Редактор Маньков Александр Викторович Александр Викторович Маньков

Дизайн обложки Маньков Александр Викторович Александр Викторович Маньков

© Александр Венедиктов, 2017

ISBN 978-5-4483-0814-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Махали

Это был анклав… государство в государстве, как Лесото в ЮАР. Обширное еврейское поселение в крупном многонациональном городе, эдакий фрагмент одесской Молдаванки на Северном Кавказе.

Район своего компактного проживания местные жители называли МАХАЛИ… в переводе на русский язык – УЛИЦА. Махали-Улица представляла собой бесконечно длинную авеню имени товарища Бонч-Бруевича Владимира Дмитриевича, с примыкающими к ней многочисленными: улочками, переулками и тупиками. Полнейшее отсутствие высотных домов, лабиринты проходных дворов и безалаберное нагромождения подозрительных сооружений (катухи, сараи, голубятни…) придавали Махали трущобное своеобразие, и делали её похожей на странную смесь: средневекового африканского городка, высокогорного таджикского кишлака и латиноамериканского гетто.

Дворики еврейской слободы были тесные и всегда многолюдные. Помимо хозяев, в них вечно толклись: гости с детьми, соседи с друзьями, квартиранты с любовницами, и дальние родственники без подарков. Добраться до нужной двери… сложно. Вам предстояло: аморфно извиваясь, лавировать меж играющих детей… и, раздвигая развешенное всюду бельё, перешагивать через спящих собак, спотыкаться об уток, и наступать на бросающихся под ноги кошек… Казалось, среди наволочек и пододеяльников вас никто не замечает, однако вся округа уже знала: к кому и зачем вы идёте.

В этих кварталах гуляли тысячи запахов. Приятный аромат свежеиспечённых булочек на секунду побеждал зловонный смрад дворового клозета. Убежавшее молоко на мгновение перетягивало канат у тошнотворного курятника. Варёная кукуруза, бурлящие в выворке бюстгалтеры, остывающее айвовое варенье, птичий помёт и жареные семечки: встречались, знакомились, оформлялись в убойные конгломераты и ударяли в мозг словно нашатырь.

На лавочках у крылец, старухи (ровестницы Фани Каплан),сверкая золотом коронок, темпераментно обсуждали свежайшие сплетни, смакуя скандальные подробности. Чрезмерно волосатые мужчины, выпуская клубы табачного дыма, катали в нарды на вылет, с типично южным остервенением громыхая шашками о доску. Игровые баталии сопровождались смачными остротами и изощрёнными ругательствами на всех кавказских диалектах. Бывало мужчины сражались в домино, реже в шахматы… но всегда строго на вылет. Никто никогда не видел на Махали мужских особей, занимающихся чем-то серьёзным. Исключение составляли: несколько десятков интеллигентов, режущихся в преферанс… с привлечением денежных знаков, а иногда и залогового имущества.

Грузные женщины о трёх подбородках и в пушкинских бакенбардах, бешено размахивая руками и тряся необъятными грудями, дословно и в лицах воспроизводили старушкам душераздирающие моменты вчерашней «Санта-Барбары». Бегло осветив содержание предыдущих серий слабо осведомлённым бабулям, женщины с энтузиазмом переключались на случайных прохожих. Войдя в раж и перебивая друг дружку, рассказчицы окружали жертву и принимались скрупулёзно реконструировать: пикантные сцены, эротические эпизоды и другие умопомрачительные нюансы.

Публика, обитавшая на Махали, была чрезвычайно разношёрстной: заведующий кафедрой «Электротехники и радиоэлектроники» очень известного ВУЗа соседствовал с паркетным мастером, авторитетный гинеколог делил общую мансарду с карточным фокусником из шулеров, настройщик музыкальных инструментов мирно сосуществовал в одном дворе с торговцем палёной водкой, преподаватель этики Педагогического университета сдавал внаём времянку проституткам из студенток… Маститые дантисты и талантливые ювелиры по вечерам пили чай бок о бок с простыми сантехниками и феноменальными скрипачами из подземных переходов, а по утрам: спекулянтки и барыги всех мастей громко ругались с оптовыми покупателями и жадными милиционэрами.

Фонарные столбы, толстые деревья и облезлые заборы Махали пестрели разнообразными объявлениями, рекламными призывами и даже воззваниями:

Меняю полное собрание сочинений Чарлза Диккенса 30 томов

(осталось 19) на две целые шиферины

Пер. Якира 4 Б / Шмуль Моисеевич Смотрицкий /

*****

Помидорная рассада и 15 руб. в обмен

на выкопать сливную яму

Ж. П. Шнурман – пенсионерка / ул. Розы Люкс. 22

БЕЗ ОБЕДА С МОЕЙ СТОРОНЫ

*****

Зорик ты чо в натуре хочиш замылить мою дрель?

