Есть! – гордо сказал он.

Тут уже все , кто стоял рядом заинтересовались: ну, скажи-ка!

– Нуеюмс велниас прагарас! – старался он грозно ругаться, хотя звучало это неубедительно.

– И что это значит?

– Иди к дьяволу!

– О! Это страшное ругательство! – мы хохотали.

Короче, пришлось мне с моим сокамерником Ромунасом общаться на английском, который он знал хорошо. Первым делом он спросил: есть ли что поесть? У меня был сыр разный, который мне отдали с вещами, и я предложил ему. Он так обрадовался, накинулся на сыр. говорит, что уже четыре месяца здесь, и соскучился по вкусному. Ешь, говорю, весь, у меня все равно нет аппетита.

Так как я не спал ночь, меня просто валило в кровать. Я постелил постель на нижней полке, лег. Кровать вполне удобная, широкая , типа – полуторка. Ну, что ж , теперь будет время подумать обо всем, переоценить свои поступки, вспомнить все хорошее и плохое, ошибки и удачи; понять , что нет никого ближе семьи, родителей. Как мы бездарно порой тратим свою жизнь, забывая о близких, и вспоминаем о них, когда сами в беде, потому что иллюзии о друзьях, приятелях, связях проходят мгновенно. Никто так самоотверженно не борется за тебя, как семья. Но доходим до этого, к сожалению, только через страдания.

Засыпая, подумал: напишу-ка я книгу о своей жизни, и назову – « Беглец»