© А. В. Сербенчук, 2019

ISBN 978-5-4493-0444-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

Посвящение

Посвящаю… Да к чему посвящать кому-то?

Посвящаю всем.

***

В этом сборнике я хотел бы поделиться некоторыми важными для меня мгновениями. Нет-нет, я не старик, подводящий итоги жизни… Я вполне себе молодой человек, изъявивший желание поделиться своими историями, а также эмоциями и выводами о случившемся, дабы не забыть все их краски, пока воспоминания свежи. Однако кажется, что такие события я не смог бы забыть, даже будучи на том свете, но… Об их важности судить отнюдь не мне.

Родина Вдохновения

Не так давно я прибыл в маленький городок, назовем его Родина Вдохновения. Что же завело меня в такую глубинку? Я не могу ответить точно на этот вопрос. Наверное… То самое понятие – вдохновение, которое, к сожалению, штука непостоянная. Оно как приходит, так и уходит. Где же оно находится? Полагаю, что где-то возле души или вовсе внутри нее, ведь как только оно ушло, в душе настало странное чувство пустоты.

Вот уже несколько месяцев я не могу дописать свою книгу. И да, вероятнее всего, я приехал столь далеко от яркого, манящего Санкт-Петербурга в поисках вдохновения (как бы я ни старался отрицать это). Кто знает, может быть, именно в этой глубинке я смогу найти его?

Приехав в Родину Вдохновения, я поселился в небольшом двухэтажном домике, в одной из его квартир, хотелось бы сказать, что небольших и не слишком богато обставленных мебелью и другими вещами, создающими ощущение комфорта. Но мне хватало и этого. В комнате стоял небольшой столик. Не уверен, что он был письменным, скорее, журнальным. Я поставил на него печатную машинку и сел на стул напротив нее, начал было что-то писать, но сразу же приходилось выкидывать исписанный абсолютно ничем лист. Спустя полчаса я понял, что так у меня ничего не получится. Да… И зачем только сюда приехал? Ничего не поменялось. Я решил немного прогуляться.

Выйдя на улицу, я увидел жителей этого городка. Все люди здесь куда-то спешат, что-то делают, постоянное движение. А еще говорят, что в Петербурге жизнь не идет, а бежит, могу теперь в этом усомниться. Люди здесь все работают и работают, и нет у них времени на отдых. А я еще жалуюсь порою на мою жизнь, да она просто рай на земле! Хм… Неужели здесь не найдется спокойное место? Спустя пару минут я нашел-таки местечко для писательской души – лесок на окраине города. По лесу я гулял около нескольких часов, любуясь поздненоябрьскими черноствольными деревьями. Я бы, наверное, гулял еще дольше, но руки замерзли. Перчатки? Где же я оставил перчатки? Кажется, я забыл их в поезде. Эх, плакала моя пара кожаных и мною любимых перчаток.

Вернувшись в свою комнатку со столом и машинкой, я сел в надежде что-либо написать. Вдохновение – подлая штука, оно так и не пришло. До самой ночи я просидел у машинки и пытался написать что-либо, но ничего так и не получилось. Я и не заметил, как заснул в собственных напечатанных мыслях.

Наутро я проснулся от того, что в мою комнату из небольшого окна сочился свет. Но… Он был каким-то не таким. Слишком светлый? Или, может, мне так показалось? Оторвав свое лицо от напечаток, чья краска прилипла к нему, которую не так-то и легко оттереть, я подошел к окну. Батюшки! Что я вижу! Да это же снег!

Снежным покрывалом укутана вся Родина Вдохновения! Все дома покрыты пушистыми шапками, по всему городу расстилаются белоснежные ковры! Какая красота!

Ребятня выбежала на улицу и начала радоваться первому снегу. Каждое раскрасневшееся детское лицо искрилось радостью. Даже соседский спаниель, выбежав из дома, решил скорее увидеть это чудо, он никак не мог дождаться, когда хозяин поспеет за ним. Вышедший на улицу работяга, на лице которого будто бы растекся «синяк угрюмости», поднял голову и обратил лицо в небо, навстречу летящим ему таким разным летающим ангелам-снежинкам. Даже на расстоянии от моего окна мне не нужно было иметь бинокль, чтобы увидеть, что он улыбнулся. Улыбнулся так широко и искренне, что засиял, будто бы единственный фонарь на ночной улице Санкт-Петербурга. Можно ли поверить в это? Я сорвался с места, как нервнобольной, и побежал к моей печатной машинке. Чуть ли ни сев мимо стула, я начал писать. Я не знаю, сколько времени я писал, но книга была закончена.

