© Александр Фёдорович Никонов, 2023

ISBN 978-5-4483-0069-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

Крылатое чудовище

В Приамурье наконец-то прилетела весна. Она словно взмахнула своими волшебными крылами, и в одночасье затяжные майские гноючие и косохлёстые дожди сменились ласковыми тёплыми и тихими днями, которые привнесли не только радость, но и цвет в монотонное, серое однообразие природы. Амурская тайга вспыхнула всеми цветами радуги. Восковые верхушки сосен, елей и кедра под солнечными лучами затеплились ровным матовым и светло-зелёным светом, голобокие склоны сопок покрылись коврами разноцветья, вымытое небо блестело глубокой голубизной, лишь кое-где набелённое мазками облаков. Свинцовая рябь озер, заливов и речных рек сменилась зеркалами, в которых отражалось все это природное, буйное великолепие.

Между двумя сопками, на берегу большого затона, образовавшегося после буйного половодья, поднимался сизый дым костра, у которого сидели четверо. Один из них был мужчина лет сорока пяти, с короткими рыжеватыми волосами на острой бороде и под носом. На обнаженной кудрявой голове в области темени блестела проплешина, казавшаяся зеркалом. Мужчина сидел в позе лотоса и, подняв лицо к небу, с умилением на лице наслаждался ласками весенних лучей. Две женщины, по-видимому, мать и дочь, хлопотали, вынимая из рюкзаков миски, кружки, ложки. Парень лет двадцати-двадцати двух просто лежал на траве, закрыв глаза и раскинув ноги в высоких рыбацких сапогах в стороны.

Женщина постарше постучала ложкой по пустой миске и высоким голосом весело прокричала:

– Паша, Веня, прошу к столу, обед готов.

– Наконец-то, – пробурчал парень и стал нехотя подниматься с земли.

Мужчина лишь отмахнулся и томно ответил:

– Яринка, не мешай. Это же такой кайф. Эти лучики ласкают меня, словно нежные руки одалиски, они бабочками порхают у моего лица и разглаживают каждую морщинку. Давно я не ощущал такой благодати.

Женщина недоверчиво смотрела на мужчину, а потом замахнулась на него поварёшкой:

– Ах ты, паразит! Не ощущал он, видите ли. На что ты намекаешь, хрыч старый, а? Я вот тебе.

Мужчина со смехом вскочил и, закрываясь руками, прокричал:

– Сдаюсь, сдаюсь, мудрая и божественная Ярослава. Я верен лишь тебе.

Парень ухмыльнулся, покачал головой и сказал:

– Как маленькие, ей Богу. Кормить-то будете или нет, живот от пустоты свело.

– Яринка, накапай там полстаканчика, – непререкаемым тоном приказал глава семьи.

– А не сморит?

– Не сморит, нам ещё в холодную воду лезть. И себе налей.

Наконец, все уселись в кружок на траву и стали есть.

– Ой, мамочка, – восторженно закричала девушка, – я в жизни такой вкусной ухи не ела. Мне ещё добавочки.

– А кондёр куда девать будешь? – спросил брат.

– Я найду, куда, ты за себя беспокойся, – ответила сестра.

Несколько минут ели молча. Из тайги донёсся еле слышный жалобный, плаксивый клич, словно кто-то кого-то призывал. Внезапно девушка насторожилась, привстала и встревоженно спросила:

– Вы слышали?

– А что такое, Женя? – спросила мать. – Я ничего не слышу.

– Да как же, мам, – взволнованно ответила девушка. – Этот крик, он такой ужасный, у меня прямо кровь в жилах застывает. Я его не первый раз слышу.

– В тайгу давно не выезжала, вот тебе и чудится невесть что, – ответил отец. – Нагляделись по видику этих американских страшилок, а теперь шарахаются от каждого звука. Весна же. Тут сейчас и казары, и утки, косачи, каменки, квоктушки. Всякой живности полно.

– Да нет же, пап, – возразила дочь. – Это совсем другое. Мне страшно.

