Впечатляешься пейзажами. И надолго застреваешь на лицах. Это удивительные лица. Однозначные и чистые, таких сейчас не делают. На этих лицах только воля и вера – в разной пропорции, но только они. Особенности тогдашней фотографии, неспособной передать нюансы мимики и мелкой моторики, делавшей любого человека более монументальным, чем на самом деле? Наше знание о том, что будет потом? Да, вероятно, – но не только. Все те мелкие противоречивые страсти, что борются в каждом и в итоге формируют мимический рельеф, в этих людях и впрямь подчинены одной-единственной большой страсти, сглажены и облагорожены ей. Страсть достижения Абсолюта. Недостижимая иными способами цельность.