Оставлю лёгкость, в мир свой уходя —
что есть там? ад? иль сада это жженье
морозное, как полое всегда
или другое [всякое] прощенье
Вот я лечу один, а не один,
вот лёгкость, что составлена из веса,
вот столб из света, дирижабль из льдин
себе соткавший жабры. Среди леса
горят осуществлённые леса,
строитель трёт [невидим] подбородок —
трещит сороки киноаппарат
производя лицо её из тёмных съёмок.
Я – человек, какой же в том восторг,
войти в свой мир, себя – как звук – исполнив,
от лёгкости и тяжести устав
в садах, которые спешат тебя наполнить.
Садов стада идут на водопой,
в них шмель летит – как снег – и незаметен
его белеет шрам, как небеса,
там, где в снежки играют наши дети.
(22/01/2018)
то интересно, что
от нас не останется слов
но выдох [к] которому ты
как звук здесь подвешен был
лента одна летит
отпущенная от всех гирь —
ей хорошо одной плыть
своей тишиной
беркут над ней стоит
лицом человеческим и
справа его другой
львиною головой
лента летит одна
теперь она тишина
выткал её не ты
но как красиво летит
(19—23/01/2018)
Невозможность меня самого
делает здесь меня,
держит внутри у льва
пещеры или огня.
Полость моя пуста,
эхо во мне Твоё
меня продолжает творить
больше, чем одного.
Ты из пустот меня
составил, прочёл, простил —
сшил из кожи мешок,
а швы до зрачков упростил.
что там, в них, вижу я? —
то, как душа горит
белая как сова – плавится
и свистит
в воздух, который Ты,
невозможность дыхания, лес
словно бы снегопад,
что пещерой во льве разверст.
(23/01/2018)
Когда земля меня подменит
на камень, что на ней лежит —
придут невиданные звери,
чтоб землю эту перешить,
чтоб выдумать иное небо,
другие иней и сирень,
окно, стакан, кусочек хлеба,
что больше непохож на смерть,
и я, из камня белой шубы,
из рукава её, глядеть
на эти формы света буду
и прялку темноты вертеть.
Внутри норы, у этой прялки —
сидят невидимые три
зверёныша – не угадаешь
ты их прекрасные черты,
не разгадаешь, не ответишь,
но распознаешь, как тоску
о белом этом, белом шуме,
что, как молчанья кровь во рту.
(24/01/2018)
в паузах меж смертью – смертью
жизнь мерцает и бежит
во дворах, её качели
собирают перьев вжик
вжик и из пелёнок плачет
вжик и в школу не идёт
вжик как винтик на работу
вжик и там как вжик умрёт
но однажды поломавшись
выйдет винтик из пазов
и войдёт в другие двери
из своих глухих часов
Видел ночью пожар
или пожар, которым
ночь эта стала, стадо
дыма погнав, как выдох —
это одышка неба
стала в окне морозом
там, где себя человек
выгонял в самогон и выход.
Этот пожар стоял
повсюду, то есть и был он
всем здесь, сучья в погоде
сорок своих изымая гулом
то из холмов деревьев,
то из деревьев камня
кожа вещей мерцала
снимаемая – словно улей
был растревожен жаром
медвежьей руки лохматой,
все соты сливались в пчёл
или же мёд настольный —
там, где пожар стоял
в холоде столь понятный,
что становилось ясно
и больше не было больно.
(28/01/2018)
высота, которой ты выдавлен был
на сетчатке пространства, которое есть пустота
и которое ты ощущением тяжести сшил,
потому, что вся тяжесть в тебе – это свет и игла.
всё, что есть – это точки [их две], между них – полотно,
то есть странный симптом, что другой наблюдает тебя,
потому что и ты и другой – это неба окно,
удивлённое слово, что смотрит и смотрит в себя.
Как полнота улова – пёсий лай
и время, скрученное в снеге, как в улыбке —
улитка бесконечная, как взрыв,
ползёт по снегу, в каждой его льдинке —
улитки край, улика, ночь, Кыштым,
записанный на лающей пластинке.
Хрустит улов, сквозь снега выдох-вход,
замедленно, как в хронике прибытий
незримых нам, но прочных, поездов,
пророков и узлов, витий, распитых
стаканов – боже! как же он хрустит
в глазу у света, а иных событий
не ожидается и вытянута сеть —
блестит, как дверь, на затемнённом свитке,
сворачивается в небо, как ладонь,
и оживает в чёрно-белом свисте,
где ты стоишь под неба высотой,
как небо – с головою непокрытой.
