© Александр Амурчик, 2017

ISBN 978-5-4483-6188-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Новелла первая. Явление в ночи

Коктейль «Театральный»

Коньяк 30 мл.

Ликер апельсиновый 50 мл.

Сок лимона 20 мл.

Шампанское полусухое 100 мл.

Положить в стакан лёд, добавить по очереди все ингредиенты, слегка перемешать и подать.

Когда я не спешу залечь с девицей

себя я ощущаю с умилением

хранителем возвышенных традиций,

забытых торопливым поколением.

Игорь Губерман

Часы, стоящие в витрине, нежным перезвоном пробили одиннадцать часов вечера, и я хозяйским взглядом оглядел помещение бара; у стойки, вытянутой в форме пенала почти на всю его длину, еще оставались около десятка клиентов – это были сплошь мужчины возрастом от 25 до 45 лет.

Они явно никуда не торопились: тех из них, кто был холост, дома никто не ожидал, за исключением, пожалуй, родителей, – эти мужики оставались в баре, все еще лелея, теперь уже в связи с поздним часом, весьма призрачную надежду встретить и «снять» здесь девушку или женщину, с которой можно было бы провести ночь; а женатые, я так подозреваю, просто не спешили домой, к своим, увы, опостылевшим женам.

Уменьшив громкость магнитофона, я обратился к своим клиентам:

– Дорогие друзья! Давайте попрощаемся, see you tomorrow, или, говоря по-русски, увидимся завтра.

Клиенты, вставая со своих мест и кивая мне на прощание, потянулись на выход, некоторые залпом допивали свои напитки, другие просто отставив стаканы в сторону. Один из них, долговязый, худощавый, скромно одетый парень, неторопливо прошелся вдоль стойки, словно разыскивая что-то забытое им и в то же время опасливо поглядывая на меня, затем, решившись, быстрыми движениями слил остатки напитков из нескольких стаканов в один, и, торопливо опрокинув его содержимое в себя, удалился.

«Надо же, да он же мой коллега почти, – усмехнулся я про себя. – Сделал „коктейль“ и тут же его выпил, толком не распробовав».

Вскоре вслед за всеми встал и последний клиент. Приблизившись на пьяных непослушных ногах, он поглядел на меня затуманенным взором и спросил:

– Шеф, сколько с меня?

– Всего два рубля, – бойко ответил я. – За последние 100 грамм.

Он вытянул из кармана пачку смятых купюр, непослушными пальцами выудил из нее трояк и пришлепнул его ладошкой к стойке, громко сказав «Спасибо!». Я открыл кассу и положил на стойку перед ним рубль сдачи, по опыту зная, что «спасибо» далеко не всегда означает «сдачи не надо», но мой клиент, не обратив внимания на рубль, звучно икнул и, повернувшись, отправился на выход. Я вышел вслед за ним из-за стойки, чтобы запереть дверь.

Всё, мой рабочий день окончен. Что ж, в целом сегодняшний вечер прошел спокойно, под конец все мирно разошлись, и даже менты, которые в последнее время приобрели дурную привычку приезжать к закрытию и вылавливать себе здесь клиентов для вытрезвителя, в этот вечер не появились, – нашли, видимо, более щедрую «кормушку» в другом месте.

Я, заметив эти ментовские штучки-дрючки еще пару месяцев тому назад, стал предупреждать об этом как своих постоянных клиентов, так и всех прочих – еще не хватало, чтобы репутация моего бара оказалась подмочена, и люди стали бы говорить, что бар не стоит посещать, а то потом, мол, в милицию угодишь.

Дверной замок-автомат щелкнул, закрывшись, и я, включив верхний свет, стал разглядывать открывшуюся мне картину, которая всего минутой раньше, в приглушенном освещении, казалась не столь критической. Да, картинка передо мной открылась неприглядная: на стойке царил вопиющий беспорядок: разнокалиберные стаканы, рюмки и фужеры, некоторые с торчащими из них соломинками, занимали почти всю ее поверхность, застыв в подтёках разноцветной жидкости – от светлой винной до черной кофейной; на столах, на стойке, а кое-где и на полу валялись обкусанные и обломанные конфеты и шоколадки, а также хлеб от бутербродов и остатки пирожных.

