Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть I. Страна несходства

Я читала книгу Фурмана ровно полгода. А все потому, что она написана щемящим и слишком уж без преукрас языком. Я постоянно переживаю за переживания главного героя - мне стыдно, как было стыдно ему, и мне неловко, когда неловко ему. Я будто переживаю свои собственные ошибки и эпизоды из детства. Такой искренней книги в моей жизни еще не было.
Спасибо!

Вот так сразу и не подумаешь, что книжка эта посвящена детству. А повнимательнее вчитаешься в название – «История одного присутствия» – и вправду что-то неуловимое (и сильно в духе экзистенциализма) от детства есть.
Вообще-то с книгами, посвящёнными детям и детству, у меня были особые взаимоотношения. Так уж сложилось. Да и литература очень любит описывать детство (в разных, конечно, ракурсах). Писатели всех времён и народов отдавали свою дань этому необычайному периоду в жизни человека. Даже жанры есть такие особые – роман становления и роман воспитания. С точки зрения литературного успеха почти беспроигрышный вариант, кстати. А что? Всем интересно, это уж точно. Потому что всегда существует особый задор наблюдателя: как из головастика получается лягушка, из икринки рыбка, а из маленького человека большой человек (хотя кому как повезёт).

Ну вот перед нами книжка современного писателя о детстве. Что мы имеем?
А давайте начнём с того, чего мы НЕ имеем. Мы не имеем автора. На обложке книги мы не находим ни его имени, ни фамилии. Нет, вру, фамилия есть. Но она в составе такого загадочного словосочетания «Книга Фурмана». Смысл затемнён: то ли книга принадлежит некоему Фурману, то ли он её создал, то ли это подназвание. Понятно, что мы сразу вычислили автора. Но что это такое и зачем? Очередная постмодернистская смерть автора? Думаю, не совсем.

Здесь автор одновременно является героем. Это классический расклад, конечно. Но мне он показался именно в этой книжке поданным весьма оригинально. Автор сознательно дистанцируется от своего героя-себя. И делает это всеми возможными способами: пишет не от 1-го лица, довольно безжалостен по отношению к своему герою-ребёнку. И вообще, делает всё возможное, чтобы максимально объективировать субъективное (извините за выражение - больше не буду).
Если сказать по-другому, "Книга Фурмана" – это сокрытие автора и вытаскивание на первый план именно героя, которому и принадлежит эта книга, как принадлежат ему же чувства, события, переживания, описываемые тут. Вот в этом и есть основная причина авторского ухода. И основная причина нашего стыда, временами возникающего при чтении книги. Ведь каждый узнаёт себя в своём советском детстве.
Кто сказал, что детство – это золотая пора? Фурман так не говорит. Детство человека способно вызывать не только умилительно-грустные воспоминания, но и драматичные переживания-воспоминания о наказаниях, колготках гармошкой, горшках и прочее. Так что если примем условия игры, установленные автором, вдоволь позабавимся этими воспоминаниями. А может быть даже нам эта странная «игрушка» (под названием «Книга Фурмана») понравится. Правда, мы в этой книжке остаёмся без авторского присмотра, наедине со своими чувствами и пылающими щеками.
А нам всё это время за героя (а значит и за себя) стыдно и неудобно. А потом бац! И осеняет: надоело, скучно читать эту книгу. Подавайте Толстого с Аксаковым, да Филдинга с Диккенсом!
А в чём, собственно, дело? А дело, кажется, в том, что "Книга Фурмана" не предлагает нам, читателям, ни малейшей возможности выйти за пределы этого наполненного событиями и переживаниями мира героя-ребёнка. Мы не видим иных точек зрения, мы взяты в плен Фурманом. А он, в силу того что ребёнок, не может ещё анализировать своих чувств и поступков. И поэтому очень не хватает аналитического, если хотите, морального начала в этой книге. С моей точки зрения, это её главный минус. Могу сравнить это с рассматриванием любительских фотографий с чужой свадьбы: эмоционально, откровенно, напыщенно, но быстро надоедает. Особенно без комментариев непосредственных участников. А нам комментировать некому. Автора-то как бы и нет, ушёл в самоволку. Делай, что хочешь.
Вот она, дурная свобода! Разбередить рану и не залечить её потом.