– Да брось ты, Женьк, мелешь разную чепуху, – поддержал отца сын. – Надо было её дома оставить, мешается тут только да стращает. Ты лучше наклади-ка мне кондёрчику. Мам, с чем кондёрчик-то?

– Рис с луком, чесноком и тушенкой.

– Тогда наваливай полную. – Он протянул чашку матери и повернулся к сестре. – А ты, сестрёнка, не бойся, в тайге сейчас, кроме волков, барсуков, медведей и тигра, никого нет. – Он засмеялся.

Мать прикрикнула:

– Хватит пугать девчонку, она и так сама не своя!

– И, правда, Веня, попридержал бы язык-то, – поддержал жену отец. – Ты рыбу-то прикопал? А то затухнет, какой тогда от неё прок.

– Все сделал в лучшем виде, – отозвался Вениамин.

– Вот и хорошо. Думаю, сделаем ещё одну выборку, и нам хватит. Как раз на два дня торговли.

– А сети оставим, пап? – спросил сын.

Павел задумался, потом ответил:

– Нет, придётся вытащить и прикопать. Когда ещё придём сюда. Может, через неделю, а то и позже. В ячеях одни скелеты торчать будут, пропадёт рыба. Ну, всё, пора.

Павел встал, надел рубаху, куртку и решительно пошёл к берегу, у которого среди прошлогоднего почерневшего камыша слегка покачивался на волнах дюралюминиевый длинный корпус лодки с подвесным мотором. За ним следом побрёл сын. Его рыбацкие сапоги с подвёрнутыми голенищами походили на два шагающих гриба с маленькими шляпками, которые при каждом шаге шоркались друг о друга. Ярослава крикнула:

– Может и мне с вами, а? Быстрее управимся, а то к вечеру домой не успеем, придётся ночью плыть.

Павел остановился, почесал рукой за ухом, посмотрел на дочь, которая, опустив голову, чуть ли не дрожала, ответил:

– Не надо, сами как никак. Ну, чего ноги-то волочёшь, как муравьятник, – прикрикнул он на сына.

Когда «казанка», попыхтев старым мотором, скрылась за скалистой стрелкой озера, мать, вздохнув, сказала:

– Ну, а мы потихоньку сбираться будем. – Она посмотрела на солнце. – Чать, к вечеру управятся. Глядишь, к заходу солнца уйдём отсюда.

Они собрали весь туристский скарб в рюкзак, раскопали ямы и сложили охлажденную в песке рыбу в мешки, а мужчин всё не было и не было. Ярослава то и дело нервно посматривала на свои наручные часы, потом выругалась:

– Вот тетёхи, и чего они там завозились. Говорила же, что и мне поехать надо было, всё быстрее бы все дела спроворили. – Потом посмотрела на дочь. – Ну, ладно, пойду на грядку схожу, самосушника наберу, а то придут наши мужики, и обсушиться будет негде.

Она уже направилась к гряде низменного леса недалеко от озера, как вдруг услышала за спиной:

– Мама, давай я схожу, а ты передохни.

Мать остановилась, повернулась к дочери:

– А не забоишься? Тут вон какие страхи тебе мерещатся.

– Не забоюсь, – бесстрашно ответила девушка. – Я далеко не пойду, мама, ты не беспокойся, я прямо с краешку наберу и приду.

Мать некоторое время ещё раздумывала – она и впрямь сильно устала, чувствуя, как немеют ноги и ломит спину, но всё ещё чего-то боялась. Наконец, она махнула рукой:

– Ладно, иди. Да много не тащи, не жилься, тебе ещё детей рожать.

Девушка смутилась:

– Ну, мама…

– Иди, иди.

