– Ни пуха! И не забудь про наш спор, – напомнила напоследок та. – Косы плести тебе буду!

– Поживём – увидим, – возразила Рита, взлохматив короткие каштановые волосы, которые мама упрашивала отрастить. Девушка же заявила, что скорее она на бюджет в МФМУ поступит. На том и разбили руки. Выпускница встала рядом с крыльцом, не решаясь потеснить сверстников. Впрочем, невелика потеря: облицовочная плитка пошла волнами, где-то раскрошилась или вовсе отсутствовала, зато образовавшиеся ямы стали удобными урнами для окурков. Взгляд блуждал, находя всё больше подробностей, не в пользу школы: стены из гадкого шершавого камня, к которому нельзя прикоснуться, не стесав себе что-нибудь; покатый козырёк над входом и забившийся ливневой сток, откуда падали капли на неудачливых учеников; небольшой выступ справа, за которым крылось углубление, куда бросали пустые банки и, предположительно, справляли нужду. Отвратительно. Народ дрогнул. Двери, изрисованные чёрной краской, чуть приоткрылись, подростки медленно потекли внутрь. А Марго ждала, пока пройдут остальные. Она настроилась на экзамен, приказала себе больше не выкидывать трюков, как тот, в машине, но вдруг издалека заприметила парочку. И чем ближе они были, тем более приковывали к себе внимание: парень высокий, даже закралось сомнение, пролезет ли он в дверь, а девушка едва ли достаёт ему до подмышки. Оба одинаково одеты, в чёрных кепках с непристойными надписями. Они держались за руки, и позвякивали многочисленные дешёвые кольца, по паре штук на пальце. Оба некрасивы – самый мягкий эпитет, подобранный Риткой. Они прошествовали мимо, девушка обхватила спутника за талию, крепко прижав к себе, и тогда Рита не выдержала: «Настоящий типаж!», вклинилась между рядами и с гулко стучащим сердцем направилась за ребятами. Быстро приноровилась к ритму их шага. В раздевалке замешкалась и на время потеряла их из виду. Заметалась, но быстро обнаружила их у стойки регистрации. Побежала к очереди, не расталкивая людей локтями, но активно пробираясь к цели. Едва не налетела на парочку, задержала дыхание. Вблизи они ещё необыкновеннее. Готы. Ирина и Никита. Всю дорогу Маргарита, нет, не преследовала, лишь внимательно изучала их – неужели они не поделились бы двумя минутами с ней? Взглянула на талончик и огорчилась – её номер аудитории с их не совпадал. Ира внезапно мотнула головой, и Марго в последний миг отвернулась, притворившись, что заинтересована красочным информационным плакатом. Ирина насуплено осмотрела людей позади, и особенно задержалась на Ритке. Заподозрила. Плохо. Она пропустила несколько учеников вперёд, чтобы не попасться вновь. Поднялась по лестнице на третий этаж, хотя самой нужно на второй. Объекты наблюдения остановились у стандартных грязно-зелёных диванчиков и облюбовали один из них, самый отдалённый, в тени искусственного папоротника. Девушка что-то настойчиво повторяла спутнику, то и дело поворачивала его к себе – дёргала за колени, хватала за щетинистый подбородок, уши, кольцо в носу, усердно целовала в губы. Парень, видимо, был настроен благодушно и не сопротивлялся. Кстати, под плащами ребят всё же оказалось некое подобие школьной формы; цепи вместо ремня держали узкие брюки, укороченные рукава рубашек демонстрировали чёрные от татуировок предплечья. Марго, малодушно выглядывая из-за двери туалета, зачарованно потянулась за телефоном. «Сама не верю, что это делаю…» и сфотографировала жертв. Ещё раз. Внезапно из кабинета выползла учительница, испортив тучными телесами хороший ракурс, прикрикнула на опаздывающих, и Ира с Никитой поплелись в класс. Рита в последний раз сфокусировала камеру, нажала на кнопочку… И с лица спала. С экрана, прямо на неё, без сомнений! сумрачно смотрела Ирина. Похолодев и вспотев одновременно, вскинула голову. В неё впивалась вилами пара пронзительных глаз. Девушка не придумала ничего лучше, чем бежать. Сам экзамен она не запомнила.

