Отмечая эти странности, я не переставал думать о том, что же здесь, мать твою, произошло.

Если это все не галлюцинации, а реальность, то мы оказались в дерьме по самое не хочу! Попали под взрыв, подверглись какому-то странному воздействию, приобрели непонятные пока способности…

Неожиданно возникла мысль: а какой породы у Петровича пёс? И кто или что сотворил с бедной собакой такое? Не ждет ли и нас та же участь? Вдруг у меня или у Илюхи, например, вырастет такой же хвост, как у Жули?

Я рассматривал идущее впереди животное и с удивлением пришёл к выводу, что монстр – сильный, грациозный и смертельно опасный – не лишён определённого обаяния и даже красоты. Мощные лапы уверенно ступали по асфальту, зверь двигался легко, под шкурой перекатывались стальные мускулы, словно огромные жгуты, перетянувшие все собачье тело. Неестественно длинный хвост Жульетты (почему-то мне так захотелось назвать псинку) извивался змейкой, придавая ей некоторое сходство с ящерицей.

Я посмотрел на Петровича и, не выдержав, всё-таки спросил:

– А вот интересно, щенки у Жули могут быть? Какой пес сможет покорить ее собачье сердце?

Дед недовольно хрюкнул в ответ, собака же, поотстав немного, почти поравнялась со мной, но продолжала идти на шаг впереди. Ее длинный хвост, странно изогнувшись, обвил мою ногу. Не ожидая подобного, я замер на месте, начиная холодеть от страха. Животное резко дернуло хвостом, делая мне классическую подсечку, отчего ноги мои взметнулись вверх, как в дешевых голливудских комедиях, и я со всего маху грохнулся на спину, больно приложившись головой об асфальт. На мгновение я забыл, как дышать, затылок начал ныть.

Я лежал на земле, как брошенный пупс, выставив впереди себя обе руки и задрав вверх ноги. Зверь догнал хозяина, и они снова побрели по дороге бок о бок.

– Я же предупреждал, Жуля не любит подобных разговоров, – хохотнул дед, даже не обернувшись.

Собака утробно заурчала в ответ.

Друзья, со страхом косясь на наших спасителей, помогли мне подняться. Дыхание постепенно восстанавливалось, и мы двинулись дальше, догоняя наших проводников, ушедших немного вперёд.

Чёрт, неужели эта зверюга понимает человеческую речь и способна на эмоции? Мистика какая-то… Хотя мистики и ужаса вокруг и без того предостаточно, чему я удивляюсь?

Теперь нашу процессию замыкал я, старался держаться подальше от деда и его обидчивой питомицы.

Мы прошли небольшой парк и очутились на улице, вдоль которой стояли разные муниципальные здание.

«Ну прям Большевичка-Сити», – мелькнуло у меня в голове.

– Мы в центре Большевички, – пояснил старик, подтверждая мою догадку.

Слева высилось трехэтажное, зияющее пустыми окнами здание из красного кирпича.

– Поселковый совет, или управа, по-вашему, – продолжал экскурсию Петрович. – Дальше вот школа. – Он указал в нужном направлении. – Там детский сад и почта.

Делая вид, что нам интересны достопримечательности странного поселка, мы послушно вертели головами по сторонам, иногда угукая и кивая в ответ на реплики деда. Почти все постройки стояли без крыш, чьи обломки валялись тут же, у стен. Разруха, уныние и запустение.

Дорога заметно пошла в гору, что сразу же сказалось на темпе нашего движения.

– Что, доходяги, устали? – ухмыльнулся Петрович, заметив, что мы заметно от него отстали. – Ничего, уже недалеко.

Очередную странность в окружающей нас обстановке я заметил первый. По обочинам центральной дороги, по которой мы сейчас шли, стояли уличные фонари. Кое-где с сохранившимися металлическими оголовниками, кое-где даже с плафонами, правда, без стекол. Вдоль столбов, словно ветви плакучих ив, свисали провода. И одиноко светившую тусклым желтым светом опору не заметить было попросту невозможно.

– А как это? – указав на светящий фонарь, спросил я.

– А вот так! – многозначительным ответил Петрович, и уже немного раздражено добавил: – Да хрен его знает, вот как! Каком кверху! Пошли дальше, немного осталось. Надо до темноты успеть! – помолчав немного, продолжил уже спокойно: – Там еще несколько горят, опосля покажу.

