Глава 19. Духовное завещание

В беззаботном Гамбурге в 1733 году произошло событие особой важности. Горожане узнали о том, что «молодые», дипломат Алексей Бестужев и Анна Бёттихер поженились. Отец Анны, дипломат Иван Петрович Бёттихер, обедая за столом, сердито спросил свою супругу:

– Как это понимать? Наша дочка вышла замуж без родительского согласия.

– Слишком долго ждала она! – ответила его супруга Мария Васильевна.

– Я понимаю, что ей оставаться «старой девой» вовсе не хочется, – ухмыльнулся Иван Петрович.

– Ничего подобного! – возмутилась его супруга. – Ты же знаешь, кавалеров у Анны хватало, но никому она особых надежд не дарила. И только я знала, как она трепетно хранила письма Алексея Бестужева, как с нетерпением она ждала встречи с ним. И конечно, когда Алексей Петрович сделал ей предложение, то она мгновенно согласилась!

– Да ладно, – пошёл на попятную, старый дипломат. – Я рад счастью своей дочери.

После роскошной свадьбы Анна, заглядывая в глаза мужу, как-то спросила его:

– Неужели мне суждено оставаться всю жизнь заграницей? Ах, как я мечтала попасть на родину, которую никогда не видела и знала лишь по рассказам родителей, да редких русских гостей.

– Пока у меня служба в Гамбурге, – рассмеялся Бестужев, – а потом, глядишь, и поедем с тобой в снежную Россию.

– Буду ждать! Я без сомнений верю в твоё высокое предназначение и хочу, чтобы ты стал канцлером Российской империи. Ты, Алёша, этого достоин!

– Пока это только в моих мечтах! – смутившись, ответил Бестужев.

Анна прижалась к мужу и прошептала:

– Алексей, я прошу тебя, не втягивайся в мутные интриги.

– Ну, это как пойдёт! – рассмеялся он. – Впрочем, ты часто бываешь права.

И теперь его супруга, Анна Ивановна Бестужева-Рюмина, стала его первой советчицей в сложных дипломатических переплетениях. Бестужев, придумывая разные интриги, советовался с супругой и часто отступал от своих непродуманных шагов. А Бестужеву было, что обсуждать!

В этом же году Алексей Бестужев вернулся из Киля в Гамбург и обрадовал жену:

– Вот удача! – с восторгом рассказывал он. – Представляешь, в Киле при осмотре архива герцогов Голштинских я нашёл духовное завещание императрицы Екатерины Первой, в котором устанавливались права голштинского дома на русский престол.

– Покажи, порадуй меня, – защебетала она. – Теперь ты будешь у императрицы в большой милости. Пиши скорее депешу об этом!

Бестужев сел писать письмо императрице, как вдруг к нему прибыл господин Милашевич, камер-паж герцогини мекленбургской Екатерины Ивановны, с доносом на смоленского губернатора князя Черкасского, который призывал дворян на верность голштинскому принцу. Бестужев обрадовался такой удаче и сразу добавил эти сведения к письму императрице Анне Иоанновне.

Когда в Петербурге узнали об этом, то Бестужеву было велено немедленно явиться в столицу с завещанием Екатерины Первой и другими бумагами.

– Вот увидишь тебя наградят, и по заслугам! – сказала сияющая Анна, провожая мужа в далёкий Петербург.

Глава 20. В Петербург

Прибыв в Петербург, Алексей Бестужев сразу удостоился аудиенции императрицы Анны Иоанновны, на которой он преподнёс завещание Екатерины Первой, а так же донос на князя Черкасского. Императрица похвалила его, передала бумаги своему фавориту Бирону и велела выдать награду. За эти услуги Бестужев получил награду в 2000 рублей и орден святого Александра Невского. Затем Бирон, загадочно улыбаясь, пригласил Алексея Бестужева в свой кабинет. Там они уединились, и фаворит императрицы неожиданно поведал ему своё тайное желание:

– Алексей Петрович, хочу вернуть тебя в Петербург и посадить в кабинет министров.

– Но ведь там Волынский!

Бирон хитро улыбнулся и заверил его:

– Кабинет-министр Волынский долго не продержится, а ты пока собирайся, вернёшься в Гамбург.

Бестужеву сразу подумалось: «Если Волынского не будет, тогда главным в русской дипломатии останется Остерман? Видно, Бирон хочет меня противопоставить Остерману, и через меня вести свою игру? Что ж, повоюем!»

Вернувшись в свой особняк, Бестужев судорожно соображал: «Надо что-то предпринять! Думай Бестужев, думай!».

И он почти придумал, как справиться с Остерманом: «Хоть он мне и друг …– думал он, – но уже сейчас можно попытаться занять его место». Он походил-походил по кабинету и решил: «Надо найти документы петровских времён, компрометирующие Остермана, и интригуя ими «свалить» его. А как? Да, проще всего послать мелких кадет в московский архив, пусть сыщут!».