– Эй, ты! – Марго не вздрогнула, а лишь мученически зажмурилась, предчувствуя подобное.

Как прилежная ученица, она высидела все положенные четыре часа, и в школе осталась едва ли не последняя. По крайней мере, в коридоре кроме неё и окликающих никого не было, и притворяться, что она не поняла, к кому обращаются, бессмысленно.

– Ты хорошо слышишь? Я могу повторить!

Конечно, хорошо. Но она так хотела избежать неприятного разговора, специально задержалась, а они её ждали, значит, всё серьёзно… Она изменила курс и с видом каторжника приблизилась к Ире с Никитой.

– Здравствуйте. Вы хотели поговорить? – вежливо спросила она.

– Да, – гаркнула девчонка и вскочила. Она дышала Рите в плечо, но спокойнее не становилось. – Как тебя зовут?

– Маргарита.

– Я Ирина. Это Ник, – Ник, к слову, сидел на скамеечке абсолютно спокойно и незаинтересованно.

– Понятно, – помолчав, она сделала робкий шаг назад.

– Я, собственно, что, – девчонка смачно ругнулась. – Прошу прощения за мой французский. Так вот, я, собственно, что: нам очень лестно постороннее внимание к нашей персоне, но, если ещё раз замечу, – она дала время переварить, – то так получишь… я даже придумать не могу, как сильно. От меня, Ник мой а-ля с принципами, – она хохотнула, качнувшись к парню, так же безучастному. – А пока прощаем. Уяснила?

– Уяснила, – сочла разумным согласиться Рита. Грубиянка пожевала губами, намереваясь сплюнуть, но сдержалась, ограничившись циничным цоканьем.

– И дам совет: заканчивай с этими своими фетишами. Мало ли, какие люди попадутся, – она с топаньем прошагала мимо Риты. За ней, как на верёвке, последовал Никита, дежурно попрощавшись с Марго. Та же с облегчением выдохнула, радуясь, что не дошло до драки. Однако пока немного остереглась выходить на улицу. Вдруг им на свежем воздухе что в голову взбредёт…

Ростерия. Краткий курс юного историка

Летопись, перевод, второе тысячелетие до нашей эры: Могущественное государство Египет Великий пережил битвы междоусобные, длившиеся не одно столетие, нашествие войска ужасного, восстание рабов нечестивых, приход самозванца, прогневавшего мать-природу, и воцарился ныне на всей земле, упрочив власть свою среди чужеземцев. Мудрый фараон – истинный посланник всевышних, духи земные благоволят ему. Никогда ещё прекрасный Нил не был так щедр и полноводен, Земля плодородна, а Солнце ярко и светло. Сила Хапи растёт и разливается, Египет не жмётся боле у великой Реки, а ширится и грозит соседям, не признающим всемогущего Геба (бога земли), отрицающих безграничную любовь Земли и поклоняющихся отвратительным человекоподобным идолам. Гор-наставник (бог покровитель правящего на сей день фараона) отвёл властителя всеобщего к Анукет (богиня-покровительница I порога Нила и его разливов), она показала место тайное, где Нил продолжает небо и сияет звёздами. Испив из него, фараон принял в себя Жизнь и пошёл один походом на безбожников и разгромил их войско и храм лживый разрушил, в назидание. Соседями остаются лишь Вавилоне, что пьют солёные слёзы их моря и просят защиты у демонов с безобразными ликами, с коими квитаться не станут наши боги – сами перегрызутся меж собой.