Мы вышли на круговой перекресток, от которого в разных направлениях расходились пять дорог. Посредине асфальтового кольца на земляном островке цвели яркие цветы, за которыми явно кто-то ухаживал: посажены они были ровно в ряд, как по линеечке.

– Красиво… – печально вздохнула Катя.

– Вот это Семидорожки, – продолжал экскурсию дед. – А это памятник Никите Изотову! – Он кивнул вправо, где у поворота на обочине горделиво возвышалась могучая фигура в шахтерской робе и каске, с отбойным молотком не плече. – Местная знаменитость! Герой! Ударник социалистического труда! Я лично его знал!

– А почему Семидорожки, дорог-то всего пять? – опять не вытерпел я.

– Назвали так… – угрюмо буркнул дед. – Идём!

Мы свернули направо, опять побрели в гору, миновали памятник и пошли по улице, застроенной одноэтажными домиками с палисадниками и цветниками в некогда аккуратных двориках. Больших заборов почти не встречалось, только символические перегородки из штакетника разделяли домовладения. Как будто прочитав мои мысли, дед сказал:

– Вот как люди раньше жили, молодежь, не прячась за огромным частоколом, открыто, у всех на виду! Не то что сейчас – отгородились друг от друга и соседей в лицо не знают.

На одном из домиков висела табличка «Улица Подлесовая», на калитке красным цветом была нарисована цифра «4».

– Красивое название! Почти как у Антонова: «Пройдусь по Абрикосовой…» – произнесла Катя.

Петрович обернулся, удивленно хмыкнул, но ничего не сказал и молча побрёл дальше.

Впереди показался живописный домик, с наполовину сохранившейся крышей, крытой бордовой черепицей. Идущие впереди Петрович с Жулей остановились как вкопанные и замерли возле зелёной изгороди. Во дворе явно что-то происходило.

Мы спешно их догнали и тоже замерли в ужасе от увиденного.

У белоснежной стены прямо на земле, раскинув в стороны руки и ноги и повернув голову в сторону, сидела молодая женщина с тёмными длинными волосами. Её открытые мёртвые глаза как будто что-то сосредоточенно рассматривали на земле. Но ужасал не сам труп женщины, а большой кровавый сгусток на её животе. Мы подались вперёд и поняли, что это не просто кусок мяса, а живой ребёнок, сидевший у женщины на ногах и копошившийся в её утробе, словно ища там забытую игрушку.

Впечатлительного Илью тут же начало рвать.

– И-и-и! – завизжала Янка.

Приоткрыв пасть, грозно зарычала Жуля, на землю закапала ядовитая слюна.

– Что ж это делается-то на белом свете? – мрачно изрёк дед и смачно сплюнул.

Дьявольский ребёнок, услышав нас, прервал своё занятие, молниеносно спрыгнул с тела женщины, опустился на четвереньки и развернулся в нашу сторону. На нас уставились жёлтые, совсем как у Жули, совершенно нечеловеческие глаза. Мы с ужасом поняли, что это девочка, маленькая девочка лет пяти-шести, с бантиком на голове, в некогда розовом сарафане на бретельках.

– Вот и отобедала Юленька… – потрясённо, дрожащим голосом произнёс Петрович.

Маленькое чудовище издало мерзкий, похожий на визг звук.

– А ну-ка быстро отошли от забора! – рявкнул Петрович. – Давайте-давайте, подальше! – Он указал направление вдоль улицы. – Но не теряйтесь из виду, мало ли что там ещё впереди?!

Мы поспешно выполнили приказ старика и рванули прочь, не забывая при этом посматривать назад.

Петрович достал пистолет и ногой вышиб калитку. Жуля тут же, рванула вперёд. Происходящее во дворе нам не было видно из-за забора и оставалось только догадываться, что же там происходит. Рычание собаки перекрыло визг дьявольского ребёнка. Мы поняли, что всё закончилось, только по тому, как дед опустил руку с пистолетом и устало опустился на землю, упершись спиной о забор.

Мы тут же заспешили обратно, сгорая от страха и любопытства, но Петрович остановил нас на полпути. Вскинув руку, он громко произнёс:

– Стойте там, ребятки… стойте там… мы скоро.

После этого он устало прикрыл глаза, вытянул ногу и спрятал пистолет.

