© Алексей Пишенин, 2016

© Вадим Брыксин, дизайн обложки, 2016

Редактор Ольга Мотовилова

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Звезды хорошо видны и сквозь решетку. Смотреть на них со дна ямы гораздо веселее, чем на пустое небо, даже если по нему время от времени проплывают облака. Когда-то отец учил меня по звездам определять путь корабля. Но это было давно, и звезды здесь не те. Путеводную звезду видно только, если встать во весь рост и прижаться спиной к южной стене ямы. Зато Пятиугольник¹ кружится прямо над головой, и по нему легко понять, когда близится утро.

Ночью надо спать, если хочешь сохранить силы. Но сон не идет. К тому же, каким бы сильным ты ни был, удержать четырех коней, которые тянут твои руки и ноги в разные стороны, вряд ли удастся. Особенно если рядом стоят конюхи с кнутами. Так что оставшиеся две ночи можно следить за звездами. А днем уворачиваться от камней, которые время от времени кидают сверху, чтобы заставить тебя встать и дать рассмотреть получше.

Я думаю, мои сторожа неплохо зарабатывают на том, чтобы дать всем желающим посмотреть на Сигурда Грозу Саксов, прежде чем четверка коней разорвет его на части. О таком можно рассказывать детям и внукам. «Ростом он был с медведя, а ручищи – толстые, как стволы деревьев»! Хотелось бы и мне, чтобы все было так. Тогда бы я наверняка смог дотянуться до решетки, которой накрыта моя яма, повиснуть на ней, упереться ногами в стену и сдвинуть ee в сторону. Видно, кому-то из сторожей такая мысль не давала покоя, поэтому меня и посадили на цепь. А, может, так приказал сам тан² Годред. Что ж, в предусмотрительности ему не откажешь.

А еще в набожности… Почему нельзя казнить пленника в день рождения Белого Христа? Разве Белый бог не порадовался бы смерти того, кто убил стольких его почитателей? По мне, это было бы ему отличным подарком на праздник. Но как бы там ни было, мне подарили еще один день и еще одну ночь в яме. Годред так и сказал, что я должен быть благодарен Белому Христу за эту милость. Еще один день и еще одна ночь ожидания смерти. Годред знает, как надо мстить.

Еще один день и еще одна ночь, чтобы думать о том, какой же я глупец! Как просто я попался в ловушку! Похоже, мои враги знают меня лучше, чем я себя сам. Ну, насколько надо поглупеть, чтобы не заметить, будто меня, как волка, обкладывают загонщики! Как надо ослепнуть, чтобы не догадаться о приближающейся западне! А я, видя опасности, только смеялся, чтобы показать, что не принимаю их всерьез.

А чего стоил суд тана Годреда? Это была простая месть, которую седобородый тан выдал за освященное веками правосудие. С другой стороны, ему и впрямь было, за что отплатить мне. Только четвертование – это все же слишком даже для мстительного старика. Но я смеялся ему в лицо, выслушивая приговор – ведь я хёвдинг³ и сын хёвдинга, и мне пристало идти на смерть с улыбкой. Возможно, когда-нибудь, кто-то из наших скальдов⁴ услышит о моей участи, сложит песню, и мое имя прославится. Я вспоминал о ярле Рагнаре, которого восточные англы умертвили в яме с гадюками. Плач о нем облетел весь Север, и немало воинов пришло под стяг с вороном, что подняли сыновья Рагнара, поклявшись отомстить.

Годреду мой смех не понравился. И приговор, что он мне вынес, мало кто назвал бы справедливым.

Я знаю, что заслуживаю смерти, как всякий викинг, от которого в походе отвернулась удача. Но даже Годред не смог найти свидетелей того, что я убивал безоружных или священников. Поэтому смерть моя должна быть быстрой и чистой. Сам бы я выбрал удар меча. Но согласился бы и на топор. Однако я видел, что Годреду это не кажется слишком зрелищным. Вырезать мне на спине кровавого орла – вот, что выбрал бы он, если бы за его спиной не стояли священники, нашептывающие, что христиане не должны уподобляться разбойникам, приходящим из-за моря. Что ж, и за это стоит поблагодарить Белого Христа. Теперь я умру быстро. Мучительно, но быстро. А Годред сможет показать саксам, как он мстит за их страдания. Как будто смерть одного воина защитит их от новых набегов!