Летопись, перевод, второй век нашей эры: Рим венценосный, возглавленный богоподобными Ромулом и Рэмом, открыл новую эру: люди ныне не только наблюдатели, но участники, они испивают Жизнь из источников с молитвою и меняются необратимо. Правители стали Богами и поселились на Олимпе, воины обрели силу невиданную, последователи Солнца, что с детства имеют связь с судьбой и её путями сложными, но без сомнений верными, особенно ясны в мыслях и дружны с природою, выполняющей их просьбы, и нет больше восстаний, врагов заморских и голода безжалостного. Согнав гнусных Карфагенов, пред тем загубивших Эллинов, а ещё ранее финикийцев и Вавилонов, мудрый император напоил из чудесного моря воинов, чтобы те охраняли поднебесный народ, а лишь после сам, да не поскупился для детей своих римлян … (неразборчиво) Слава Риму венценосному, государству невиданному с людьми богоподобными и правителем милосердным и отважным!

Летопись, перевод, пятнадцатый век: за грехи наши было ниспослано наказание – зараза, уродующая всё вокруг себя в радиусе мили. Появились люди, не из глины и воды. Они отвергают мать свою землю и утверждают, что «сами знают, сами ведают» и именуют себя учёными. Народ же прозвал еретиков ведьмами. Они говорят речи ужасные, превозносят «могучую силу разума человеческого», забывая о главном и первоначальном нашем благодетеле, толпа же безмозглая слушает их. Ведьмы пытаются создать машину дьявольскую – перпетуум мобиле, и требуют, чтобы им разрешили металл бездушный святой водой наполнить. За ересь такого рода их надобно в пламени очищающем сжигать, и прах не хоронить ни в коем случае – скверна их землю портит.

Летопись, перевод, начало восемнадцатого века: горе пришло великое – всё боле и боле людей следует за одержимыми дьяволом. Они принесли свои «винтовальные ружья», против которых наши мечи бессильны, убили монахов и опустошили весь верхний порог реки Сорки, чтобы создать топливо для своих бесовских машин. Деревья чахнут, трава увядает, ручьи пересыхают, почва трескается. Но хуже не то: недавно монарх новоявленный испил из священного источника, боли у него страшные поднялись, и слёг на неделю. Жизнь уходит из наших краёв, как бы мы не пытались её удержать.

Летопись, перевод, девятнадцатый век: открылись людям истины запретные, как дома строить, подобные вавилонской башне, как материалы неприродные творить, как свет без огня добывать. Почти всё население пользуется «благами прогресса» – земля отныне далеко не так плодородна, солнце жарит головы, да не растит посевы, дождь мочит рубахи, да губит урожай. Воды всё меньше, к соседям заморским за милостыней вынуждены были идти-кланяться, да остались ни с чем – у них беды похлеще. Властителям не являются духи-покровители и не дают советы. Жизнь покинула эти земли и затаилась где-то, а где – нам неведомо.

Летопись, восемнадцатый век: с начала апокалипсиса, названного «промышленным переворотом», хребет Уральский словно вырос в размерах, Алтай возмужал, а равнина просела. азиатская часть России оказалась в котловане, чернозём вновь пожирнел, водоёмы вышли из берегов, леса зашелестели, ураган обратился ветром. Жителям строго-настрого запрещено покидать прибежище земной энергии или рассказывать о нём кому-либо по ту сторону гор. На границе расставлена стража. Контакты с ближайшими странами ограничены. Люди боятся, как бы не пошли войной соседи, да они словно забыли о нас: к горам не подходят и на километр, а если собираются, так забывают, а особо упорные умирают скоропостижно от хвори жуткой. Царские послы с указами, фискалы и прочие государственные объезжают нас стороной, словно морок на них. Дьявольские двигатели также не тревожат нас. Вероятно, природа-мать защитила себя и своих самых верных сынов от дураками восхваляемого «технического прогресса», берущего исток из западной Европы. Судя по наблюдениям, территорию остального мира Жизнь покинула.

Летопись, девятнадцатый век: обученные воины делают вылазки во внешний мир, а потом рассказывают истории жуткие: ведьмовство и наука процветают, неестественный шум и грохот наполняет улицы, дышать всё сложнее из-за пыли, то и дело мутнеет в голове. Ночью светло от стеклянных свечей, днём темно от угольных туч. Брать любое детище ведьмовских происков, а особенно приносить их в Ростерию (так нарекли новое государство в честь залежей камня чудного, ибо Россия и прочие нам более не указ) строго воспрещается под страхом вечной ссылки. На родину были возвращены полотна выдающихся художников Азии, некогда украденных и доставленных в грязный Петербург, подчинивший и подмявший великую Неву. Скверный город не имеет права владеть нашими картинами и носить святое имя. Некоторые ленивые жители пытались бунтовать, против «безмашинья», но были отправлены в Сибру – это привьёт им любовь к ручному труду. Хотя люди правы, нужно найти способ упростить полевые работы без вреда земле.

