1.

– Виктор Иванович, из приюта «Родник» звонят, просят соединить.

– Скажи – совещание, – хозяин кабинета вынырнув из виртуального мира новомодной игрушки отвлекся от монитора, установленного на рабочий стол личного ноутбука, – опять что-нибудь просить будут, пусть письмо направляют.

Проводив взглядом скрывшуюся за дверью слегка располневшую, но не утратившую былой привлекательности секретаршу, Виктор Иванович предался романтическим грезам. Дверь вновь открылась, появившаяся в проеме размалеванная голова Зины прервала ход приятных мыслей.

– Вить, говорят – отец при смерти, – секретарша замерла в ожидании дальнейших распоряжений.

Виктор Иванович потянулся за трубкой. Странно, сожаление не коснулось сердца седеющего сына, скорее он почувствовал облегчение возможного избавления от одной из забот.

– Сомский у телефона.

– Здравствуйте, Виктор Иванович, вынуждена Вам сообщить, что Ваш отец в крайне тяжелом состоянии, очень хочет вас видеть, – начал трескучий явно старушечий голос.

– Он уже давно в таком состоянии.

– Врач сказал: день, от силы два протянет, – нисколько не смутившись прервавшей его репликой, продолжил голос, – Иван Аронович периодически приходит в сознание, находясь в предсмертном состоянии, он не желает покидать суетный мир, не попрощавшись с Вами. Зовет Вас, желая проститься. Памятуя о сыновнем долге, Вы должны…

– Хорошо, сегодня выезжаю. – Виктор Иванович нажал «отбой», прервав трескучий монолог. Положил трубку.

Откинувшись на спинку уютного кресла, предался размышлениям о предстоящих расходах. Необходимость куда-то ехать, что-то делать в связи с отправкой родителя в последний путь не рассматривалась. Опустив взгляд с потолка на ожидающую распоряжений секретаршу, встал, подошел к двери.

– Виктор Иванович, сегодня поедете? – опять перешла на официальный тон Зина.

– Да, Зинаида, оформи командировку, – рукой увлек ее в кабинет, другой привычно захлопнул дверь и повернул замок. – Видишь, как мне тяжело…

Через час с командировочным удостоверением в город Еренск для передачи передового опыта, внедрения новых нормативных актов и снижения аварийности на производстве безутешный сын направился домой на служебной «Камри». Отпустив водителя домой, ждать дальнейших распоряжений, взлетел на скоростном лифте на предпоследний этаж элитной 20-ти этажной «свечки». С трудом вместившаяся в кресло Наталья Викторовна – супруга, номинально директор, по факту хозяйка двух салонов элитной одежды, как обычно зависала в бесконечном сериале с неотрывной телефонной трубкой у уха. Она, транслировала подруге события многосерийной мыльной оперы в онлайн режиме с экрана огромной плазмы установленной, напротив. На секундочку, оторвавшись от репортажа, томно промурлыкала:

– Котик, ты что, сегодня так рано?

– Отец помирает, просил приехать.

– Ах… Бедолага, сколько ж ему уж мучиться-то, – решив, что выразила достаточно соболезнований продолжила репортаж. Махнула рукой в сторону столовой со словами, – Елизавета пирожки с печенкой приготовила, как ты любишь. Иди, еще горячие.

На кухне, наполненной ароматом свежей выпечки, Виктор Иванович, разместился за столом с горкой пирожков, любовно прикрытых салфеткой. Восполняя потраченные во благо общества калории стряпней домработницы, предался размышлениям,

Ехать не хотелось. Используя «отмазку» для жены, да и на работе сочувственно, с пониманием оформили служебную командировку. Можно было за счет конторы, недельку славно оттянуться. Виктор Иванович рассматривал вариант вояжа с Вероникой. Пылкая любовница на его содержании, с которой он познакомился на конкурсе красоты. Как член жюри, дал ей тогда высший бал, обнадеженный похотливой улыбкой конкурсантки.

Уже обдумывая детали предстоящего пятидневного тура, верстая смету дополнительных расходов, Виктор Иванович хрустнул зубом. Выплюнув на стеклянную крышку стола пережеванную кашицу, разгреб пальцем. Обнаружил крохотный невесть откуда взявшийся в пирожке мутно-прозрачный камешек и осколок зуба. Языком ощупав острую грань надломленного зуба, в сердцах бросил надкусанный пирожок обратно в вазу. Щупая острую грань сколотого зуба мизинцем, с удивлением обнаружил, что утвердился в желании ехать в Еренск к отцу, и немедленно.

