Цитаты из книги «Былое и думы»

Уж не оттого ли люди истязают детей, а иногда и больших, что их так трудно воспитывать – а сечь так легко? Не мстим ли мы наказанием за нашу неспособность?

Новый год своего рода станция.

В Пермской губернии, по дороге в Тобольск, крестьяне выставляют часто квас, молоко и хлеб в маленьком окошке на случай, если «несчастный» будет тайком пробираться из Сибири.

Когда он воспитывался, европейская цивилизация была еще так нова в России, что быть образованным значило быть наименее русским. Он до конца жизни писал свободнее и правильнее по-французски, нежели по-русски, он a la lettre[53] не читал ни одной русской книги, ни даже Библии.

Народ русский отвык от смертных казней: после Мировича, казненного вместо Екатерины II, после Пугачева и его товарищей не было казней;

Отец мой заметил, что предложить мир скорее дело победителя.

разумное и свободное развитие русского народного быта совпадает с стремлениями западного социализма.

Единственная вещь, которую можно было продолжать честно и с любовью, – это ученье.

Делали шалости и мы, пировали и мы, но основной тон был не тот, диапазон был слишком поднят. Шалость, разгул не становились целью. Цель была вера в призвание; положимте, что мы ошибались, но, фактически веруя, мы уважали в себе и друг в друге орудия общего дела.

Университет, впрочем, не должен оканчивать научное воспитание; его дело – поставить человека à même[90] продолжать на своих ногах; его дело – возбудить вопросы, научить спрашивать.