Спустя несколько дней я вернулся в Санкт-Петербург и отдал свои «рукописи» в печать. Прочитав их, редактор дал добро на издание книги. Идя по улицам Петербурга, я думал: «Какой же я счастливый человек!» Как же это было глупо… Гнаться за вдохновением, ведь оно было совсем близко. Ведь оно было в совершенно простых вещах. Спасибо Родине Вдохновения, что помогла мне понять это.

Паровозный пасьянс

В ту минуту, когда в груди жжет горячее ощущение, что жизнь остановилась…

Ранним утром, когда яркие солнечные лучи еще мирно спали, приоткрывая от глубокого сна свои добрые глаза, посылая лишь тусклые лучи на землю, на перроне под навесом сидел писатель.

Это я.

И просто наслаждался.

Я пришел на перрон за полчаса до того момента, как только пришел бы паровоз. Однако совершенно не случайно.

Любите ли вы утро?

Этот чудесный миг, когда вся жизнь вместе с каждой росинкой, падающей с лепестка, каждой птицей, аккуратно напевающей свою легкую песню, каждым сонно зевающим и потягивающимся зверьком, который вылезает из своего уютного домика, каждым глубоким вздохом человека, встречающего новый день, просыпается.

Я много задумываюсь над сном… Над тем коротким или продолжительным отрезком времени. Мы в большинстве своем не помним и не понимаем, что происходило тогда, во сне. Лежа в постели, мы вдруг уходили куда-то, не вставая… В неизведанные миры, которые порождает наше сознание…

Что если, на самом деле, в тот момент душа каждого из нас отправляется в далекое путешествие, которое то ли на печаль, то ли на радость мы забываем поутру, когда открываем глаза после ее возвращения? Возможно, именно поэтому сон – лучшее лекарство.

Путешествие – это огромное количество ярких и красочных эмоций, а эмоции – это питание.

Именно поэтому стоит правильно выбирать то, чем вы кормите свою душу.

Если же вам на душе нехорошо, внимательно проследите, возможно, вы кормите ее неприемлемым, а то чего и хуже, вовсе ядом.

Из размышлений меня вернул на скамью под навесом бой часов. Он был будто сигналом, потому что после него на перроне, вдали, стали появляться лишь маленькие точки, озаряемые легким Солнцем. Они подходили все ближе и ближе, и становилось понятно, что это вовсе не точки, а ранние люди, жаворонки, решившие совершить дальнее путешествие.

Признаюсь, именно ради этого я прихожу сюда в столь ранний час. Именно для того, чтобы насладиться моим драгоценным нежным утром и оживлением стен вокзала, который постепенно заполнялся людьми.

Это еще немного сонные, прикрывающие ладонью зевающий рот дамы и господа, тявкающие собачки и капризничающие дети, которых решительно тянут за руку гувернеры.

Паровоз прибывал на перрон. Дети радостно восклицали и указывали пальцем на дымящее и шумящее чудо, едущее по железным рельсам.

На самом деле, на заре своего появления паровоз был чем-то неизвестным и пугающим для людей, никогда не видевших его прежде. Нечто огромное, шумное, железное и совершенно нечеловечное. Никто и не мог подумать, что спустя какое-то количество времени этот черный рычащий монстр станет самым удобным способом перемещения по необъятной стране и предметом восхищения детей.

Смотря на счастливые детские лица, я все время думаю: «Почему же не все люди, вырастая, остаются настолько же счастливым, коими они были в детстве?»

Наверное, самое главное в жизни – это сохранить душу ребенка, независимо от того, сколько вам лет. Мнение о том, что взрослый человек – это человек незнающий ни веселья, ни шалости, ни радости, это глупость. Взрослый человек – это человек, который принимает правильные решения и отвечает за свои поступки. Но, несмотря на это, взрослый человек может… Нет-нет… Должен! Сохранять добрую детскую душу, потому как жизнь – огромная и длинная дорога, которую нужно прожить душой. Железный и холодный расчет – это полезное умение, но не способ прожить жизнь. Почему? Да хотя бы лишь потому, что он не может осчастливить вас.

Возле вагонов собирались люди.

Найдя свой, я подошел к проводнику.

Поприветствовав меня, тот проверил мой билет и, удостоверившись, пожелав доброго пути, пропустил в вагон.

Дойдя до своего купе, я постучался, дабы не потревожить покой моих соседей по путешествию.

Но никто не ответил мне.

Я аккуратно открыл дверь. Внутри никого не было. Похоже, я пришел раньше всех.

Я как раз собирался разложить свою машинку, когда в дверь купе кто-то постучался, и я услышал женский голос, спрашивающий разрешения.

Конечно же, от меня прозвучало вежливое приглашение.