Известив свою вторую половину о сломанном зубе, недобро высказавшись в адрес Елизаветы, и о принятом решении выехать в Еренск немедленно, спросил совета. Как и следовало ожидать, супруге не пришлось долго уговаривать мужа, пугая дальней дорогой, ехать с утра. Утром, получив благословение от второй половины, Виктор Иванович на час раньше, чем обычно – в 7-30, уселся на заднее сиденье служебной «Камри», поджидавшей у подъезда.

В 15-40 он был в кабинете грузного заведующего пансионатом, с которым оговорил предстоящие расходы по отправке еще живого папаши в последний путь. Осадив непомерный аппетит алчного заведующего, значительно снизил, к своему удовольствию, первоначальную стоимость услуги. Скрепили договор подобающим случаю коньяком. Заведующий посоветовавшись с визитером, выбрал напиток из ряда разнокалиберных бутылок, заполнявших две полки огромного бара, вделанного в стенку кабинета, отремонтированного в стиле «ампир». Сергей Николаевич, изначально предложивший в двое завышенную цену погребения, удовлетворенный снижением цены всего на 14,6% от заявленной, с удовольствием наполнил бокалы. Сам провел его в палату к умирающему родителю. Шел впереди, ледоколом прокладывая себе путь меж снующих по коридору престарелых постояльцев, преимущественно женского пола в серых халатах, спотыкающихся о края протертого до дыр местами залатанного линолеума. По дороге поведал, что исключительно благодаря его усилиям, квалифицированному уходу, Иван Аронович прожил пять лет. Упомянул, что после постигшего его сердечного приступа, случившегося вскоре после последнего визита Виктора Ивановича, не живут и более полугода.

У кровати узкой одноместной палаты с облупившейся кое-где краской стен, сунув нос с очками в истрепанную книгу, что-то бубнила старуха. Маленькая, с обозначившимися лопатками и позвоночником под обвисшим, серым халатом на сгорбленном над книгой костлявом теле.

– А-а, явился, он только и живет тем, чтоб тебя увидеть, – знакомый скрип по телефонному разговору наполнил палату, – почитай уж шастой год не появлялся. Вона садись, в сознании ишо, – старуха, закрыв книгу, неожиданно шустро поднялась, уступая ему место. Передвинула стул ближе к изголовью умирающего, и со словами – «Деточки… Господи! И откуда такие берутся», – вышла из палаты, по пути заправляя под косынку вылезшую седую прядь волос. Вслед за ней вышел заведующий, оставив его одного.

В черепе, обтянутом желтой с землистыми пятнами кожей с трудом узнавались знакомые черты. Восковые веки дернулись, в Виктора Ивановича впились на удивление ясные глаза с магической силой питона.

– Приехал, – прошипел голос, словно через сухую трубу водостока. – Вижу плохо…, скажи что-нибудь.

– Здравствуй, папа.

– Па-па, – глаза умирающего прикрылись, словно эти слова ему дались с огромным трудом. – Па-па, – повторил смакуя, – ну да бог с тобой.

– Пап, я поговорил с заведующим…

– Не тарахти… Дом продал?

– Нет, – Виктор Иванович, продавший дом по настоянию супруги более двух лет назад, отвел взгляд в сторону, – ты ж не велел.

– Чую – врешь. Ну и дурак, коли так.

– Пап…

– Не тарахти, слушай, – вздохнув со свистяще булькающим звуком, продолжил. – Рельс в сарае, на котором ты мои капсюли шлепал да гвозди правил, на месте?

– Да… – честно соврал Виктор Иванович, чувствуя шевеление волос на голове.

– Оголовок я засверлил, там один брюлик почти на пять карат. 31 – более двух карат, все чистой воды, не считая мелочи. Больше 3 карат не брал, чтоб не засветиться. Залил воском и заварил.

В краткий миг перед глазами ошарашенного наследника вспыхнули лучики рассыпающихся алмазов. Бриллиантовый дождь, осыпающий томных длинноногих кокеток, позирующих в самых аппетитных позах. Искры бриллиантовой пыли, наполняющие с ветром бугрящиеся паруса яхты. Он даже ощутил вкус морских брызг, и солнце, много солнца. Очарованный видением, Виктор Иванович прищурился, ослепленный его лучами. Тяжелое сипение, не похожее на скрип мачты, дыхание отца вывело его из эйфории владения внезапно обретенным богатством.