А ведь было время, когда я готов был поселиться среди саксов и мирно сеять хлеб на этих тучных полях. Но только это было давно. Так давно, что если начать рассказывать, то можно проговорить день и ночь. Ровно столько, сколько мне осталось жить. Но лучше вспоминать, чем думать о четверке коней, рвущихся в стороны. Когда же все началось? Неужели прошло уже три года?

Глава 1

Осенний ветер трепал мой плащ, но солнце припекало еще совсем по-летнему. На небе не было ни облачка, и морская пена светилась серебром. Мы ехали вдоль берега, и то была шестнадцатая осень моей жизни.

Нас было трое: я, Асгрим Законник, мой одногодок, и Токе, который был на два года старше нас, и поэтому считался нашим вождем. Токе был бы нашим вождем, даже если бы был младше, ведь он был сыном ярла⁵ Паллига, правителя всего острова Фюн, и в его в жилах текла королевская кровь. А мы с Асгримом – были сыновьями простых бондов⁶. Ярл Паллиг приходился внуком старому конунгу⁷ Горму, племянником конунгу Харальду Синезубому, тому, что объединил всю Данию, и двоюродным братом конунгу Свейну, прозванному Вилобородым за длинную бороду, что перед боем он заплетал в две косицы.

Асгрим, прозванный Законником за унаследованную от отца, жреца и законоговорителя⁸ на нашем острове, привычку рассуждать с умным видом, приходился Токе двоюродным братом, но по материнской линии. Поэтому королевской крови в нем не было. А значит, он был таким же свободным бондом, как и я. И нам полагалось во всем повиноваться Токе. И тот, важничая, ехал впереди нас, показывая дорогу. Это было бы не так смешно, если бы мы ехали куда-либо еще, но наш путь лежал в усадьбу моего отца, и я знал все повороты берега наизусть еще с той поры, когда отец впервые отвез меня в усадьбу ярла Паллига.

Тогда я думал, что это будет очень почетно жить в усадьбе у ярла. Но Токе быстро объяснил мне, что никакого почета здесь нет, ведь я не буду фостри – приемным сыном ярла. Да это и невозможно, потому что приемный отец не может быть выше по положению, чем отец настоящий. А буду я просто заложником на случай, если мой отец откажется платить дань ярлу, как он уже не раз делал. И место мое за столом будет между самым младшим дружинником и ценным домашним рабом.

Конечно, все было не так плохо. Ярл Паллиг хотел, чтобы мы с Токе подружились, потому что даже ярл не может править без поддержки свободных бондов. А мой отец был самым зажиточным бондом на всем восточном побережье острова Фюн. Да только Токе не хотел дружить – он хотел повелевать, даже когда ему было только пятнадцать. И вместо золота, которое по обычаю вождь раздает своим людям, Токе раздавал нам подзатыльники, ведь он был сильнее и старше любого нас. Всего нас было четверо: я и еще трое таких же заложников, а пятым в команде Токе был Асгрим Законник. И так продолжалось бы и по сей день, если бы мы не объединились с Асгримом и не накинулись на сына ярла за дровяным сараем. С тех пор он держал свои руки при себе, но по-прежнему ожидал, что мы будем ему подчиняться.

Теперь Токе вез меня домой, потому что мой отец ходил в поход с ярлом Паллигом и конунгом Свейном, и они убедились в его верности. На прощанье ярл подарил мне меч и сказал, что Токе с Асгримом проводят меня. Увидев меч, я так обрадовался, что даже путешествие вместе с Токе не показалось мне совсем ужасным. Я долго разглядывал разводы на лезвии и узоры на крестовине и яблоке и пробовал сбривать волоски на своей левой руке, чтобы оценить остроту лезвия. Мечу я дал имя: Драконий Клык. И теперь, ощущая его тяжесть у себя за спиной, я чувствовал себя могучим воином.

