© А. Родионов, 2017

ISBN 978-5-4485-0205-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

все мы видим яркие сны,

но к утру забываем

девяносто процентов

того, что нам снилось.

Вот почему обществу так нужны поэты.

Они помнят за нас наши сны.

 
            Том Роббинс / «Натюрморт с Дятлом»
 

ноль

Старенький внедорожник катился по серпантину, на скорости преодолевая повороты, словно дело происходило не на горной дороге на высоте нескольких сот метров, а на трассе для картинга. Внизу, у подножия горы, бушевало белое от пены море, обрушивая на скалы тонны водной массы, как если бы целью моря было расплющить эти скалы, превратить их в пляж из мелкой гальки. Гроза.

За рулём автомобиля сидел молодой парень двадцати пяти лет, он вцепился в руль и на всей скорости гнал вперед. Он куда-то очень спешил, но время и место для подобной спешки были выбрано не самым лучшим образом. Взгляд юноши скользил от поворота к повороту, от указателя к указателю, руки и ноги действовали автоматически, движения четкие, выверенные. Машину слегка заносило на скользкой дороге, но размеренные действия водителя каждый раз сводили занос на нет, выравнивая внедорожник для следующего манёвра.

Рядом с водителем на переднем пассажирском кресле лежала стопка бумаг, в спешке извлеченных из конверта со штампом городской больницы и наспех прочитанных тем, кто сейчас судорожно сжимал рулевое колесо, мечтая лишь об одном – чтобы серпантин скорее закончился и можно было бы поехать еще быстрее. Человек за рулем не обращал внимания на ливень и раскаты грома, продолжая упрямо давить на педаль газа. В его голове крутились одни и те же слова: «частичный паралич», «реанимация», «внутреннее кровотечение», «пересадка костного мозга». В разном порядке, но одни и те же слова. Человек периодически отводил взгляд от дороги и смотрел на листы медицинских бланков, как будто не веря в то, что они существуют, что лежат на сидении его машины, не веря, что там написаны все эти страшные слова, одно за другим, как в странном заклинании. Но листы были там, и в них были напечатаны слова, черным по белому.

Человек снова сфокусировался на серпантине, как вдруг в пяти метрах перед ним мощнейший разряд молнии ударил прямо в дорожное полотно. Скорость была слишком высокая, чтобы успеть остановить машину до дымящегося участка дороги, поэтому молодой парень резко вывернул руль, отчего внедорожник закряхтел и дернулся влево, его стало заносить, бросать по всей дороге и, как ни старался водитель блокировать колеса и выворачивать руль в другую сторону, машина отказывалась выходить из заноса. Раздался громкий резкий звук, затем скрежет – внедорожник на всей скорости влетел в ограждение, продавил его своей массой и полетел вниз – прямо в бушующее у скал море. Участок дороги, куда попала молния, дымился еще некоторое время, но вскоре потух под натиском дождя. На серпантине воцарилась тишина. Ничего не напоминало о случившейся аварии, за исключением разве что разорванного в одном месте участка ограждения и следов шин на земле. Старенький внедорожник медленно погружался в морские глубины, оставляя за собой хвост из маленьких пузырьков воздуха.

один

Белый свет до боли ударил в глаза, пришлось зажмуриться. Анхельмо очнулся в комнате, наполненной ослепительно ярким светом, таким ярким, что первые пять минут его глаза неприятно остро адаптировались к освещению. Какое-то время спустя он сумел оглядеться, чтобы сообразить, где он находится. В комнате было пусто, совершенно пусто. Он сидел на белом стуле, прикрученном к полу, как и массивный белый стол, стоящий прямо перед ним по центру комнаты. Никаких дверей. Никаких окон. Никаких признаков освещения. Никаких признаков наличия других людей. Никаких подсказок.

Анхельмо ничего не помнил. Он посмотрел на свои руки, на свою одежду, но никаких подсказок там не было. Проверил карманы своих штанов – тоже пусто. Нужно было что-то придумывать. Он снова посмотрел на стол – яркий свет больше не раздражал глаза, и можно было получше присмотреться к обстановке комнаты – однако кроме стула и стола ничего больше не было. Тем не менее, Анхельмо разглядел на столе три телефонных аппарата. Такие же ослепительно белые, аппараты не были подключены к телефонной сети, из них не выходило никаких проводов, ничего не мигало, свидетельствуя об исправной работе устройства. Анхельмо поочередно поднял трубку каждого из телефона в надежде услышать гудки или хоть какие-нибудь звуки, но его попытки потонули во всепоглощающей тишине, которая в трубке ничем не отличалась от тишины в комнате. Анхельмо пробовал набирать разные номера, но всё бестолку – никто не отвечал, телефоны не подавали никаких признаков жизни. Оставалось только ждать – что-то должно было произойти, ведь по какой-то причине он оказался именно здесь, именно в этой комнате, хоть пока и не мог вспомнить, почему именно. Анхельмо закрыл глаза и попробовал обратиться внутрь себя, может быть подсознание пойдет ему навстречу и поделится хранящейся глубоко в его закромах информацией. Он должен был вспомнить. Он должен был вспомнить.

два

Анхельмо жил в небольшом провинциальном городке у моря. За всю свою жизнь он ни разу не покидал пределы родного города, ни разу не выезжал из своей страны. Родители работали в порту: отец ходил моряком на судне, а мать работала портовым диспетчером. Работа занимала большую часть их жизни, поэтому всё детство маленький мальчик был предоставлен сам себе и своей бабушке, которая, будучи воспитанной в аристократических традициях, желала дать внуку лучшее образование, на какое только была способна, но не дожила и до его пятнадцатилетия. Именно от бабушки Анхельмо унаследовал уникальную тягу к познанию, уникальную способность видеть больше, чем все его сверстники, слышать больше и больше замечать. Бабушка успела научить его двум самым важным в жизни истинам, которые легли в основу его собственной системы ценностей на всю жизнь.

