Цитаты из книги «Оборванные нити. Том 1»

Все койки на Серегином посту в то утро оказались заполненными. Это хорошо, хотя бы первые несколько часов пройдут спокойно, без поступления новых тяжелых больных с еще неизвестно каким диагнозом. В реанимации один сестринский пост полагался на трех больных. Казалось бы, даже при наличии очень тяжелых пациентов три человека – не такая уж большая нагрузка. Может быть, и так. Если выполнять только функции среднего медперсонала. А если работать заодно и санитаром? Многочисленные назначения, капельницы и инъекции нужно было совмещать с перестиланием и подмыванием больных, когда они сходят «под себя». К 1992 году санитаров в реанимационно-анестезиологическом отделении практически не осталось: в стране открывались широкие возможности для зарабатывания денег более легкими и приятными способами, и все меньшее и меньшее число студентов-медиков соглашались таскать дерьмо в реанимации, не высыпаясь перед занятиями, при смехотворной зарплате, на которую можно было купить, как подсчитал Сергей, восемь «сникерсов» или «марсов». По штатному расписанию в отделении полагалось иметь одного санитара на каждых шестерых больных, то есть на два сестринских поста. Обычно это были либо студенты младших курсов мединститутов, либо, как в свое время и сам Сергей Саблин, пацаны, провалившиеся на вступительных экзаменах и работающие до

ернутая? – спросил тот. – Случилось что? Серега, не скрывая недоумения, поделился с ним впечатлениями об увиденном. Медбрат понимающе хмыкнул:– Ну и чему ты так удивился? Ты что, не видел, что эксперты – через одного бухие на работе? Это еще у нас, на выезде, так сказать, среди чужих. А у себя в Бюро, среди своих, вообще не просыхают.– Но как же так? – удивился Серега. – Как же можно работать пьяным? Они же могут ошибиться с диагнозом.– Ошибиться с диагнозом? – пятикурсник громко заржал. – Да они не только с диагнозом – эти трупорезы с окном и дверью ошибиться могут, в окно выйти попытаются, в дверной проем не попадут, когда крепко «взямши». А ведь они в таком состоянии трупы вскрывают. Но Сергей все еще не верил, что такое возможно. Тогда медбра

– Знаешь, сынок, ты уж меня прости, но иногда мне кажется, что я вырастила идиота.

смерть страшна не сама по себе, а тем, что разрывает нити, связывающие разных людей и разные события. Разрывает внезапно и очень болезненно

человек живет только так, как он хочет. Так, как он не хочет, он не живет.

Ты никогда не поймешь до конца переживания другого человека, пока сам не пройдешь через это.

Врать – это не уважать саму себя. Потому что если ты делаешь то, в правильности чего ты уверен, то ты обязан свою точку зрения отстаивать. А если ты знаешь, что делаешь неправильно, и пытаешься это скрыть и наврать, то ты козел, который знает, что делает гадость, и все равно делает. И при этом пытается делать вид, что этого не делает. Такой козел права на самоуважение не имеет.

что в каждый момент своей жизни ты смотришь на вещи разными глазами. И то, что казалось тебе прекрасным сегодня, завтра покажется отвратительным, а послезавтра вызовет только снисходительную улыбку, и ты будешь удивляться и недоумевать: что тебя так восхищало в этом? и почему тебе это потом так не нравилось? Глаза, которыми мы смотрим на мир, меняются не то что каждый день – каждый час. Так что все правильно. Закон жанра.

Каждый ли день настолько красиво это море? Всегда ли выглядит небо таким, Всегда ли настолько прекрасна Эта вещь, это окно, Нет, Ей-богу, нет; Что-то здесь не так.

Без тебя я смог весь вечер нести