Мы замерил на месте, боясь пошевелиться, ожидая дальнейших указаний Петрович. Дед же так и сидел молча, с закрытыми глазами, впервые за всё время сняв свои дурацкие солнцезащитные очки. Из двора, плотоядно облизываясь, вышла Жуля, ткнулась в плечо старику, оставив на сером плаще кровавое пятно. Петрович спешно нахлобучил очки обратно, посмотрел на испачканный плащ, легко поднялся, зачем-то открыл калитку ещё больше и направился к нам.

– Всё, ребятки… пошли домой…

Мы рассматривали Жулю. Вся морда в крови. Явно не в её…

Значит… Что это значило, понимали все, но никто не решался высказать свои догадки вслух…

– Надеюсь, сегодня больше не будет приключений. Стар я уже для всего этого! – брюзжал дед. – Идём-идём… живее, детвора… скоро стемнеет…

– А-а-а… что там произошло, Петрович? – Я, как всегда, выдал то, что у всех вертелось на языке.

– Жуля опять нас всех выручила, – сказал старик почти ласково, поглаживая монструозную псину по лысой голове. – Ну и поела немного животинка, куда ж без этого? – угрюмо добавил он.

Подробностей знать никто не захотел.

Глава 9

Дальше мы шли молча, понуро глядя себе под ноги. Головами по сторонам мы больше не вертели – опасались увидеть ещё какой-нибудь ужас. Дорога всё так же бежала в гору, но мы уже не обращали на это внимания, желая как можно скорее добраться до дома Петровича.

Впереди маячил жёлтый тёплый свет одинокого уличного фонаря. Всё-таки интересно, почему он горит? Мы задрали головы вверх и покорно побрели на свет. Старик с собакой уже порядком ушли вперёд и теперь остановились, дожидаясь нас.

– О, Господи… – обречённо пробубнил дед. – Ну что там у вас опять?

Мы, не сговариваясь, окружили фонарный столб и молча глазели на светящийся конус огромной, чудом сохранившейся лампы.

– Всё-таки, как это возможно? – опять спросил я.

– Как, как?! Ответ ты знаешь, – буркнул дед.

– Да-да, знаю, каком кверху, – машинально отозвался я. – Но…

Закончить мысль мне не дал знакомый звук, донёсшийся откуда-то из бокового кармана рубашки: «Пинь-пиу!»

«Трень!» – донеслось от Кати.

«Вжу-вжу!» – послышалось от Ильи и Яны.

Мобильные! Как же мы про них забыли? Мы ведь ни днем ни ночью их из рук не выпускаем, везде с собой таскаем, и в туалет, и за стол, и в транспорт, и на похороны!

И вот забытые девайсы сами дали о себе знать: мол, куда же вы без нас, беспомощное поколение. Как по команде, наша четвёрка достала гаджеты (на удивление, никто не потерял любимую игрушку) и широко раскрытыми глазами мы дружно уставились на экраны.

Да, мой «Сяоми», похоже, свое отжил. Экран пестрил паутиной трещин, на месте фронтальной камеры зияла дыра, наверно, пробило дробиной, когда Мерин в меня выстрелил. Вот же тварь, такой аппарат испортил, почти новый, полгода как купил!

– У меня мобилка заряжается! – с улыбкой хихикнула Яна, демонстрируя всем матовый экран смартфона с бегущим снизу вверх индикатором зарядки батареи.

– И у меня! – пробасил удивлённо Илья.

Катин телефон, похоже, тоже приказал долго жить, как и мой. Треснувший пополам корпус ее «Хонора» не оставлял устройству шансов на выживание. Тем не менее, повторно пискнув, наши, уже почившие в бозе аппараты, тоже засветились зелёными индикаторами зарядки. Мы растерянно замерли, ошалело глядя на очередное чудо.

– Ну что там у вас опять? – подал голос Петрович.

– Так это… Вот! – Я продемонстрировал деду экран.

– А, это… – Старик, похоже, не удивился. – Ну так вы поиграйте там во что-нибудь, чего уж? Вы ж, сопляки, любите таращиться в эту заразу, и вокруг ничегошеньки не видите! – тоном, не предвещающим ничего хорошего, продолжил дед.

– Но как, Петрович? Как они заряжаются, зарядные устройства ведь не подключены, а у нас с Катей мобилы вообще разбиты?! – Я был так поражён, что даже не обратил внимание на гневный тон старика.