Такой кавардак у нас случался лишь тогда, когда я отпускал свою официантку-уборщицу Женю домой раньше времени. А почему, спрашивается, я отпустил ее сегодня пораньше? Да потому что мы с моим другом и коллегой Кондратом решили устроить себе после работы ночь отдыха в связи с окончанием напряженной трудовой недели. Для этого предполагалось «снять» девочек, которые могли бы скрасить нам этот вечер. Моя уборщица Женя на подобные мероприятия смотрит почему-то резко отрицательно, и очень даже легко может испортить любую задуманную нами «творческую» комбинацию: подойдет к девочкам, которых мы наметили на «съём» и скажет им как бы между прочим: «Идите домой», – хорошо еще, если при этом не добавит свою любимую приговорку – «блядилор», и те с перепугу уйдут, конечно; а я ведь в процессе работы могу и не заметить вмешательства Жени и предотвратить их уход.

Женя, конечно, отличная работница, мысленно улыбнулся я, но к женщинам, которые вертятся около меня, она относится весьма подозрительно, ревнует, наверное, словом, изо всех сил пытается блюсти мою порядочность. Она работает со мной всего около полугода, раньше трудилась здесь же в кафе подсобной рабочей. На правой руке у Жени не хватает двух пальцев – указательного и мизинца, поэтому далеко не всякую работу на кухне ей было легко выполнять – как-то: мыть огромные котлы и сковороды, таскать туда-сюда неподъемные трехведерные кастрюли или ворочать в холодильнике еще более тяжелые мороженые свиные полутуши. Вот она и попросилась в бар – тут работы было, возможно, не меньше, зато она была полегче, да и почище. Я, если честно, очень обрадовался такой помощнице: не так давно приехала из села, проста, уже и не молоденькая – ей далеко за 30, не замужем, детей нет, – для поздней работы такая работница просто находка. И внешне не красавица, скорее наоборот, – тоже немаловажный и весьма положительный фактор в нашей работе: у таких не возникает проблем с мужским контингентом, никто к ним не цепляется.

Возвращаясь к себе за стойку, я заметил валявшиеся на полу между металлическими ножками стульев-пуфиков цветные бумажки, похожие на конфетные фантики. Я нагнулся: это были, конечно же, не конфетные фантики, а те фантики, в которые играют взрослые, – деньги. Пальцы по привычке сложили по ранжиру и пересчитали наличность: 172 рубля.

Недурно, сумма немалая. И тут я вспомнил: мой последний клиент перед уходом держал в руках целую пачку денег, это он, видимо, после расчета со мной пронес их мимо кармана и выронил на пол.

Я вздохнул: жаль, конечно, что я нашел их не на улице, тогда бы с чистой совестью можно было бы их присвоить – ведь на улице они ничьи; правда, шансов их там найти в сто раз меньше, чем в баре. А так – надо будет этому лопуху их вернуть, если он за ними придет, конечно: потерянные или оставленные в баре деньги и вещи я никогда не считал своей собственностью.

Сложив выручку, скопившуюся за день, в стопку, и для порядка пересчитав, я запер деньги в сейф и стал собирать посуду, снося ее в мойку. Я уже заканчивал мыть стаканы, когда послышался стук в дверь, наш с Кондратом специальный, кодовый, который, правда, кроме нас двоих, знала также половина девиц нашего города: пам-парапампам-пампам. И только по четкой ритмике ударов музыканта-барабанщика, коим являлся мой друг, я всегда легко мог определить, когда в дверь стучит именно Кондрат. Я отщелкнул замок, и мой товарищ, а это, конечно же, был он, просунул свою веселую физиономию в проем двери, и, не входя внутрь, спросил:

– Ты один?

– Один, – ответил я и добавил с грустью: – К сожалению, совсем один.

– Давай-ка выбирайся на улицу, – сказал он, доставая из пачки «Мальборо» сигарету и прикуривая от зажигалки. – Сейчас из моего кабака целая толпа комсомолии пойдет, так что, очень возможно, выдернем кого-нибудь.

Кондрат работал так же, как и я, барменом, только его бар располагался в ресторане «Прут», а мой в здании кафе «Весна».

Я снял с вешалки куртку, на ходу включил тумблер сигнализации, но на пульт звонить не стал (девочки из охраны ровно в полночь сами возьмут объект под контроль), выщелкнул язычок замка на режим самозакрывания и вновь захлопнул дверь.

