Глава 2. В лабиринте лжи

В гостиной на первом этаже особняка царила напряженная тишина, которую изредка нарушало тиканье старинных часов. В углу комнаты возвышался внушительный камин, а над ним висела картина, изображающая молодых Поликарповых. Их лица светились надеждой и мечтами, но теперь эта картина казалась насмешкой над их сегодняшним положением.

Дмитрию Михайловичу предстояла непростая задача. Он – единственный, кто смог взять себя в руки и вновь обрести привычное спокойствие.

Обе женщины – Антонина Корф и Ольга – заведомо обрекали миссию на провал: если бы Ия Филипповна увидела их заплаканные лица, то не потребовалось бы никаких объяснений.

– Соберитесь! – резко бросил он, обрывая всхлипывания сестры. – Ия не должна увидеть вас в таком виде.

– Ах, Димочка! – госпожа Корф прижала к глазам кружевной платочек, от избытка чувств и сильного волнения ее грудь, пережившая на своем веку не одну маммопластику, бурно вздымалась. – Как же все это невыносимо! Мое сердце просто разрывается – какой ужас!

Бледный, с горящими глазами, но спокойный и сосредоточенный, Поликарпов молча выслушал рекомендации врача Хансена о том, как подготовиться к предстоящему разговору с женой.

– Правду всегда лучше говорить сразу, – сказал в заключение доктор. Его широкоскулое желтоватое лицо хранило эскулапскую невозмутимость, а глаза, маленькие и хищные, смотрели прямо и дерзновенно. – Затягивать только хуже. Рано или поздно госпожа Ия узнает правду, и тогда…

– Я знаю, – перебил его Дмитрий Михайлович и с решимостью сжал кулаки. – Но как сказать такое, как найти нужные слова? – Он внезапно умолк, стараясь справиться с эмоциями, подступившими к горлу колючим комком.

– Вы их найдете, – сказала Ольга, коснувшись рукой руки свекра. – Только вы и сможете подобрать нужные слова – никто из нас.

– Оленька права, Димочка, – поддержала невестку Антонина Корф. – И ты должен найти в себе силы сделать этот шаг, – она тоже коснулась другой руки брата, чтобы не уступать молодой женщине пальму первенства в проявлении заботы. – Иди же, мой дорогой, иди, а мы будем здесь, чтобы в любую минуту – какой бы трудной она ни оказалась – поддержать тебя и нашу любимую Иечку.

Дмитрий Михайлович глубоко вздохнул, будто совершал последнюю сделку в своей жизни, стиснул зубы и бесшумно поднялся по лестнице в спальню Ии Филипповны.

В гостиной снова воцарилась тишина.

Казалось, даже время остановилось. Ни Ольга, ни Антонина не решались посмотреть на часы, чтобы не дать повод другой застать себя врасплох и обвинить в неуважении к происходящему. Эти женщины никогда не испытывали друг к другу теплых чувств, втайне испытывая глубокую неприязнь, хотя изначально для этого не существовало никаких объективных причин. Однако в присутствии посторонних они старались вести себя почтительно, насколько позволяли им силы и терпение, но при первом удобном случае не упускали возможности обменяться колкостями или оскорбительными шутками.

Госпожа Корф искренне и глубоко уважала Ию Филипповну. Их связывали долгие годы дружбы, начавшиеся еще тогда, когда Дмитрий Михайлович только познакомился с дочерью известного оркестрового дирижера. Эти теплые отношения во многом объяснялись тем, что Антонина искренне переживала за своего брата, помня его еще ребенком, сокрушенно плакавшим над каждой мертвой мушкой. После неудачного замужества госпожа Корф наложила табу на брачные отношения и всецело посвятила себя работе в качестве директора в одной из дочерних компаний брата-олигарха – «ADM Консалтинг».

Антонина сидела на краю дивана, нервно массируя подушечки пальцев, украшенных роскошным маникюром. Ее глаза покраснели от слез, но тем не менее она старалась сохранять спокойствие. Глядя в никуда отсутствующим взглядом, женщина как будто пыталась уйти от реальности и найти убежище в собственных воспоминаниях. Воспоминания о детстве, о том времени, когда они с братом были близки настолько, что, казалось, ничто не могло их разлучить, наполняли ее душу теплом. Сейчас же она чувствовала себя беспомощной, неспособной облегчить его страдания, и от этого ей становилось еще хуже.

– Какое это мучение – ждать! – вырвалось у нее внезапно вместе со вздохом.

Антонина, намеренно игнорируя Ольгу, обратилась к доктору Хансену, глядя на него своими выразительными глазами, которые делали ее взгляд особенно ярким благодаря накладным ресницам и линзам цвета индиго:

– Почему так тихо? Может, Димочке или Иечке нужна помощь? Может, вам стоит тоже подняться наверх и проверить, все ли у них там в порядке?

– Вы же слышали, о чем мы договорились, – сказал врач, хотя и немного холодно, но вежливо.

– Да, слышала: Димочка немедленно позовет вас, если у Иечки случится удар. Но, может, не дожидаться, когда это произойдет, а пойти и убедиться, что оба они в порядке?

Ольга с досадой закатила глаза, раздраженная излишней настойчивостью тети своего супруга. Дрожащей рукой она поправила у лица прямую прядь своих огненно-рыжих волос, уложенных в каре.

– Не стоит беспокоиться, – с прежней учтивостью ответил Хансен. – Иногда тишина – это добрый знак.