И Бестужев немедля отправился к кадетам. Его радушно встретил старый знакомый, директор кадетского корпуса фон-Тетау. Когда Бестужев намекнул, что ему нужны смелые мальчишки, тот сразу предложил дружную «троицу» – Сумарокова с братом Василием и Олсуфьева.

– Эти ребятки такие бедовые, – нахваливал их директор, – что куда хочешь доставят почту, но только с разрешения начальства.

–Тогда пришли их ко мне завтра утром, – обрадовался Бестужев и протянул «конверт». – По рукам?

– Договорились.

Когда на следующий день «троица» кадетов прибыли к Бестужеву, то он уже дописывал письмо и теперь приказал:

– Вот вам подъёмные. Скачите ребята в Москву и привезите из архива папку о деле «верховников».

– О вице-канцлере Остермане? – сразу понял Олсуфьев.

– Молодец, соображаешь, – усмехнулся Бестужев, – будешь за старшего.

– А если нет доступа в архив, как быть? – спросил Олсуфьев.

– Тогда хоть на словах чего-нибудь узнайте, – улыбнулся Бестужев, – или выкрадите!

Глава 21. В архиве

«Троица» кадетов наперегонки уже скакала по многолюдному тракту в Москву. Они неслись на посольских лошадях и гордились своей кадетской формой, которая вызывала только восхищение у проезжих. Раскрасневшиеся кадеты были в кафтанах тёмно-зелёного цвета с красными лацканами, в брюках, белых чулках и чёрных башмаках. На их головах красовались шляпы с золотыми позументами и роскошными бантами. И им, кадетам, было всё нипочём! Они дурачились, радовались своей свободе и кричали:

– Даёшь Москву!

При въезде в город их остановил разъезд драгун:

– Куда скачите, милые, и по какому делу?

– По заданию дипломата Бестужева следуем в государственный архив.

– Предъявите документы.

Олсуфьев тут же показал гербовую бумагу.

– Проезжайте

Москва с шумом встретила кадетов. Они не сразу нашли здание Коллегии иностранных дел, но когда попали туда, то их оттуда просто прогнали. Им пришлось заночевать в соседнем дворе, и хорошо, что дворник пожалел их и указал, где искать архив, а то бы пришлось возвращаться в Петербург ни с чем. Когда же «троица» уткнулась в какие-то ворота, то Олсуфьев вскричал:

– Да вот же табличка: «Государственный архив Коллегии иностранных дел»

– Нашли! – радостно закричали кадеты.

Они спешились и стали стучать в ворота.

Калитку в воротах открыл недовольный сторож:

– Чаво надобно?

– Нам бы начальника.

Взяв из рук Олсуфьева бумагу с гербом, сторож повертел её и вернул со словами:

– Пущать не велено! Начальника Собакина нету.

И хотел было закрыть ворота, как Олсуфьев заметил мальца, который выглядывал из-за спины сторожа. Он только успел поманить его, как калитка ворот закрылись, и с лязгом прогремела щеколда.

Стало уж темнеть, как из калитки высокого забора неожиданно появился тот малец лет шести-восьми и заулыбался:

– Какая на вас красивая форма. Вы кто?

– Мы кадеты, и прибыли из Петербурга в архив.

– Чаво надобно?

– Это дело секретное.

– Ну, тогда бывайте.

И малец шустро развернулся и направился к своей калитке, но ловкий Олсуфьев задержал его.

– Слушай, нам позарез надобно в архив, – таинственно проговорил Олсуфьев. – Нам велено найти документы и привезти Бестужеву.

– А кто это?

– Дипломат.

– Таковых не знаем, – ответил малец, и хотел было вырваться.

И тут Олсуфьев взмолился:

– Пусти нас в архив, что хочешь отдам.

– Давно бы так! – обрадовался малец. – Хочу за эти секреты твою шляпу!

– Ишь, чего захотел, – удивился Олсуфьев и на мгновение задумался. – Ну, так и быть, согласен. Веди!

Когда кадеты устроилась в беседке просторного двора, малец повёл одного Олсуфьева в дом и сразу предупредил:

– Только тихо, иначе нам будет худо!

– Тебя как звать-то? – прошептал Олсуфьев.

– Я из деревни Воскресенское, там меня зовут Димкой Волковым.

– Значит в бегах?

– Сторож из нашей деревни, вот я у него и столуюсь.

Димка зажёг свечку, и они пошли в подвал дома. В архиве было душно, пахло какой-то гнилью, и Олсуфьев с трудом отыскал толстую папку с надписью «Дело верховников».

– Отдашь? – спросил он Димку.

– Не, только посмотри, – прошептал он, – не то сторож убьёт меня! Ты лучше запиши, что надобно. Вот тебе бумага!

Конец ознакомительного фрагмента.