Улица встретила нас сырой прохладой и мелкими лужами на асфальте. Проведя последние 12 часов в баре, я и не заметил, что прошел дождь.

Запустил руку в карман Кондратовой куртки и нащупал пачку с сигаретами. И несмотря на его фырканье и показное возмущение, вытряхнул одну себе. Прикурил, и мы стали вместе наблюдать за движением народа по центральной улице города – Ленина. Вот показались первые группы молодежи – это шли комсомольцы нашего города и района, проводившие теперь свои комсомольские вечера не где-нибудь, а в ресторане; минутой позже с ними перемешалась толпа их сверстников, высыпавших после танцев из дворца культуры, расположенного рядом с рестораном; вскоре улица представляла собой почти сплошной людской поток. Перед нашими глазами замелькали десятки девичьих лиц, свежих, веселых и симпатичных, а через пять минут у меня от такого обилия слегка закружилась голова.

Большинство из этих девчушек по барам еще не ходили, хотя через год-другой, чаще всего после окончания школы, многие из них попадут в этот круговорот – танцульки, мальчики, а там уж, конечно, бары, пьянки, секс. Но сегодня они еще почти ничего не знали об этом: одни – еще слишком молоденькие, другие – хорошо воспитанные и идейно устойчивые, третьи – чрезмерно заумные, спящие пока что в обнимку лишь со своими куклами или же портфелями.

Минут через десять толпа стала заметно редеть, а нам по-прежнему ничего не светило – девушки, проходя мимо, словно не замечали двух молодых, симпатичных, изнывающих от скуки барменов, мечтающих о женской ласке.

Накануне вечером, где-то в районе пяти часов, ко мне в кафе зашла почтальон нашего района Зинаида. Не застав меня дома, она догадалась принести телеграмму, адресованную на мое имя, прямо на рабочее место в бар. Я ее, конечно, отблагодарил за находчивость, сунул в руку два рубля, затем разорвал бумажный конверт. Телеграмма была от мамы, которая вот уже несколько дней гостила у своей сестры Юлии в городе Тирасполе. Текст был такой:

«Дорогой Савва! Нашли тебе невесту. Ждем завтра Тирасполе. Мама».

Я сунул телеграмму в карман и задумался. Что еще за невесту они мне там вместе с сестрицей присмотрели? Честное слово, годы работы в баре основательно исчерпали мои запасы идеализма и оптимизма в отношении женщин, девушек и прочих дамочек. Наблюдая день за днем за людьми из-за стойки, начинаешь неплохо в них разбираться, а уж порочных женщин и шалопутных стерв я научился вычислять с первого взгляда. Насмотришься тут на них и не захочешь никакой невесты. Хотя, конечно, когда-нибудь и для меня найдется подходящая женщина; вон ведь даже на львов – и то находится укротительница. К тому же, если уж быть с самим собой до конца честным, может, ты только прикидываешься львом, а на самом деле глупый теленок?

Вздохнув, я выразительно поглядел на Кондрата: пока что нами не интересовались ни порочные женщины, ни стервы, ни уж тем более порядочные девушки. Он же, словно не замечая моих косых взглядов, упорно вглядывался в лица проходящих мимо девиц. Наконец я не выдержал и сказал товарищу фразой из известного анекдота: «Я, братец, еще пять минут поб….дую, а потом домой пойду». А про себя подумал, что неприятно будет идти домой одному, никто меня ведь там не ждет, и ложиться придется в холодную неуютную постель… Погода еще бр-р-р – сырая и холодная, а утром рано вставать и пилить на автостанцию, чтобы потом трястись пять часов автобусом до Тирасполя. И чего ради? Ах да – ну, конечно же! – знакомиться с невестой. Мои губы непроизвольно растянулись в скептической усмешке.