– Так, что ж ты не сказал?

– Сначала нельзя было, а потом…, потом…, – Иван Аронович прервался, собираясь с силами. – Кому? Ты родовую фамилию поменял. Цилмасов, наш род, выходит, на мне пресекся, – восковые веки устало прикрылись, Иван Аронович продолжил. – Мать угробил…, чураешься…, даже из тюрьмы меня не встретил, сюда, вот третий раз приехал, за 7 лет.

– Пап…

– Не тарахти, – со свистом вздохнув, опять вперив буравчики глаз в лицо сына, продолжил, – лом золотой, цепи… все переплавил. Все ручки со львами в доме – из золота.

Виктор вспомнил неудобные массивные ручки-кноб с частью слезшей фальшивой позолоты, обнажившей серую дюраль дешевки. Мать не раз просила отца поменять этот анахронизм на более удобные, неизменно получала отказ. Потом, как Ивана Ароновича посадили, влупив 15 лет, только плакала да моталась к нему каждый месяц. Дом совсем забросила и ручки остались.

– Папочка, так ты …

– Не тарахти…, па-по-чка…, хоть похорони по-человечески. – Повторил, прикрыв глаза, словно наслаждаясь, – па-по-чка, – продолжил. – Рядом с Лизой похорони. – неожиданно твердо приказал. – Рядом с моей Елизаветой похорони! –Видимо, исчерпав силы, с трудом выдавил из себя булькающий кашель. Вспыхнув глазами продолжил, – самое главное…, в коло… – Иван Аронович глубоко вздохнул. Булькая, попытался выдавить из себя, – в коло…, под кры…, тру…, там…, все там, тру…пшш…, – зашипел, выпуская последний воздух с кровяной пеной из себя.

– Папа, где!? – в неистовстве схватив за иссохшие плечи, тряхнул отца Виктор Иванович. – Папочка, что? Ну где…!? Скажи…!

– Преставился, – скрипучий голос вывел безутешного сына из скорбного транса. Вынырнувшая из-за спины наследника старуха сухой рукой провела по лицу Иван Ароновича, прикрыв веками прожигающие душу непутевого наследника остекленевшие глаза покойника. Крестясь проскрипела, – господи, упокой его душу грешную.

Добавив к оговоренной сумме заведующему 150 рублей на венок, Виктор Иванович вышел из заведения. Уединившись под сенью разлапистой березы на щербатой асфальтовой дорожке. Сразу за углом обшарпанного со слезшей местами штукатуркой главного корпуса пансионата, позвонил по сотовом супруге. На его счастье телефон не был занят.

– Иван Аронович помер.

– Ох! Бедненький, ты хоть успел проститься с ним?

– Успел. Сколько дома наличности?

– Штук двадцать в баксах и тысяч сто рублями.

– Срочно иди в банк и сними два «лимона» со счета, лучше три.

– У меня столько нет.

– А куда они делись? Собственно, не важно, займи у своего отца.

– Котик, а ты знаешь, сколько сейчас времени?!

– Да, банк работает до шести, у тебя почти час.

– К чему такая спешка?

– Приеду – все объясню, все, больше говорить не могу.

Отключив телефон, наследник направился к машине, растолкал дремавшего водителя, приказав гнать домой, в силу изменившихся обстоятельств.

2.

По стране во всю грохотала перестройка, ломая привычные устои граждан. Приватизация открывала неограниченные возможности для людей ухватистых. К данной категории причислял себя директор Горторга и полновластный хозяин Горторговской базы, Иван Аронович Цилмасов. Он давно дожидался перемен для реализации далеко идущих планов и дождался следователей.

История началась с обычных посиделок в сауне оздоровительного комплекса, выстроенного Иваном Ароновичем на территории собственной базы. Он, прихватизировал Горторговскую базу при первой возможности вместе со всем еще не разворованным содержимым. По заведенной традиции, как обычно в пятницу, в сауне собрались сливки общества города Эменска. Обсудить дела текущие, отдохнуть от трудов праведных, в том числе, прокурор Иван Саидович.

Инцидент произошел из-за сущей безделицы.

