ИЗУЧАТЬ ПУТИНА?

Эта необычная книга – о государственной философии Путина. Точней, о драме ее формулирования. Раньше такие книги именовали биографиями мысли или историями идеи. В данном случае речь о политической идеологии.

Русская история считается безыдейной лишь потому, что так проще для ее наблюдателей. И Путин, большой хитрей, долго уклонялся от выявления своих позиций и ценностей. Неопределенность доктрины была его защитой. Политик не располагает доктриной, пока не к чему ее применить. Политик не располагает идеологией, пока не возьмется решать за других. Путин приобретал знание о государстве по ходу самого государственного строительства, к участию в котором он был призван.

Власть, которая якобы у него была, на самом деле с трудом и по мелочи извлекалась из недр мятежного общества. Путинская вертикаль власти, если вдуматься, похожа на скважину бурения для добычи нефти из глубинных пластов.

Путин не уйдет, не выполнив своей национальной задачи. Проблема в том, что основную массу задач ему диктует простая нехватка. Система Путина испытывает дефицит политических инструментов для работы с теми именно группами, которые она же порождает и активизирует. Путин играет, как кажется, в одиночку, а на российской сцене все больше невыразительных новых актеров, наливающихся силой. Сторонникам президента легко представить себе ситуацию, когда им придется защищать своего лидера, а не искать у него защиты. Сумеет ли преемник воспользоваться лидерским ресурсом Владимира Путина? Кто не предъявляет идейных оснований господства, тот не докажет и своих прав на него и выбудет из списка правящих. В современном мире тупое властвование не имеет перспектив. Выборы 2007–2008 годов в России создадут мировую державу с общепризнанной легитимностью, – а если этого не произойдет, перейдут в мировой кризис.

Все чаще извне мы слышим: «Россия неуместна там-то и в том-то». Место России, вот то, что подвергается испытанию в мире, лишенном правил. Но в глобальном мире без общепризнанного порядка кризис угрожает глобальной войной.

Большинство граждан РФ сегодня, и еще долго, будут составлять рожденные в СССР – государстве, которого уже нет. Между истреблением имперской России в 1917 году и упразднением СССР в 1991 году прошло всего лишь 75 лет. Многие успели побывать в подданстве нескольких государств, а иные, как бабка моя, Феодосья Ивановна, еще помнят жизнь при обоих старых режимах. Но обе империи с большим государственным опытом – не спаслись, не сохранились и развитые ими цивилизации. Осталась Россия, объявив себя наследницей их всех. Находится ли она в большей – или хотя бы в не меньшей безопасности, чем те? Не станет ли ликвидация России желательным для кого-то «окончательным решением» неизвестной задачи в мире темного будущего?

Путин действует в узких рамках реальных лимитов времени, людей и ресурсов. Мысль автора книги о пределах власти как тайном стимуле путинской креативности – точная политическая мысль.

Вообще, политический опыт Путина во власти интересней, глубже нападок на его личность. Изучение его идеологии – не только в гуманитарном, но и в инженерном смысле – едва начинается. Так, например, подход Путина к демократии для населения, с навязчиво повторяемым приоритетом «комфортных условий», весьма своеобразен. Автор пытается разобраться в этой идее комфортного для населения суверенитета, заставляющей припомнить «биовласть» Мишеля Фуко, «социум власти» М. Гефтера или то, что Симон Кордонский окрестил витальной повесткой последних президентских посланий. Собственно, изучать политику в современной России и означает изучать идеологию и практику нынешнего президента. Книга Алексея Чадаева не только поучительна, но и полезна для подготовки новых кадров к государственной политической работе. Никому еще не удалось войти в большую политику, не расставшись с грузом своих благоглупостей.

Глеб Павловский

ВВЕДЕНИЕ. КРАТКИЙ КУРС ПО УПРАВЛЕНИЮ ГОСУДАРСТВОМ

Сделать более понятной логику действий и бездействий российской власти эпохи Путина – цель данной работы. Это возможно лишь при условии, что будут описаны реальные возможности власти в наше время и в нашей ситуации – иначе говоря, ее системные ограничения. Ответ на вопрос «что власть делает» возможен только после ответа на вопрос «чего власть делать не может».

Узость коридора возможностей является следствием узости инструментария. Ограниченность способов действия заставляет использовать все немногочисленные имеющиеся инструменты – в том числе для решения таких задач, для которых они заведомо не предназначены. Главное системное ограничение власти – тот факт, что число тех людей, за успехи и неуспехи которых она несет ответственность, гораздо больше, нежели число тех, кем она непосредственно управляет. Любое действие власти ведет за собой последствия, число которых так велико, что не дает возможности отследить большинство из них. А потому – заставляет предвидеть, рассчитывать «общий баланс» последствий любых решений уже на этапе их подготовки.

Власть – лишь один из элементов общественной системы, но одновременно ее суверен.