– Долго нам еще ехать? – спросил Асгрим, обращаясь ко мне. – Я уже хотел бы чего-нибудь съесть.

– Маленький Асгрим проголодался? – Токе обернулся к нам. – Время приложиться к мамочкиной груди?

– Вот к чьей бы груди я охотно приложился, – тут же ответил Асгрим, – так это к груди твоей мачехи. И никто бы меня от нее не оторвал. – Асгрим подмигнул мне.

Сначала лицо Токе стало гневным, но затем он рассмеялся:

– Что же, попробуй, и отец скормит тебя собакам. Простому бонду, такому, как ты, даже мечтать о дочери конунга не стоит… Если он хочет жить.

Конечно, они говорили о Гунхильд, молодой жене ярла Паллига, дочери Харальда Синезубого и сестре конунга Свейна. Свадьба состоялась весной, перед тем как ярл отправился в поход в земли англов и саксов. Гунхильд было столько же лет, сколько и нам с Асгримом, и она была красива, а Паллиг был старше ее лет на тридцать и казался нам стариком. Мы радовались, когда она проходила мимо, и всегда пытались завязать с ней разговор. Но Токе, мне казалось, ее ненавидел, считая недостойной занять место его умершей недавно матери.

– Если мне о ней даже мечтать нельзя, – Асгрим подъехал к Токе поближе, – может ты попробуешь ее очаровать? В тебе-то королевской крови много, ты нам сам об этом каждый день по три раза напоминаешь.

– Гунхильд – жена моего отца, и если ты об этом забыл, то сейчас я выбью тебе зубы, чтобы напомнить! – Токе делал вид, что сильно разгневан.

– Может, она и жена ярла Паллига, но я вижу, какими глазами ты на нее смотришь, когда думаешь, что тебя никто не видит. – Асгрим не испугался, потому что хорошо знал цену угрозам сына ярла.

Вот это была новость! Я как-то не замечал, что ненависть Токе напускная. Но сейчас Токе покраснел, и я понял, что Асгрим угадал.

– Я не знаю, что ты там видишь, – Токе справился с собой, – но я сейчас забью твои слова тебе в глотку!

– Да брось ты, Токе, браниться попусту, – Асгрим решил пойти на мировую. – Всем нам нравится Гунхильд. Но мы помним, что она жена твоего отца. И самое большое, на что кто-то из нас может рассчитывать, это просто скромный поцелуй. Но в губы, а не в темечко, не так, как мачеха целует своего пасынка. – Асгрим подмигнул мне. – Один поцелуй в знак того, что ей кто-то понравился. Я, думаю, мог бы этого добиться.

– Ты? – Токе скривился. – Да от тебя слишком воняет протухшей селедкой, чтобы она просто смогла к тебе приблизиться.

– Кое-кому нравится и протухшая селедка, если она лежит в бочке достаточно долго. Но, может, ты покажешь нам, как надо очаровывать дочерей конунга? – ехидно спросил Асгрим. – А то мы видим только, как ты увиваешься за толстухой Сив на поварне.

И Токе снова покраснел. Он любил похвастаться своими похождениями. Правда, обычно это были сказки о том, как он соблазнил дочь знатного бонда, имя которого он не может назвать, и было это где-то далеко, где нас не было. А в усадьбе отца в Оденсе Токе только увивался за служанками, впрочем, без особого успеха. Спеси ему было не занимать, а вот щедрым его даже близкий друг не назвал бы. Впрочем, друзей у него тогда не было.

– Если бы я захотел, – ответил Токе, – то Гунхильд забыла бы все и…

Асгрим не дал ему договорить:

– Мы все знаем твою похвальбу, Токе. Давай биться об заклад, что у нас с Сигурдом быстрее получится заработать поцелуй Гунхильд? Готов поставить свой серебряный браслет против твоего кольца, что не ты будешь первым.