Летопись, двадцатый век: поставили себе целью создать орудия, чтобы земле не вредили и люду жизнь облегчили. Увы, нет таких мудрецов среди нашего народа, он хотя и славный, да не по умственной части. Зато лучшие мастера, привезённые вместе с сокровищами из соседних стран, изобрели механические камины, работающие по принципу огнива и мехов, факелы с подачей топлива за счёт разности давлений, модернизированные орудия труда и способ многоразового безотходного использования угля. Разумеется, всё вышеперечисленное будет использоваться и производиться в минимальных объёмах, но люди задобрены и успокоены. Мудрый правитель Кирилл 1 (не первый, единственный) даже разрешил в первые пять лет всем жителям его города, кто сможет себе позволить, скупать новые изобретения. Впоследствии будут введены имущественные и сословные цензы.

Разгорелась война страшная, мировая, вторая за век – мудрость земная покинула людей и нет между ними согласия. Бьются за территорию, ибо больше биться им не за что. Ростерия вмешиваться в дела внешнего мира не будет. Дьявольская техника – огромные стальные птицы с ношей смертоносной, уничтожающей всё вокруг, оружие на колёсах и прочее по-прежнему не замечает, не досягает и не имеет ни малейшей власти над нами. Слава земле, да защитит и убережёт нас!

Природа щедра и благоволит нам! Со времён апокалипсиса мы и помыслить не могли о том, чтобы возродить волшебные реки и озёра, но вдруг разверзлась земля и пробился ключ с водой прозрачной как хрусталь и сладкой как мёд, прохладной даже в жару. Император с фаворитами его, испившие воды той, обрели силу, о которой знали лишь из книг; источник сей обнесли стеной, в честь его был построен дворец красоты необыкновенной. До полнейшего исцеления земли к воде святой не дозволено никому прикладываться кроме правителя и членов королевского двора. Ликующий народ успел назвать сие чудо «жидкими чарами».

Лихо одноглазое в роли почтальона

Погода переменилась очень быстро и неожиданно: ещё день назад светило солнце, на небе ни облачка, хотя и дул прохладный ветер, а сегодня – пожалуйста, дождь, хотя нет, ливень, хорошо, что без града. Саша сидела на узком дорогом деревянном стуле с высокой спинкой, закинув босые ноги на низкий дубовый журнальный столик, и читала новую толстую приключенческую книгу с жёсткой красивой обложкой. Её густые русые волосы впервые за очень долгое время не были стянуты в косу, а распущены, и, когда девочка закидывала голову назад, доставали почти до пола. Вдруг относительную тишину прервал грохот, потом топот, и в зальную комнату влетела раскрасневшаяся и запыхавшаяся Лиза, сразу наткнувшись на отвлёкшуюся от истории сестру. Уже пару недель Лизавета находилась в несвойственном ей восторженном, а порой и вовсе эйфории, что наводило на разные тревожные мысли и подозрения, чаще всего, небезосновательные. И сейчас лицо средней Заболоцкой светилось от довольства и гордости, она смешливо поглядела на девочку и хихикнула:

– Что за сказка? – она резко нагнулась, прищурившись, всмотрелась в обложку. – Пикс… Пиксельный город!

Сашка быстро убрала роман за спину.

– Что же ты? Дай почитать!

– Ты без очков, – извернулась девочка. – И книги не любишь.

– А вдруг понравится? – блондинка поощряюще кивнула сестре. Та послушно вернулась к заложенной странице.