Женя осторожно приближалась к кромке леса, сторожко прислушиваясь к звукам, доносящимся из чащи леса. Вот кричит сойка, в камышах крякают вострохвост и гусарка, вот клохчет селезень. В белёсом небе беззвучно парит ястреб, выглядывая добычу. Ничего страшного, тайга живёт по своим природным законам: течет ручеёк, который перепрыгнула девушка, шумит листвой лес, кричат птицы. И всё-таки сердце девушки сжимается от страха, будто кто-то невидимый и страшный подглядывает за ней и стережёт каждый её шаг. А вот и лес. Еловая, сосновая и берёзовая обломь валяется прямо под ногами, только собирай. Девушка, трепеща от страха, старается подобрать самые толстые и смолистые сучки, чтобы от них было больше тепла. Этот страх, как ни странно, только подбодряет её, про себя она постоянно повторяет: «Я ничего не боюсь. Мне нисколько не страшно. Тут и бояться-то нечего. Эх, и дурёха же я. Ничего не боюсь, ничего не боюсь».

Отсюда, с возвышенности, в просветах между высокими пихтами виден голый утёс с ещё заснеженной шапкой, вся гладь озера, где сейчас находятся её отец и старший брат, но самих их не видно, потому что они ушли за высокий скалистый мыс. «Ну, всё, пора возвращаться», – подумала Женя, поглядев на приличную охапку сучьев у своих ног. В этот момент где-то неподалёку послышался треск сухого дерева, но звук этот донёсся не снизу, а откуда-то сверху. Такое бывает, когда обламывается отжившая ветка дерева, и она падает вниз. Но вниз ничего не упало. Девушка посмотрела на дальние кроны деревьев и вдруг заметила между ветвями два светящихся круга, словно кто-то одновременно включил два фонарика. Но эти два светящихся круга нисколько не насторожила Женю, она просто подумала: «Что это такое: отражения от солнца, или просто филин притаился среди ветвей, дожидаясь темноты – времени своей охоты». Девушка только хмыкнула, присела на корточки и стала собирать сучки в беремя на левую руку.

В этот момент раздался душераздирающий женский крик. Женщиной, кроме Жени, в этом месте была только её мать. Девушка от неожиданности сбросила с руки сучья и посмотрела на берег – мать сидела на рюкзаке и смотрела на озеро. Значит, это кричала не мама? Тогда кто же? Крик повторился снова, на этот раз прямо над головой. Женя подняла глаза вверх и увидела, что прямо на неё с большой высоты планирует огромная птица. Она с ужасом почувствовала, как в её жилах застывает кровь и немеют все члены. Девушка хотела закричать, но язык совершенно её не слушается, запал в самую глотку и не даёт возможности позвать на помощь.

Летающее существо напоминало из себя неземное чудовище из фильма ужасов. Размах его крыльев был более трёх метров, вместо глаз сияли два огромных светящихся круга, которые гипнотизировали своим зеленовато-голубым светом, не давая пошевелиться. Голова была человеческой, но только с коротким клювом вместо губ; тело чудовища тоже было человеческим, покрытое мелким серебристым пухом; вместо оперения у птицы были две ноги, тоже покрытые пухом, оканчивающиеся не человеческими стопами, а веерами из перьев.

Вот человек-птица всё ближе и ближе. Женю обуял ужас, она вдруг поняла, что это чудовище охотится именно за ней, потому что его горящие глаза и его полёт были устремлены прямо на неё. Девушка уже различает у страшного существа кроме крыльев две короткие руки с длинными черными когтями и ясно различимые признаки мужчины. Мысль её забилась в ужасе: «Боже, кто это? Что ему от меня надо? Сгинь, сгинь, нечистая сила!!!» Но существо словно прочитало мысли девушки, оно раскрыло рот-клюв в устрашающей улыбке и снова закричало ужасным женским голосом, словно торжествуя свою победу.

Оцепенение на какое-то мгновение отпустило Женю, и она чужим, низким, утробным голосом закричала:

– Мама!!! Мама, спаси меня!!! Мамочка, папочка, спасите меня!!!

В этот момент она каким-то чудом могла видеть и налетающее на неё чудовище, и свою маму. Вот мама, видно, тоже услышала крики, доносящиеся от леса, забеспокоилась, встала с рюкзака и стала из-под ладони всматриваться в сторону леса, выискивая свою дочь. В тревоге мать робко, словно не веря в то, что её позвали, закричала:

– Дочка, где ты? Женя, отзовись! Женька-а-а, доченька-а-а!