– Слушай, Каспер, ты уже надоел со своим «каканьем»! – проворчал дед. – Как да как, как да как!

– Антох, завязывай какать. Людям не нравится! – заржал Илья.

– Остряки-самоучки, бляха! – улыбнулся Петрович, видимо, шутка Ильи ему понравилась. – Ладно, ребятки, идёмте. Здесь уже рядом совсем, поиграть с этими приблудами у вас ещё будет возможность.

Он развернулся и двинулся дальше по дороге, почёсывая голову сыто урчавшей Жули, как раз там, где у нормальной собаки должны были быть уши. У Жули были только ушные раковины, отчего голова ее казалась неестественно круглой.

Отметив про себя очередную странность дедовой любимицы, я спрятал телефон в карман брюк и поспешил за нашими проводниками. Ребята заторопились следом.

Асфальтированная дорога неожиданно закончилась, продолжаясь дальше грунтовой, с двумя колеями от автомобильных колес, ведущей прямо в самую гущу уродливого леса.

– Нам что, туда? —испуганно спросила Яна.

– Можно и туда, – пожал плечами старик, – но я бы не советовал! Сюда нам! – Петрович указал направо.

Там была такая же грунтовка.

Дед повернул, и мы двинулись следом. Слева от дороги стояли ветхие домишки, некоторые разрушенные чуть ли не до основания, некоторые просто без крыши, от каких-то остались только стены. Заборы везде отсутствовали. Кое-где из-за стен домов одиноко торчали, словно часовые на посту, сложенные из огнеупорного красного кирпича остовы дымоходов. Мы словно бы оказались в одной из сожжённых бандеровским отребьем во время Великой Отечественной войны белорусских деревень. «Хатынь», – тут же всплыло в мозгу страшное слово.

Жутко.

Ни одни документальные кадры не могут передать этой поистине тягостной атмосферы. Я будто бы переместился во времени и попал в те страшные годы в то самое жуткое место.

Невольно подумалось о тех ужасах, которые пришлось пережить нашим дедам и прадедам тогда, в ту кровавую войну.

И я отчётливо понял, почему в нашей стране до сих пор жива память о той Победе! Это генетическая память! Несколько поколений людей воспитывались в ненависти к фашизму и нацизму, смотрели фильмы о войне, читали книги, не забывали в советских школах и про патриотическое воспитание, это всё не вымараешь из душ потомков тех, кто проливал кровь в той войне, защищал Родину, страдал и отдал жизнь ради будущих поколений!

Память и уважение к этому беспримерного подвигу – лучшее, что мы смогли взять у старших поколений! И сейчас важнее важного сохранить эту память и не растерять былые завоевания, иначе мы не просто перестанем быть русскими, мы перестанем быть людьми!

Помнят люди… помнят…

Коричневая чума не должен больше повториться! Никогда!

Но фашизм снова начал поднимать голову. Демон с изуродованной славянской свастикой и рунами на своих знамёнах опять зашагал по улицам мирных городов. И полетели к небу руки, вскинутые в нацистском приветствии, и раздались националистические кричалки! На оболваненные головы нацепили кастрюли, и заморский упырь заложил, казалось, прочный фундамент под новый Рейх!

И вот мы имеем то, что имеем…

Я ощутил поднимающуюся откуда-то из глубины моего существа злость и ненависть к тем, кто развязал кровавую бойню в этом красивом, тихом и мирном краю трудяг, кто пришёл к ним в дом с античеловеческими идеями и нацистскими лозунгами!

– Спорткомплекс «Олимпиец», – прервал ход моих мыслей Илья, вслух прочитав вывеску на высившимся справа от дороги четырёхэтажном массивном здании с огромными дверьми.

– Был когда-то. Здесь всё было когда-то, а вот вернётся ли… Вопрос! – философски изрёк дед. – Почти пришли!

И снова картинка сменилась. Метров через двадцать перед нами появился первый забор. Даже не забор, а как бы наспех сложенное из разного строительного мусора двухметровое заграждение. Выстроен он был в основном из кирпичей, но попадались в массивные деревянные брусья, я даже заметил встроенный в эту конструкцию велотренажер.

– Баррикада какая-то, – сказал Илья.

– Так баррикада и есть, – ответил дед. – Всё ребятки, пришли!