Асгрим толкнул меня в бок, и я закивал. Потом он показал на браслет и кольцо на пальце Токе. Браслет на ярмарке в Оденсе оценили бы раза в два дороже кольца. Поэтому Токе не удержался:

– Я принимаю твой заклад. И вот увидишь, не пройдет и двух недель после нашего возвращения, как браслет станет моим.

Асгрим Законник кивнул и сказал:

– Только если я его потеряю, а ты найдешь. Готовься расстаться с кольцом, ведь мы заключили ряд.

И Асгрим первым стукнул пятками бока своего коня и унесся вперед. А мы поскакали за ним.

В усадьбе моего отца Харальда Бьёрнсона жизнь кипела. Не прошло еще и нескольких дней, как он вернулся из похода со своим кораблем и привез большую добычу. Вместе с ним из похода вернулись мои старшие братья: Бьёрн и Рагнар. Сейчас Бьёрн, который был старше меня всего на три года, гордо расхаживал по берегу и с видом хозяина отдавал приказания работникам, разгружавшим корабль.

Бьёрн был первым, кого я увидел из своей семьи. И он обрадовался, когда заметил меня. Улыбка у него оставалась такой же, как и полгода назад, хотя на щеках уже пробивалась светло-русая щетина. Брат обнял меня, как только я спрыгнул с коня. Потом он поприветствовал Асгрима и Токе.

– Это был славный поход, – сказал Бьёрн, показывая рукой на бочонки и сундуки, которые переносили с корабля в амбары. – Конунг англов и саксов Эдальрод был очень щедр к бедным мореходам и согласился выплатить нам шестнадцать тысяч марок серебра. Ты бы представить себе не мог такую кучу серебра в одном месте! Только чтобы пересчитать долю конунга Свейна, понадобилось три дня. А потом мы еще три дня делили нашу долю между собой. И это не считая того, что мы взяли в его стране до того, как Эдальрод запросил мира.

– Мой отец сказал, что саксы не приняли боя, испугавшись нашего войска. Эти трусы так боятся за свои жизни, что платят нам серебром вместо того, чтобы встретить железом, – влез в разговор Токе.

– Жалко, что тебя не было с нами, Токе Паллигсон, – ответил Бьёрн, – не то бы саксы не отделались так легко.

Мы с Асгримом улыбнулись, но лицо Бьёрна оставалось невозмутимым, и Токе решил, что ему льстят.

– Отец обязательно возьмет меня в следующий поход и даст корабль с командой, – сказал он.

– Тогда тебе уже сейчас стоит начать подбирать себе людей, – ответил Бьёрн. – Негоже идти в поход с людьми, с которыми не хлебал из одного котла и не спал у одного костра.

Все-таки Бьёрн за эти полгода сильно изменился. Стал рассудительным, как наш отец. И даже Токе нечего было ему возразить, ведь он-то ни в один поход пока не ходил. Мне казалось, что Паллиг слишком бережет своего наследника, однако сам ярл говорил, что с походами незачем спешить, их и так будет немало, а Токе лучше еще подучиться драться на мечах и копьях.

Тут меня кто-то хлопнул по плечу. Я обернулся и попал в объятия к своему второму брату Рагнару. По нему я скучал особенно сильно. Ведь он был всего на год старше меня, и до моего отъезда в усадьбу ярла мы почти не разлучались.

– Ты вырос, Сигурд, – сказал Рагнар. – И в следующий поход ты пойдешь с нами.

Сам Рагнар тоже подрос, и у него появилась полоска усов над верхней губой. Да и глядел он теперь как-то по-другому: увереннее и слегка снисходительно.

– В следующем походе Сигурд будет в моей команде, – снова вмешался в разговор Токе.

– Если так решит ярл Паллиг, – ответил Бьёрн. – Наш отец хотел бы, чтобы мы все трое были на одном корабле.