– «А я считаю, что у нас так быстро кончаются припасы из-за чрезмерного аппетита кого-то из участников команды, – сказала Настя и многозначно покосилась на Шурика»…

– Ой, здесь героя-обжору зовут так же, как тебя! – в восхищении взвизгнула девушка. Сашка была настроена менее восторженно.

– Да, перегнула палку, но чуть-чуть! Кстати, знаешь, почему я сразу же тебя нашла? – и, не дождавшись ответа, продолжила. – Потому что ты всё там же, где я тебя оставила несколько часов назад! Что с тобой, совсем тебя не узнаю! Обычно ты такая егоза, а в последнее время всё сидишь на мягком месте, даже скучно.

– Я тоже тебя не узнаю, – заухмылялась Александра.

Елизавета пропустила это мимо ушей, пребывая в экстазе.

– Аааа, ты же болеешь, – догадалась она. – Хотя выглядишь ты уже гораздо лучше, посмотри, какая румяная! – девушка попыталась ущипнуть Сашу за щёку, но она неловко увернулась, чуть не упав со стула.

– Успокойся! – рассмеялась та. – Отчего ты сегодня такая возбуждённая?

Лиза таинственно поиграла бровями, после чего резким движением вытащила из кармана… Панфлейту³.

– Откуда она у тебя? – округлила глаза Саня.

Оказалось, что ещё утром девушка решила порыться в мамином и папином старом сундуке, что стоял в углу кладовой (услышав такое, Александра осуждающе покачала головой) и нашла это чудо, как сама его постоянно называла, в неизношенном и прекрасном состоянии, а после ещё получаса поисков и обучающую инструкцию, а потом старательно впитывала новые знания и тренировалась.

– Нет, ты представляешь! – радовалась она. – Какая же прелесть, а!

Самая настоящая прелесть: элегантная, изогнутая и лакированная, для женской руки (точнее, рта))), но правильную Александру такой аргумент не разжалобил.

– Всё замечательно с одной стороны, но не очень с другой, – и, увидев недоумение на лице сестры, пояснила. – Инструмент, в конце концов, не твой, и я бы положила его обратно, а лучше вообще не брала бы без спроса.

Поняв, что Саше каким-то непонятным невозможным образом не передался её восторг, Лизавета закатила глаза и поспешила оправдаться.

– Я знаю, и обещаю тебе, что скоро верну, но, во-первых, мы родителям не чужие люди, чтобы разделять вещи на «моё-твоё», а во-вторых, сундук стоял там с начала времён! И вряд ли мама вообще помнит о его существовании. Санечка, а?

Младшая Заболоцкая рассмеялась, неожиданно для себя услышав просящий тон блондинки и закивала.

– Ладно, раз уж взяла, развлекла бы меня. Посмотрим, как у тебя выходит.

– На самом деле, всё совсем не сложно, хотя ты и могла так подумать… Впрочем, и я сначала то же подумала, да не суть, ты посмотри только!

В следующую секунду она поднесла инструмент к губам, сделал глубокий вдох, сосредоточилась, в чертах её выразилось напряжение и удовольствие, после чего она подула. Нет. Запела. Запела то ли Лиза, то ли флейта, то ли их единство, Саша не знала, она просто с зачарованным видом смотрела и слушала, как не слушала, казалось, ещё не на одном оркестре в жизни. И вовсе не потому, что у девушки-подростка получалось производить на свет мелодию гораздо искуснее и красивее, чем у всех тех скучных пожилых знаменитых мастеров, разумеется, такого даже и не могло быть; а потому, что у неё получалось. Признаться честно, сперва девочка не верила, что Елизавета сможет создать музыку, хотя и простенькую, хотя и с фальшью, хотя и подглядывая в журнальчик с нотами, но всё же… Кажется, играющая тоже получала огромное наслаждение от процесса.

Представление закончилось, и младшая девочка с серьёзным и немного торжественным видом зааплодировала.

– Что скажешь? – спросила смущённо выступавшая.

– Скажу, что если бы я обладала хотя бы десятой долей твоего невероятного дара осваивать любое мастерство в считанные минуты, то жизни бы не пожалела, чтобы научиться всему.

Лиза не уловила лёгкой грусти в голосе сестры.