– Как знать! – произнесла госпожа Корф с философским спокойствием, которому позавидовал бы сам Сократ.

Ольга, в отличие от Антонины, старалась держаться собранно, хотя ее выдавали бледность и дрожащие руки. Она сидела прямо, сохраняя внешнее спокойствие, но периодически поднимала взгляд к потолку, будто пытаясь найти там ответы на мучившие ее вопросы. Внутри нее бушевали эмоции, которые она тщательно скрывала, не желая демонстрировать слабость. Молодая женщина ловила каждый звук, доносившийся сверху, боясь услышать то, что подтвердит ее самые страшные опасения.

В компании Ольга занимала аналогичную должность и руководила «ADM Финансовой экспертизой», подаренной ей свекровью. Известие о гибели мужа, вылетевшего в Ставрополье для урегулирования конфликта в региональном филиале «ADM Банка», застало ее врасплох, точнее, в постели с любовником, Егором Климовым – главой службы безопасности холдинга.

Ни к Павлу, ни к Егору Ольга – это воплощенное хладнокровие! – не испытывала нежных чувств, и на то у нее имелись веские причины, о которых никто, кроме Павла, не знал. Однако, как бы ни складывались отношения супругов, трагедия по-настоящему потрясла ее. В ней как будто что-то сломалось: ее гипсовое хладнокровие треснуло, и из трещин хлынули непритворные слезы. Впервые Ольга усомнилась в безупречности схемы, по которой жила.

Миккель Хансен стоял у камина, как всегда одетый в черный, как смоль, кардиган. Его лицо оставалось серьезным, а взгляд – сосредоточенным. Врач осознавал важность своих советов, но понимал, что никакие медицинские знания не способны залечить душевные раны, которые переживали эти люди. Хансен всячески выражал готовность поддержать их, но чувствовал себя чужим в этом замкнутом мире горя. Его руки были сложены за спиной, и время от времени он сжимал их в кулаки, стараясь скрыть свое внутреннее напряжение.

Антонина Корф и Ольга Поликарпова за все время не обмолвились друг с другом ни словом, не обменялись ни единым взглядом. Ни одна из них не хотела усугублять и без того тяжелую ситуацию.

Внезапно женщины и Миккель Хансен затаили дыхание – на лестнице появился Дмитрий Михайлович.

Он спускался не спеша, осторожно ступая на каждую ступень, будто опасаясь оступиться. Несмотря на бледность и пустое выражение глаз, в его походке угадывалась природная грация уверенного в себе мужчины. Каждый его жест, хоть и наполненный усталостью, выдавал врожденную элегантность.

Дмитрий Михайлович спустился в гостиную, молча прошел мимо всех и остановился у стола, положив руки на его поверхность. Даже в этот напряженный момент его осанка оставалась безупречной, а черты лица, хоть и искаженные напряжением, сохраняли свою привлекательность. По лицу Дмитрия Михайловича струился пот, подбородок предательски дрожал, но это лишь добавляло драматизма его и без того выразительной внешности.

– Димочка, – выдохнула Антонина, прижав руку к губам, – что с Ией? – На мгновение она с ужасом представила, что ее брат овдовел.

Дмитрий Михайлович, не поднимая глаз, подошел к ней и сел на диван рядом.

Ольга тоже подошла к ним и с искренним сочувствием посмотрела на своего свекра. Она не знала, как задать вопрос, который ее мучил, и замерла в ожидании услышать что-то ужасное.

Поликарпов взял Антонину за руку, покачал головой.

– Я не смог, – признался он.

– Вы ничего не сказали? – спросила Ольга.

– Нет. Не смог. Она борется и хочет чувствовать себя счастливой. Рассказала, что видела во сне Павлика и с нетерпением ждет его возвращения. Просила, чтобы вы с Павлом на время переехали сюда и провели здесь, с ней, эти дни, – Дмитрий Михайлович посмотрел на сноху и подчеркнуто повторил:

– Эти дни.

Ольга растерянно развела руками, промолчала.

Антонина снова расплакалась и обняла брата за плечи.

– Милый мой, – прошептала она, – но тебе придется ей сказать.

– Да, но не сейчас, когда я сам отказываюсь верить…

– Это не выход из положения! – Ольга выпрямилась с решительным видом. – Нам всем тяжело. Сколько времени вы намерены лгать Ие Филипповне? Разве она заслуживает этого?

– Нет, не заслуживает, – ответил Поликарпов. – Мы солжем ей всего один раз, чтобы не потерять ее навеки.

– Димочка, – Антонина отстранилась от него и внимательно посмотрела ему в глаза, – что ты задумал?

Ольга не помнила себя от негодования, ошеломленная сообщением свекра.

– Как вы себе представляете это «на время переехали сюда»? – прошипела она, всплеснув руками. – Павла не воскресить – мне не с кем проводить здесь «эти дни»!

– Тише, – Антонина впервые вступила в контакт с невесткой и показала глазами наверх, в сторону спальни.

Молодая женщина осеклась, потом прошептала:

– Мы не сможем обмануть Ию Филипповну. Даже если я буду постоянно притворяться и врать ей, что Павел на работе или занят неотложными делами, то потом всю жизнь буду корить себя за это! Нет, я не согласна.

– Я выполню обещание, – прошептал Дмитрий Михайлович. – Любой ценой.

– Каким же образом?

– Найду человека, похожего на Павла, и хорошо заплачу, если он сыграет роль моего сына и…

Ольга остолбенела.

– …твоего мужа!