– Значит, идите ко мне в команду все трое, – сразу же нашелся Токе.

– И меня не забудьте взять, – в разговор вступил Асгрим, – когда у тебя будет корабль, Токе, – добавил он чуть погодя.

Бьёрн улыбнулся Асгриму, и, обняв меня за плечи, повел в нашу усадьбу.

Мои родители были рады, что все их дети наконец собрались под родной крышей. И в этот вечер в нашем доме никому не было отказа в пиве и мясе. Сначала всем за столом раздали ржаные лепешки, затем внесли блюда с жареной свининой, и я положил на свою лепешку здоровый кусок задней ноги. Я никогда не мог есть мало, когда на поварне хозяйничала моя мать. Асгрим тоже налегал на свинину и только Токе морщил нос, тихо бормоча, что ему больше по нраву селедка с овсянкой, чем подгорелое мясо.

За столом по левую руку от отца сидела вся наша семья: мать, двое моих братьев и две младших сестры – Гюда и Аса. А справа от отца сидели его люди – те, кто ходил с ним на одном корабле, его команда. Корабль у отца был не очень большим – с восемнадцатью парами весел, и в команде у него было сорок четыре человека, не считая моих братьев. По правую руку от отца сидел его кормщик, суровый старик Кетиль Борода, прозванный так за достававшую до пояса белую бороду. Кетиль раньше учил меня ходить под парусом. За ним сидел Маленький Аке, здоровущий, заросший бородой по самые глаза воин, обычно охранявший моего отца в бою. Следующим был Толстый Карк, такой высокий и широкий в плечах, что когда его ставили во главе клина воинов, ни одна стена щитов не могла перед ним устоять. Еще дальше сидел Эстейн Синий Змей, прозванный так за рисунок дракона на спине и шее, – я тогда считал его лучшим воином моего отца, ведь это он учил меня биться на мечах и копьях, стрелять из лука и скакать на коне. Эстейн был нашим оружейником и, наверное, самым хитрым в дружине. За ним сидели остальные дружинники, и я радовался, глядя, как они едят и пьют в нашем доме, в доме их вождя – моего отца.

С нашей стороны дальше за столом сидели наши соседи – те, что не ходили в поход, но кому не терпелось узнать о том, что произошло в стране англов и саксов. Как только первые куски мяса были проглочены, а первые рога пива выпиты, встал Гудмунд из Бовенсе, чья усадьба лежала к югу от нашей.

– Приятно видеть, когда славные воины возвращаются домой с богатой добычей, – начал он. – Но пока молодежь еще не выпила много пива и не начала хвастать своими подвигами, хотелось бы и нам услышать рассказ обо всем, что случилось в земле саксов. Расскажи нам об этом, Харальд, без пустой похвальбы, как пристало мудрому мужу.

Мой отец встал, поклонился, снова сел и начал свой рассказ:

– Я расскажу вам о том, что видел, и как мы бились с англами, саксами, ютами и даже осевшими там сто лет назад данами. И я буду звать их саксами, как в старину, хотя даже западные саксы с тех пор, как их конунг Адальстейн подчинил себе север с Йорвиком⁹, теперь все чаще называют себя англами, а свой остров – Англией.

Отец отхлебнул пива в тишине и продолжил:

– Знаете вы, что наш конунг Свейн и Олаф сын Трюггви, вождь из Норвегии, уже второй год были в походе в земле саксов. Прошлым летом, слышали вы, наверное, прошли Свейн с Олафом вдоль всего севера Англии, и не было ни одной крепости, которая бы перед ними устояла. А войско саксов, что собралось против них, разбежалось, едва заслышало их боевой клич. Взяли они и Йорвик и там зазимовали. И Свейн задумал на следующий год идти на юг и послал в наши земли за людьми, потому как на юге больше крепких городов, и с малой силой их не взять. Тогда нас собрал ярл Паллиг и весной повел за собой.