Государство часто рассматривают в виде своего рода корпорации – одной большой фирмы по оказанию услуг населению. Но это правомерно только для тоталитарных систем, где каждый гражданин по умолчанию является сотрудником этой фирмы и в то же время потребителем ее услуг. Сталинское государство соответствовало этому определению в полной мере. Путинская Россия, как и практически любая современная страна, устроена иначе. Власть – лишь один из элементов общественной системы и одновременно ее суверен; это делает роль власти противоречивой. Режим существует в двойной логике: с одной стороны, это логика узких интересов «своей» сферы (госсектор); с другой – логика интересов и ценностей страны как целого.

Все это создает особую ситуацию «подвешенности» власти. Она несет ответственность за существование всех граждан, но непосредственно управляет лишь крайне небольшой (в масштабах страны) административной пирамидой.

Применительно к первому лицу государства это означает, что у него есть лишь очень немного людей, которым он может приказать. Что до остальных, то он может лишь доносить до них свою точку зрения и надеяться на их понимание и добрую волю – так как их начальником в буквальном смысле слова он не является.

Из этого следует, что реальным инструментом власти в современной системе является не административная вертикаль, а система влияния, основанная на моральном авторитете и значимости. Президент больше «жрец» или «судья», чем «царь». Но мера его ответственности при этом – «царская».

В результате возникает такой формат политической системы, при котором глава государства получает практически монопольное право быть источником действующего политического языка и тем для обсуждения – «повестки дня». Каждый из нас имеет свою точку зрения по большинству вопросов, но вопрос о том, какие из тем для обсуждения актуальны именно сегодня, решает власть. Единственным ее реальным конкурентом на этом поле являются катастрофы – будь то авария подводной лодки, сход лавины или захват заложников – тогда инициатива властью утрачивается; но это и есть чрезвычайная ситуация всеобщей мобилизации социальной системы перед лицом общей опасности.

Однако монополия на повестку дня не означает произвола. Бремя власти – удерживать реальность в слове; как только она перестает соответствовать этой задаче, она моментально становится лишним элементом в социальной структуре. И общество ей это показывает, иногда – быстро и жестко.

Величайший успех – найти точные слова для описания того, что происходит и, главное, что должно происходить завтра. Провал – ошибиться в словах или не сказать чего-то, что должно было прозвучать. Каждое публичное слово – в том числе и по второстепенным поводам и темам – стоит гораздо дороже, чем любое аппаратное решение.

Поэтому любые публичные слова первого лица очень важны именно как управляющие сигналы. В дополнение к этому в России, по мнению многих социологов, коммуникативные правила таковы, что важнее не то, что говорится, а то, кто говорит: это называется «гипертрофированный личностный статус».

В условиях посткатастрофной России такая ситуация дает президенту уникальную роль и одновременно возлагает на него уникальную ответственность. Президент сам должен построить демократическую процедуру, защитив ее снаружи, и потом передать в руки народа. Подобные задачи лежали на многих лидерах государств в XX веке и далеко не все с ними справились. Но, как бы там ни было, миссия Путина – это миссия строителя.

Из такого понимания миссии вытекает несколько следствий. Во-первых, непременный уход от власти по завершении строительства политической системы. Во-вторых, уход от власти именно и только по завершении ее строительства, но не раньше и не позже. В-третьих, с ростом времени пребывания у власти снижаются шансы на быстрое завершение такого строительства. В-четвертых, попытки помешать процессу строительства необходимо пресекать самыми жесткими способами.

Почему мы вообще обращаемся к официальным документам – таким как Послания президента? Официальные документы первых лиц государства – это развернутые управляющие инструкции. Они построены на ограниченном количестве формул, понятий и словосочетаний, которые потом разворачиваются в ту или иную политику. Самые яркие из этих формул (такие как «индустриализация», «продовольственная программа» «перестройка», «приватизация», «вертикаль власти») маркируют целые эпохи. Главное место, где появляются такого рода слова, это именно официальный текст с его жестким каноном.

При этом надо помнить, что в официальных документах обычно крайне редко используются ценностные формулы. Иначе говоря, послания – это не столько сам «символ веры» действующей власти, сколько производные от него решения. Такие документы изложены на языке задач и инструментов. Ни перестройка, ни приватизация, ни построение вертикали власти сами по себе не являются конечной целью и ценностью. Все это является инструментом достижения чего-то другого. А вот что стоит за названными инструментами – этого в официальном документе, как правило, не сообщается. На этом месте чаще всего стоят общие слова и лозунги, ничего не означающие.

Послания Президента это не столько сам «символ веры» действующей власти, сколько перечень производных от него решений.

Обращение к ценностному языку позволяет реконструировать логика документа, взятого как целое, в совокупности задач и реализации главных программных документов. Мы как бы дешифруем роль субъекта власти по совокупности его публичных действий. Мы находим, какие формулы целей и ценностей находятся за формулами задач и средств. Попытаться обнаружить ценности, которыми руководствуется действующий Президент, в последовательности задач, которые он ставит перед государством, и средств, которые он предлагает для их реализации, в этом и состоит задача данной книги.