(30—31/01/2018)
Нине Александровой
До сортировки суживаясь, выдох
вагоном [а точней, что – псом] снаружи
в себя глядит – не то чтоб обнаружил,
но – удивлён – и это стыдно, но —
окно закрыто,
человек летает
и из костей пёс небо собирает:
– расти и падай, если невозможно —
так дерево растёт и ты расти,
сгущая выдох в земляную сажу,
в могилу, что пройдём мы, но не сразу:
в начале – выдох, после – сортировка,
а далее – лишь небо и сады.
(4/02/2018)
Если созвездия в нить расплести,
чтобы идти, умножаясь, сквозь воды,
чтобы покинуть зимы лабиринт,
что задыханьем в неё был утроен:
можно расслышать, как рыбные лбы
– трескаясь в льдах – расплетают глубины
в жажду, что запечётся во рту
яблоком воздуха, света, мороза —
там, где круги остаются на тьмы
сумерках – словно от лодки заноза.
Слышишь, как тени стучатся из льда,
и ледоход прибивает к Харону
сквозь все созвездья, что ты извлекла
с пряжей вины из винтов Ахерона —
это не скорбь, а лишь скорости скарб
или чертёж, что начертан прибоем —
там, где осталась одна высота —
в букве, умолчанной нами, стрекочет
и вынимает свой глас из сверчка,
и над водою его кровоточит
белое эхо. Возьмёшь его нить —
кто в ней мерцает и плачет над нами? —
смотрит в тебя, изгибается в
выдох и рыбу, но скоро – отпрянет.
(1—5/02/2018)
у ворон собачья голова
снег и свет и много что ещё
я иду к ногам их весь припав
словно электричества кольцо
кто в неё посмотрит из меня
кто её запишет на листок
и дохнёт сквозь небо на меня
словно в запотевшее стекло
(6/02/2018)
вот извлечёшь меня из голоса —
душа немногим больше волоса
вся покрасневшая лежит,
как бездна, что разъята снегом —
вокруг себя смыкает веко
и темноту, которой жить.
То лицо, которое снег набирает из пазлов:
из прохожего астмы,
из шариков, собранной в небо, любви,
из меня, что летит в его свет,
безо всякой опаски
вынимая себя из сугробов дебильной крови.
Повернёшься вокруг и лицо
в темноте и повсюду стоит.
(7/02/2018—12/02/2018)
мир заканчивался там, где я
от зрачков отрывал рубцы
шрам вынимал из глаз —
словно бинт в перста
бравши дым, то есть просто дым
дом завершался тем, что он
был разрушен – расширен
до неба и до свободы
чья вода, как кровь, легка и проста
а на швах ея – там, где всё записано —
[видел] [возможно] [Бога]
(12/02/2018)
это звук вокруг летит
в себе выращивая птицу
чтобы смотреть из высоты
как он до птицы отвердеет
полёт подносит он к лицу
и узревает, но не зреет,
что птица это тоже звук
когда летит и ветер греет
Всё, что слышал – это шорох,
всё, что видел – береста,
и в нутре звенящий ворог —
так как Бог вокруг меня:
всё латаю и латаю
медный/бедный угол/бок,
а вдохну и – умираю
или всё наоборот.
(13—14/02/2018)
Останется строчка от зайца
завёрнутой в небо и свет,
и то, что должно здесь остаться,
когда человека здесь нет:
хруст ветки вмещающий ангел
и ветка, в которой он спит —
в её колыбели качаясь
и небо вдыхая, как спирт.
(14/02/2018)
Посередине снегопада,
стоять, как дерево Его —
и видеть только стены света
и тяжесть света одного
вокруг меня – как небо. Крона
за снегопадами шуршит
и дышит мне в плечо, немного
немеет [всё], плечо болит.
(02/2018)
неуход [неизбежен] всегда [возвращенье]
дождь и снег и снег и дождь
падает февраль как циркуль
рыба под землёй ревёт
вряд ли что ещё услышишь
холодящая отчизна
ты подземная сейчас
поплывёшь из неба глаза
вот… сейчас
В зверя средине
кто в небе стоит
кто там со мною
как зверь говорит
красные точки
ранетки густой
станешь как небо
своей пустотой
полостью плачем
на жидкой губе
тем что забудут
здесь о тебе
Воды расцарапана кость —
с ней пёс во дворах здесь лежит,
грызёт леденцовый мороз.
Холодное небо дрожит
в его безразмерных руках —
из лая и эха его —
вода, словно Бог – так легка,
что это тебе тяжело.
(19/02/2018)
снегири это имена для деревьев
чем ближе к свету
тем меньше букв в имени
на нижнем ярусе сидят скандинавские боги
а на верхнем – потерянный звук
качнётся ветка, отяжелев от снега
вот и ещё одно имя тут
Самый свой последний стих
здесь я не запомню —
унесу его собой
завершённый. Это
правильно – путь слышит тот,
кто встречает поезд
в каждом шелесте дождя,
Пассажиров нет у.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке
Другие проекты