В город почти до центра, клином врезалась сосновая роща, излюбленное место отдыха жителей города. По чьей-то оплошности роще был придан статус заповедника. За сим хозяйством надзирал нелюдимый, безбашенный лесник Егорыч, по слухам друг «Самого» из конторы. Егорыч, по недосмотру, назначенный на доходное место, отнесся к своим обязанностям с неподобающим должности рвением. Даже сломанная ветка грозила виновному серьезными последствиями. Отловленные им более серьезные нарушители подвергались репрессиям, независимо от ранга и должности. Мало того используя непонятные связи он не оставлял виновника своим вниманием. Чтоб уберечь нужных людей, приходилось для него стряпать приказы о наказании. Успокоенный таким образом лесничий, неизменно подшивал их к своим отчетам. Далее отчеты цензурировались на подконтрольном этапе, приказы изымались.

В связи с изменившейся политической ситуацией решили договориться. Проинструктировав, снарядили из мэрии солидного начальника одного из многочисленных отделов. Радушно встреченный Егорычем парламентер был препровожден вникшим в суть вопроса хозяином из заимки таким увесистым пинком, что пролетел все семь ступеней крылечной лестницы дома лесничего до дорожки, не коснувшись ее. Приземлившись на расстоянии не менее метра от крыльца, на свою солидность, парламентер с трудом встал. Потирая ушибленное место ладонями, кряхтя и охая, посетитель собрал разлетевшиеся дензнаки еще не потерявшей своего величия страны. Удалился, неестественно прихрамывая на обе ноги.

В последствии, облеченный властью, незадачливый проситель не высиживал на совещаниях и десяти минут. Брал слово, говорил всегда стоя или удалялся, ссылаясь на чрезмерную загруженность работой. Совещания в собственном кабинете проводил, как правило, расхаживая походкой старого морского волка. широко расставляя ноги, не более пяти минут всегда, по существу. Данное обстоятельство, как ни странно, положительно отразилось на работе всего возглавляемого им отдела.

Выждав некоторое время, направили к Егорычу на разборку местных, спортивного телосложения авторитетов. Упакованные ребята, растопырив пальцы обещали за соразмерную плату объяснить лесничему по понятиям суть притязаний «хороших» людей или «успокоить» его до сговорчивости. Что-то на стрелке пошло не так. К девяти часам вечера по Эменску в направлении ГУВД прострекотал Егоровский мотороллер, с трудом вместивший в свой кузов трех тщательно упакованных оппонентов. Доставив подкрашенный синяками груз до ГУВД, Егорыч вызвал начальника. В его присутствии написал такую сопроводительную бумагу, что в последствии стоило больших трудов «замять» дело.

Возбудившуюся неслыханной наглостью, алчущую возмездия братву успокоил приехавший на разбор старый сиделец. После его визита местная братва всем на удивление стала уважительно относиться к лесничему. Спортивные ребята стали помогать ему в охране и содержании лесного массива. Причем так рьяно что местные острословы за глаза называли происшедшую с персонажами метаморфозу – «Тимур и его команда».

Попробовали пробить Егорыча с другой стороны, навести справки о личности несговорчивого лесничего, сделали запрос в соответствующие органы. Получили ответ – оставить Егорыча в покое из настолько высокой инстанции, что охота наводить справки, напрочь отпала. Иван Саидович, к тому времени уже при должности, даже не комментировал, лишь руки развел.

Все течет, все меняется. Высокий покровитель отошел в мир иной. Буря перемен, разразившаяся над страной, меняя ценности, людей, захватила Эменск.

С год назад Егорыча нашли на окраине города с проломленной головой. Орудие преступления, завернутый в газету «Аргументы и факты» кусок 32 арматуры, валялось рядом. Как водится, в таких случаях, поставили на уши не то что город, всю область, но никого не нашли. Егорыча отправили на лечение в столицу. Не смотря на все старания лучших специалистов госпиталя, вправить мозги дюжему лесничему не удалось.

Потеряв своего защитника, роща стала лакомым кусочком приватизируемой родины. Клин, врезающийся в город с большим гаком, тут же отмежевали. Соблюдая необходимые формальности, передали в муниципалитет. Практически, сразу нашлись хозяева, готовые приватизировать и обустроить никчемный кусок рощи «во благо» жителей города. Вновь созданное предприятие, открытое на «Пупкина» и «Попкина» с долевым участием 50/50, за спинами которых стояли директор Горторга Эменска Иван Аронович и прокурор оного города Иван Саидович, озаботилось благоустроить территорию. Предприятие сулило нешуточными барышами новым хозяевам забытого богом куска земли с вековыми соснами, мешающими своими вечно падающими иголками да шишками нормальной жизни горожан.