– Мама, мамочка! – отозвалась дочь, но было уже поздно: чудовище ухватило её когтями за штормовку, подняло в воздух и понесло в глубину леса, при этом утробно и плотоядно урча. Женя отбивалась, как могла, руками и ногами, но ничего не могла поделать с этой страшной дикой силой, которая тащила её. Девушка почуяла, как от страшилища несет такой вонью и тухлятью, что её чуть не вырвало. Она ещё пыталась кричать, когда её ноги начали отрываться от земли – чудовище вместе с добычей пустилось в полёт. И в это мгновение девушка потеряла сознание…

Этот загадочный, таинственный случай, произошедший в Амурской тайге в начале девяностых годов, потряс всех жителей города Белогорска и окрестных селений. Собственно, прямых свидетелей не было, но то, что пересказывали члены семьи Курулёвых, наводило ужас и оцепенение на всё население этого края. Кто-то им верил, кто-то относился с недоверием ко всему тому, что они плели, но так или иначе в местных газетах, на телевидении и радио появились страшилки, что на реках Зея, Завитая, Большой Горбыль и вплоть до Томи – притоках Амура, появилось страшное и беспощадное существо, которое преследует людей в самых неожиданных местах: на реках и озёрах, у сопок, где люди собирали грибы и ягоды, у рыбацких и геологических становищ. Тут же припомнили, что за последние годы в тайге были найдены несколько трупов молодых женщин, на которых нападал неизвестный страшный зверь, появившийся в этих местах. Он растерзывал свои жертвы так, что их невозможно было узнать. Сваливали всё на медведей или забредающих из приморских лесов тигров, но знатоки утверждали, что ни медведь, ни росомаха, ни тигр не будет просто так, из спортивного интереса, убивать свою добычу. Если зверь убивает, то он поедает свою добычу, а найденные трупы женщин были целыми, но истерзанными до неузнаваемости, словно их кто-то резал острым ножом. Все эти страсти происходили вдали от населенных пунктов, в самой глуши, куда человек редко забирался.

Со слов сорокасемилетнего главы семьи Курулёва Павла Стендовича газеты описывали, что он с женой, сыном и семнадцатилетней дочерью решили от безысходности сходить на моторной лодке на рыбалку, чтобы половить рыбы для пропитания и продажи. Российская перестройка загнала людей в такой тупик, из которого было трудно выбраться. Предприятия и учреждения закрывались каждый день, а выброшенные на улицу люди занимались, чем могли. Кто-то подался в «челноки», кто-то в браконьеры, благо, что рыба в амурском бассейне ещё не перевелась, люди попредприимчивее и с деловой хваткой открывали модные тогда кооперативы, кто-то надеялся на клочок земли на своих «фазендах», выращивая на них фрукты, корнеплоды и овощи, делая зимние запасы для себя, а остальное продавая на рынках. Курулёв был технологом по молочному производству. Все молоко из колхозов и советских хозяйств потекло на рынки, где его покупали дороже в несколько раз, чем принимали на молокоперерабатывающем предприятии. Вполне естественно, что молочный завод скоро закрылся, а сам Курулёв оказался не у дел и скоро ушёл с предприятия. Его жена, Ярослава Максимовна, бывший воспитатель детского сада, сначала занялась огородничеством и садоводством на участке у своего дома, потом пыталась перепродавать китайские товары на рынке, но скоро прогорела и поняла, что челночество – это не её дело.

Курулёв не знал, что предпринять, чтобы прокормить семью. Однажды заметил, что его сосед по улице каждую среду уходит куда-то на моторной лодке и к субботе возвращается по ночам домой. Старый «москвич», на котором приезжал сосед, после такого похода напоминал двугорбого верблюда на Великом шёлковом пути. Целый час сосед со своими домочадцами выгружал свои сокровища и стаскивал их в сарай и в ледник. По запаху Павел Стендович определил, что это была рыба. Всё это богатство сосед за несколько дней продавал на рынке и снова уходил на собственную путину. Жил сосед как кум королю, тихо и размеренно, не бедствовал, но и не кичился своим достатком, но было видно – грозы перестройки и экономической анархии его не затрагивали.