Резко и изредка хлопая последними выстрелами, как смертельно раненый волк зубами, этот броненосец – круглое и неповоротливое морское чудовище – весь избитый, дымящийся, с изуродованными снастями и с черными ломанными пятнами ссадин, кажется, уже чует свою неминучую гибель.

Ему не прорваться, не пробраться, не уйти в далекое, родное логовище, где он мог бы зализать свои черные, дымящиеся раны. Он даже не в силах подороже продать свою жизнь. Неприятельские снаряды, тяжкие и меткие, сбили и изуродовали почти все его орудия, и чудовище делается жалким и бессильным, как кабан с выбитыми клыками, с одной розовой пеной крови в опустошенной пасти.

Командир, неумытый, усталый, сгорбившийся, уже давно хрипло крикнул там, на палубе, среди дыма, грома, смерти и хаоса:

– Скоро последний клык выбьют нам, дьяволы!

Чудовище хорошо понимает горький вопль капитана, и, тяжело припадая то на левый, то на правый борт, с сердитой и жалкой беспомощностью жалобно оскаливает свой последний пригодный клык и порою, сопя, отхаркивает изуродованными трубами черные хлопья дыма как сгустки крови. И тогда эти изуродованные трубы испускают пронзительный, тонкий и бесконечно тоскливый вой, последний визг перерезанного горла под ножом убийцы.

– Ай-ай-ай-ай! – тонко пронизывает воздух.

Этот предсмертный вопль прекрасно слышит команда броненосца, сознавая все его значение. Но его так же хорошо слышит и неприятель. Эти вопли будто подстегивают его. Вражьи крейсеры, ловкие и проворные, как молодые дельфины, каждый раз после этих беспомощных воплей начинают быстрее бороздить воды зигзагообразным полетом падающих молний. И они приближаются все более и более, суетливые, как жадные акулы, учуявшие запах свежей крови, забегая справа, слева, сзади, спереди, отовсюду, будто извергаемые глубиной моря.

А чудовище тяжко сопит, вздрагивает всем своим неуклюжим телом и огрызается последними выстрелами.

На палубе свистящий вой, едкий дым, крики отчаяния, стоны, сиплые возгласы команды, дикий визг, молитвы, богохульства.

– Хлоп! Бум! Бум! – грохочет освирепевший воздух.

Слышится:

– Матушка! Родимая! Смертушка!..

– О-о-о! А-а-а! – кричит кто-то монотонно, упрямо, надсаживая грудь.

И опять отрывистый грохот, похожий на лай:

Конец ознакомительного фрагмента.