Посредине баррикады имелись внушительного вида деревянные ворота. На них белела табличка с красной звездой и георгиевской лентой, под которой большими буквами было написано: «Здесь живёт ветеран Великой Отечественной войны».

Жуля, видимо, почуяв дом, поскуливала как щенок и от нетерпения аж притопывала на месте, её хвостище стремительно вилял из стороны в сторону, угрожая покалечить стоящих сзади неё людей.

– Ну наконец-то! – вздохнула Катя. – Надеюсь, хоть отдохнем. На сегодня с нас достаточно испытаний.

Старик, поковырявшись в замке, наконец распахнул ворота.

– Эх, ребятки! Самое главное испытание у вас ещё впереди! – лукаво произнёс он. – Проходите!

Мы прошли во двор и, немного оторопев, почему-то выстроились в шеренгу. На ступенях у входа в дом стояла миловидная светловолосая, коротко стриженная женщина лет сорока пяти в синем бархатном халате. Она внимательно нас рассматривала, но при этом улыбалась.

– Познакомьтесь, ребятушки! Это моя жена Наталья!

– Здравствуйте, ребята! —Голос у Натальи был мягкий, приятный. – Ваня, чем же ты так напугал детей, вон стоят как на выставке! – рассмеялась она, спустилась с крыльца, подошла к нашей шеренге и протянула руку для рукопожатия.

«О, так старого пня зовут Иван… Значит, Иван Петрович!» – промелькнуло у меня в голове. Наталья подошла ко мне первому, я в ответ протянул ей руку.

– Здравствуйте, я Антон, – представился я, пожимая маленькую хрупкую женскую ладошку.

Жена Петровича мне ласково улыбнулась и посмотрела прямо в глаза.

Голова моментально закружилась, взгляд Натальи словно пронзал насквозь! Я почти физически почувствовал, как она раскладывает мой мозг на атомы! Длилось это какие-то секунды, но не заметить эффект от прикосновения было невозможно. И что это такое? Как так получилось? Что всё это значит? В голове мигом зароились вопросы.

– Наталья, – представилась жена Петровича и добавила: – А ты ведь не один здесь, Антон! Тебя двое! – И с этими словами подошла к Кате.

– Я Катя, – ответила та на рукопожатие и заметно вздрогнула. Наталья тоже представилась, слегка приподняв вверх одну бровь.

– Хм! А это интересно, – задумчиво произнесла она.

– Что интересно? – недоумённо спросила Катя, но Наталья уже подошла к Янке.

Яна робко протянула руку. Наталья улыбнулась, посмотрела на Илюху, и произнесла:

– Ох! Молодость!

Янка заметно стушевалась, даже немного покраснела, как будто всем вдруг стала известна самая страшная Янкина тайна.

Последним, к кому подошла хозяйка дома, был Илья.

– Илюха я! Ой, Илья я! – Было заметно, что парень изрядно нервничает.

– Да не напрягайся ты так, медвежонок, – всё так же ласково улыбаясь, сказала Наталья и добавила: – Ну вот и познакомились.

Потом она подошла к деду. Погладила его любовно по щеке и нахмурилась:

– А по-другому нельзя было, Иван?

– Наташ, ну ты же сама видишь, что нет! – ответил Петрович тоном провинившегося школьника.

Так вот кого по-настоящему боится и уважает дед. «Старый хмырь-то оказывается каблук!» – подумал я и тут сжался под гневным взглядом Натальи.

– Антон! Ты ошибаешься! И, пожалуйста, больше так не думай, тем более не произноси такого вслух! – В голосе Натальи зазвучали стальные нотки.

Я аж похолодел. Как отличался голос той Натальи, которая пожимала нам руки, от голоса женщины, вступившейся за своего мужчину.

– И что этот заморыш там в своей башке нафантазировал? – Петрович в два шага оказался рядом со мной, мне в лоб упёрлось дуло пистолета. – Я тебе сейчас твои прокисшие мозги вышибу так, что не оживёшь больше! Ну?!

– Ваня, да ничего такого! И вообще, он всё понял и больше так не будет. Правда, Антоша? – вместо меня ответила Наталья.

– П-правда… Извините… – промямлил я, понимая, что сумасшедший старикан мог запросто выстрелить мне в голову.

Дед нехотя убрал пистолет в карман. Значит, его жена телепат? Читает мысли? Или что? Опять куча вопросов.