Пока я размышлял обо всем этом, Кондрат шевельнулся, затем вдруг рванул с места, нырнул в толпу и мгновенно исчез из видимости, а минутой позже вернулся назад, ведя под руки двух худосочных «ковырялок». Одна из них была мне хорошо знакома – это была Танька, «девушка» без возраста, наркоманка со стажем, которая, помнится, еще лет пять тому назад уговаривала меня уколоться у нее в доме какой-то херней, и мне еле удалось тогда от нее избавиться. Они с мужем вот уже несколько лет постоянно варили у себя дома какие-то наркотические отвары и смеси. Потом муж от нее, говорят, сбежал, и жила она теперь в 2-комнатной квартире в самом центре города одна, нет… с сыном, да, точно, у нее есть сын лет четырех-пяти. Сейчас вместе с ней была какая-то телка, мне незнакомая, тощая, вульгарной внешности, на лице полкило дешевой косметики.

Кондрат, заметив, что я ее разглядываю, подтолкнул девицу ко мне.

– Эльвира, – произнесла незнакомка хриплым прокуренным голосом, протягивая руку и сдержанно улыбаясь.

– Савва, – ответил я, осторожно пожимая узкую ледяную ладошку. Эльвира тут же надула губки, наверное, оттого, что я не назвался Эдуардом, Вольдемаром, или хотя бы Леопольдом. Но Танька шепнула ей что-то на ухо, и улыбка вернулась на лицо Эльвиры, видимо, та объяснила ей, где и кем мы с Кондратом работаем. Судя по всему, Эльвира была «наш человек» – шлюшка низкого пошиба, а я девиц легкого поведения никогда особо не жаловал.

– Ну что, идем? – спросил Кондрат, незаметно толкая меня локтем в бок, – вот, Савва, девочки приглашают нас к себе в гости.

Мы знали, что у Татьяны есть своя квартира, и она периодически водит туда к себе мужчин.

– А что мы будем там делать? – наивно спросил я, неожиданно вспомнив, что сегодня кроме небольшого бутерброда, а затем пирожного с соком, перехваченных еще до обеда, ничего больше не ел, и от внезапного приступа голода у меня противно заныло в желудке. А у Таньки дома, как я помнил, и в лучшие времена трудно было даже куском хлеба разжиться.

Девицы нетерпеливо перебирали ногами на месте, и я, решившись, сказал:

– Ну ладно, пойдем! – И тихо, Кондрату: – Если твои телки попробуют пудрить нам мозги, я им устрою такие гонки по квартире, что им придется о своем поведении пожалеть, пусть имеют это в виду.

Кондрат сардонически рассмеялся, он знал, что означают мои слова: несговорчивым и своенравным «подругам» я мог – под хорошее настроение – в течение нескольких минут нагнать такого ужаса, что они немедленно становились сговорчивыми и согласными на все, что угодно. Помнится, как-то раз две такие же телки в наказание за строптивость ездили по квартире голышом на тарелках, то есть ладонями и коленями они стояли в тарелках, а я и Кондрат их толкали ногами в зад, заставляя ездить наперегонки… Нет-нет, мы не садисты, это мы так шутим. Но если девушки совершеннолетние и приглашают нас к себе домой, или же идут к нам ночью в гости, то оказавшись на месте, мы шуточек не принимаем, а даем понять, что настало время для интима. Конечно, бывают исключения, особенно когда попадается великовозрастная дурствующая девственница или же реально сумасшедшая.

Вчетвером мы двинулись по улице Ленина, в сторону райкома партии. Через два квартала нам следовало свернуть направо, на улицу Комсомольскую, где сразу за зданием МБТИ в 16-квартирной двухэтажке жила Татьяна.

Однако не успели мы сделать и десятка шагов, как наперерез нам из бокового переулка выскочил Саша Паниковский – ресторанный музыкант и наш давний приятель.

– Привет всем! – сказал он громко, мгновенно обежав взглядом нашу компашку, затем шепотом, обращаясь ко мне: – Савва, дай мне ключ от твоей квартиры. Ты, как я вижу, идешь на хату к Таньке?

– А если меня там не примут, что тогда? – спросил я.

– Да кто ж тебя посмеет не принять? – сказал он, широко улыбнувшись, и краешки его светлых пшеничных усов щеголевато приподнялись. И добавил: – А если не примут, я тебя приму. – Он коротко хохотнул.

Я вытащил из кармана связку ключей и отделил уже, было, от нее ключ от квартиры, как вдруг Танька остановилась, повернулась к нам и пьяным голосом прогундосила:

– А кто из вас будет меня сегодня трахать?

Все в растерянности уставились на нее.

– Тьфу, как грубо, – не сдержался я.