Дверь открылась, и на пороге я увидел двух женщин: молодую и ее копию. Да и вправду, рядом с ней стояла женщина с абсолютно таким же лицом. Можно было бы сказать, что они близнецы, если бы не морщинки, покрывающие лицо ее «отражения».

– Разрешите представиться, – сказал я, – Господин Чернильников, главный редактор одной из самых знаменитых газет Санкт-Петербурга – N-cкой.

Я поцеловал протянутую руку женщины в возрасте.

– Капиталина Зосимовна Вертоградская, – представилась женщина.

Капиталина Зосимовна – это пышная женщина с правильными чертами лица, излучающими тепло и доброжелательность, и глубоко голубыми глазами. Ее аккуратно собранные волосы лишь аккуратно покрывали тонкие-тонкие прядки седины. Одета она была в платье терракотового цвета, которое в особенности подчеркивало ее красоту, а на голове была изящная шляпка в тон платью.

– Интереснейшее имя, госпожа, – с подлинным интересом сказал я.

– Благодарю вас, Господин Чернильников, – ответила она, приятно улыбнувшись.

Я обратил свой взгляд на молодую женщину. Аккуратно поклонившись головой, приветствуя ее, я поцеловал протянутую руку.

– Наталья Петровна Глинская. Надо же, какое совпадение! Я читаю вашу газету каждое утро! Как приятно встречать такую интересную личность! Очень давно хотела выразить вам благодарность за те чудесные статьи, которые вы публикуете. А про собаку-то, собаку! Потрясающе… Читая их с утра, я получаю огромное количество удовольствия, и именно оно сопровождает меня и делает мой день лучше.

– Очень и очень приятно, Наталья Петровна, искренне рад, что вам нравится, – сказал я, улыбнувшись, мне всегда очень приятно слышать о том, что моим читателям интересно мое творчество.

Наталья Петровна – это молодая стройная женщина, на безымянном пальце которой блестело еще новое золотое обручальное кольцо. Одета она была в дорожное платье тускло-зеленого цвета.

Познакомившись, я предложил дамам свою помощь: удобно расположил саквояж и шляпную коробку на багажной полке. А после попросил проводника заварить нам чаю.

– Вот видишь, Наташенька, какой любезный молодой человек! – обратилась к Наталье Петровне Капиталина Зосимовна, как только мы сели за небольшой столик. Я сел рядом с Натальей Петровной, а Капиталина Зосимовна – напротив нас. – А помнишь, Наташа, помнишь, как точно так же мы путешествовали, когда ты совсем была малышкой? И Петр Николаевич точно так же приносил нам чай.

– Помню, мама, помню, – ответила Наталья Петровна.

– Ах… Петр Николаевич… Супруг мой. Царство ему небесное. И ведь поверить не могла, что полюблю его всем сердцем… Замуж то меня выдавали по нужде. Семья моя помещичья обеднела, осталась я без приданого. Кому же бесприданницы-то нужны? Решили меня, совсем молодую девочку, замуж отдать за взрослого мужчину. Одному ему и была нужна, женихи в очередь не стояли. Плакала тогда я днями и ночами, когда узнала, что за старика, по сути, выдают поневоле.

Капиталина Зосимовна тут же повернулась и достала карты:

– Сколько случаев-то было, что они, старики, еще теми разбойниками бывают… А он очень порядочным человеком оказался. Ну… И любовь потом пришла. Наташенька вот родилась. Ей еще и десяти не исполнилось, как он умер. Все хозяйство мне перешло, – рассказывала Капиталина Зосимовна, раскладывая карты.

Наталья Петровна с какой-то особой счастливой и умиротворенной грустью смотрела в окно на пушистые ветки сосен.

– Ох, хорошим он был мужем и отцом. Насмотреться на него не могла. Был бы только вот чуть помоложе… Еще бы и внуков понянчил, – вздохнув, Капиталина Зосимовна сложила карты в колоду.

– Прошу простить меня за мое любопытство, – начал я, – можно ли мне поинтересоваться, что вы только что делали с картами, Капиталина Зосимовна?

– Раскладывала пасьянс, Господин Чернильников, – ответила Капиталина Зосимовна и вновь стала раскладывать карты.

– Ох, Господин Чернильников… Она постоянно раскладывает его! – воскликнула Наталья Петровна, согнав с себя всю ностальгию, с которой она смотрела в окно. – Как-то раз мы с моим мужем приехали к ней в гости, и как всегда застали маму за раскладыванием пасьянса. Я поздоровалась: «Здравствуйте, мама», – а она мне с удивлением: «Пасьянс показал, что вы сегодня не должны приехать».

Мы рассмеялись. Действительно забавная ситуация.

– Вот вам смешно, а одному графу пасьянс спас жизнь, – сказала Капиталина Зосимовна.