Я тебе щётчик включю сука по свёрлышку в день

Тима

*****

Продам СРОЧНО ящик инструмента, жигулёвский карбюратор и орден ВОВ

умер дедушка

Яша Л. – пер. Блюхера 4

Б Ы С Т Р Е Е

*****

Кто вчера по Кагановича проехал на москвиче по лужам гандоны

я вашей маминой мамы маму знаю хорошо! Якуб

*****

Надпись мелом на двери безответственных квартиросъёмщиков:

ПРИДУПРИЖДАЮ ПОСЛЕДНИЙ РАЗ – У МЕНЯ ПЯТЬ ВНУКОВ И ДВОЯ ДИТЕЙ

ЗАКРОЙТЕ ДОМ ТИРПИМОСТИ А НИ У МЕНЯ ТОНКИЕ ПЕРЕГОРОТКИ

*****

Куплю машину песка СРОЧНО! Но там где я живу (пер. Фучика 10)

не подъедишь на машине / С.С.Шнурион – ветеран труда /

*****

Студия звукозаписи БЛЮЗ с 09 – 00 до 17 – 00 (кроме четверг) пер. Алтайский 13

с « ЛАСКОВЫЙ МАЙ» не обращаться – дома двустволка! Федя

*****

На куске картона, вставленном в оконную раму вместо стекла:

МАЛЬЧИК КОТОРЫЙ РАЗБИЛ В СРЕДУ ОКНО ТЫ ГДЕ ПРОПАЛ

МЯЧ У МЕНЯ

ИЛИ ТЫ ДУМАЕШЬ ЧТО ДВОЙНОЕ СТЕКЛО ДОРОЖЕ МЯЧИКА УМНИК

*****

Куплю любой антиквар, кроме личных вещей Матильды Кшесинской – собрал ВСЕ

Тел. 3—75—73

В этом громадном человеческом термитнике с утра до ночи царили: оживление и суета, как на восточном базаре. Коренным обитателям Махали были незнакомы размеренно-плавные движения тела, и чужд спокойно-внятный полушёпот в общении. Тамошние аборигены жестикулировали словно глухонемые корсиканцы, обманутые на овощном рынке города Бонифачо. Обычный разговор двух махалийцев происходил в повышенной тональности, и походил на выяснение отношений… к тому же: «где 2 еврея – там минимум 3 мнения», а три точки зрения звучат чуточку громче двух. Трое беседующих создавали атмосферу делёжки наследства враждующими родственниками второй очереди, с активным вмешательством нотариального адвоката. Ежели на Махали всамделишно ругались: это был рёв трибун после гола на знаменитом бразильском стадионе МАРАКАНА.

В самом сердце Махали, на улочке имени Ноя Буачидзе, в типичном дворике на две ячейки общества: проживала семья Мушаиловых, состоящая из пяти членов.

Тётя Соня-потомственная домохозяйка. По настроению торговала цветами при входе на кладбище. Дядя Боря-закоренелый картёжник. Частенько проигрывал всё, что успевала наторговать тётя Соня. Дядя Боря с тётей Соней были счастливыми обладателями трёх взрослых сыновей.

Лёва

Лёва, первенец тёти Сони, не приходился дяде Боре родным сыном. Лёвиным отцом был вор-гастролёр Яша Бялочка, проживавший в Ростове на Дону, а работавший по специальности в городе ветров Баку. Яша регулярно проезжал через крупный многонациональный город, в состав которого входила Махали, поездом «Ростов-Баку». А пышную и цветущую,19-летнюю Соню Измайлову угораздило в тот злополучный день торговать не на кладбище, а на перроне железнодорожного вокзала, и не цветами, а пирожками с картошкой. Трудно сказать, что явилось решающим фактором лёвиного появления на свет: изумительный запах свежих домашних пирожков, или глубокий вырез декольте, хищно замеченный глазастым Бялочкой с верхней полки плацкартного вагона. Яша купил всю партию картофельно-мучных изделий и, цинично задумав лёвино рождение, моментально покинул вагон. На заднем сиденье такси Лев Яковлевич был окончательно запланирован, и наконец очень грамотно зачат на раздвижной шестиподушечной софе в родительском доме Измайловых… Пропажу золотых и серебряных изделий обнаружили утром.

В 36 лет Лёва был всё ещё холост, и состоял в дружеских отношениях с алкоголем и травкой. Большую и лучшую часть своей жизни он провёл в объятиях пенитенциарной системы… Что поделаешь-гены.

От самых ногтей на ногах и до волосатого кадыка, Лев был сплошь синий от многочисленных татуировок. Все пальцы его рук пестрели: кольцами и перстнями, загадочными цифрами и подозрительными буквами, зашифрованными датами и вопросительными знаками. На левой кисти был изображён «весёлый роджер», на правой: паук, запутавшийся в собственной паутине. Далее, вверх по рукам, шли вереницей: шипастые розы и окровавленные шпаги, тузы во главе с джокером и цепи всех модификаций, коронованные змеи и факелы, обмотанные колючей проволокой, женщины в спартанских шлемах и пузатые ангелочки, полные шприцы и очень длинные дымящиеся папиросы. На одном Лёвином плече базировался гусарский эполет, на другом: затейливый погон неизвестной республики. Под обеими ключицами красовались восьмиконечные звёзды. На левой груди было зафиксированно страшно возмущённое животное семейства кошачьих, на правой: печальноокая мадонна с великовозрастным младенцем на руках. Широко улыбающаяся физиономия подростка, удивительно напоминала веснушчатую мордашку вождя краснокожих, с которым были жуткие проблемы у Георгия Вицына… и особенно у Алексея Смирнова. На животе у Льва Яковлевича фигурировали две сентенции, настораживающие своей филосовской скрытностью:

БОГ НЕ ШАКАЛ – ВСЁ ПРОСТИТ! и ЛЮБЛЮ КИЛЬКУ В ТОМАТНОМ СОУСЕ

Вся мощная «львиная» спина являла собой монументальный собор с великим множеством: куполов, куполков и куполочков. Если исходить из предположения, что каждый отдельно взятый куполок символизирует один год лёвиных отсидок… столько лет не томились в замке Иф: граф Монте-Кристо и аббат Фариа вместе взятые.

Лицом и мимикой Лев Яковлевич был удивительно похож на актёра Стивена Сигала… только: слегка лысеющего, давно не бритого и с подозрением на туберкулёз.