– Как же это так? – спросил я.

– А вот… Рядом с моим поместьем жил в своем роскошном поместье граф. В один из дней, когда я сидела в беседке в своем парке, приходит ко мне слуга и говорит:

– Капиталина Зосимовна, граф Лаврентий Максимович Щукин изъявляет желание совершить променад по вашему парку.

Отказать ему, конечно же, я не могла. Мы соседи и хорошие знакомые уже долгое время.

– Конечно. Пусть наслаждается прогулкой. А после попросите Лаврентия Максимовича ко мне в беседку, – говорю.

Слуга меня послушал, и буквально через минуту на пороге беседки появился Лаврентий Максимович. Посмотрев на него, я испугалась. Он был осунувшийся… А эти грустные глаза, которые не посещал сон уже несколько дней! Просто тень, а не человек!

– Боже мой, Лаврентий Максимович, что с вами стряслось?! – всплеснув руками, спросила я.

После того как Лаврентий Максимович элегантно поклонился и поцеловал мою руку, я пригласила его сесть и рассказать все, что случилось.

– Случилось все самое страшное, Капиталина Зосимовна, – опустошенно сказал Лаврентий Максимович. – Мне сейчас так трудно об этом говорить… Разрешите мне просто побыть рядом с вами, послушать, как поют птицы.

Видя, в каком он сейчас состоянии, я, конечно, не стала настаивать.

– Конечно-конечно, Лаврентий Максимович, не смею тревожить вас, – говорю, – займусь, пожалуй, своим делом, дабы вас не отвлекать от созерцания природы.

И стала раскладывать свой любимый пасьянс.

Щукин все молчал и молчал, а потом я заметила, как внимательно он смотрит за тем, что я делаю.

– Капиталина Зосимовна, – спросил он, – а что вы делаете?

– Раскладываю пасьянс, Лаврентий Максимович.

Он заинтересованно пододвинулся к столику и спросил:

– А можно я понаблюдаю за тем, что вы делаете?

– Конечно, если пожелаете.

Один раз я разложила пасьянс, пасьянс – дело не быстрое, он сошелся.

И Лаврентий Максимович попросил повторить сие действо.

Второй раз разложила и загадала, чтобы у Лаврентия Максимовича все было хорошо. Опять сошелся.

И тут Лаврентий Максимович произнес:

– Капиталина Зосимовна, как это у вас все так ловко получается? Прошу, научите и меня, пожалуйста.

– Дело нехитрое, быстро вас научу, да еще и не одному приему.

А меня саму одна графиня научила. Когда Петр Николаевич умер, я себе места не находила! Каждый день на кладбище к нему ходила. Ни хозяйство не отвлекало, ни какие заботы. А потом как стала раскладывать пасьянсы и желания добрые загадывать, и все пасьянсы сходились, а как недоброе что подумаю, пасьянс не сходится. Сразу вкус к жизни появился. И вправду, все самое лучшее стало в моей жизни происходить.

Когда рассказала и показала я Лаврентию Максимовичу, он сразу заторопился домой, говоря:

– Вот бы дома еще набить руку.

– Так возьмите мои карты. Дарю вам их. У меня еще таких колод в каждой комнате!

Я, чтобы не носить карты из одной комнаты в другую, оставляю каждый раз по колоде в своих любимых местах. То у кофейного столика, то на камине, то в столовой, то в библиотеке… Да везде и всюду! Даже перед сном раскладываю, чтобы хорошие сновидения всю ночь приходили.

Прошло около недели, а может, и больше, за пасьянсом не особо-то замечаешь.

Приходит ко мне вновь Лаврентий Максимович и просит аудиенции.

А как же я откажу? Я только: «Милости просим».

И вновь мы с ним в беседке повстречались.

А Щукина-то не узнать, весь сияет!

– Капиталина Зосимовна, – говорит, – вы меня от смерти спасли!

Я сразу-то не особо поняла, о чем он речь ведет, но он сам взялся рассказывать:

– В тот день задумал я страшное… Хотели мы с женой в Ялту поехать, здоровье ее поправить, да вот только в день, когда ехать должны мы были, она и скончалась, не выдержало ее сердце той болезни от позора. Мало того что заболела она от сына, который из армии дезертировал, так еще и удар последовал, откуда его мы совершенно не ждали. Дочь моя, умница и красавица, ушла из дома без отцовского и материнского благословения, в содержанки у городского чиновника, да еще и женатого! Вот от съедающего чувства горя и позора, думал я, прогуляюсь в вашем чудесном парке последний раз, а позже лягу на перину свою по ночи, возьму револьвер да и уйду к своей голубушке-жене. А пасьянс ваш спасительным оказался. Спасибо, Капиталина Зосимовна.