Первая истина заключалась в том, что никому нельзя верить на слово. Вторая – что ни у кого нет никаких ограничений или, другими словами, что каждый человек сам придумывает себе ограничения. Когда маленький Анхельмо говорил бабушке, что не может чего-то добиться, она смотрела на него своим строгим взглядом, как умела, и спрашивала не менее строгим тоном:

Почему это, юноша?

Обычно Анхельмо мямлил в ответ что-нибудь несуразное, после чего сам понимал всю слабость своей аргументации и бежал делать то, что ранее считал невозможным или неосуществимым. А если у него и тогда не получалось, бабушка терпеливо выслушивала описание ситуации и советовала дать подсознанию самому решить эту проблему, пока Анхельмо спал. И подсознание решало за него эту проблему. Правда, бабушка Анхельмо была крайне религиозной дамой и называла подсознание Господом, да, именно так. Она говорила ему:

– Анхельмо, ты, кажется, сделал всё, что мог, пускай Господь теперь поможет тебе. Но знай, что ты не должен оставлять попыток добиться намеченной цели. Помни, что человек, который потерял свою цель – это пропащий человек.

Бабушка Анхельмо сочетала в себе уникальные и удивительно противоречивые качества – стремление к рациональному познанию мира и несокрушимую веру в Господа. Её внук просто не мог вырасти обычным человеком, ведь он с самого детства учился добиваться своих целей, не особо рассчитывая на помощь извне, а перепробовав всё – посмотреть-таки наверх и попросить помощи оттуда. Чем старше он становился, тем реже ему приходилось смотреть наверх и тем меньше становилось целей, которых он так или иначе не мог достигнуть. Когда Анхельмо стукнуло пятнадцать, его бабушки не стало. Молодой человек невероятно грустил о своей утрате, но бабушка успела научить его ещё кое-чему – никогда не оплакивать умерших людей и не сожалеть о том, что было. Она любила говорить:

– Анхельмо, однажды меня не станет. Ты должен понимать, что мой жизненный путь не закончится вместе со смертью моего тела. Я прошу тебя не скорбеть по мне, а продолжать делать то, что ты считаешь необходимым. Это будет для меня лучшая награда. Я буду наблюдать за тобой из того мира, где будет моё сознание, и постараюсь помогать по мере возможности. Обращай внимание на знаки, которые тебя окружают. Ты всегда видел больше, чем окружающие тебя люди, оттачивай это мастерство и слушай себя – Господь внутри тебя, и он никогда не ошибается.

Так она говорила, и Анхельмо запомнил эти слова. В день смерти бабушки он просидел на берегу моря несколько часов подряд, созерцая беспокойную водную гладь и размышляя о том, как интересно устроен окружающий его мир. Больше всего на свете ему хотелось понять егр, понять закономерности развития этого мира и его непреложные законы. А еще больше этого ему хотелось понять, с какой целью он, Анхельмо, появился на свете с таким уникальным набором способностей. В этот момент волны прибили к его ногам закупоренную бутылку, по виду которой можно было сказать, что она болталась в морской воде уже не один день, даже не одну неделю.

– Вот и первый знак, спасибо, бабушка – подумал тогда Анхельмо, пытаясь раскупорить бутылку. Он разглядел внутри маленькую записку, свернутую вдвое, и уже предвкушал какое-нибудь приключение, которое могло бы начаться с этой небольшой бумажки, свернутой в несколько раз. Его воображение рисовало сотни сюжетов, в которых он находит какую-нибудь затерянную экспедицию или спасает потерпевший крушение экипаж. И каково же было его разочарование, когда на записке не оказалось никакого послания. Вообще ничего. Пусто. На ней не было никаких записей, никаких странных знаков, никакой карты. Ни-че-го. В сердцах Анхельмо схватил бутылку и швырнул её обратно в море – такая история закончилась, не успев начаться! Записку он машинально сунул в карман, позабыв о ней уже через несколько минут после вспышки ярости.

три

– Почему я не могу вспомнить, как я сюда попал? Почему не помню, что делал до этого? Почему мне в голову пришел момент смерти бабушки и эпизод с той странной морской бутылкой?

Анхельмо наворачивал круги вокруг стола, не в силах оставаться на одном месте. События последних нескольких часов всё ещё отказывались проявляться в его памяти, поэтому он гадал, что должно произойти дальше. Может быть, его похитили? Но кому он нужен? И почему тогда до сих пор с ним не связались и не выдвинули каких-то требований? Может быть, его обезопасили от чего-то? Но и в таком случае, почему до сих пор не связались? Вопросы один за одним появлялись в его голове и, не получив ответа, уходили туда же, откуда приходили. Не в силах бездельничать, он излазил на коленях и изучил каждый квадрантный сантиметр пола, простукал кулаком каждый квадратный сантиметр стен ослепительной комнаты. Ничего. Никаких намеков на дверь или окно. Никаких намеков на выход. Тишина уже начала сводить его с ума, звук стука его кулаков не отражался от стен, и ему начало казаться, что он медленно теряет рассудок. Может быть, он спит? Правда, может быть это всего лишь сон, страшный и непонятный сон, в котором он очутился по прихоти своего непредсказуемого подсознания? Всё правильно, поэтому он и не может вспомнить, как сюда попал – так всегда бывает во сне. Анхельмо что было сил ущипнул себя, но ничего не произошло, только две капельки крови появились на ранке. Очевидно, он не спал.

– Да где я? – от бессилия закричал он во весь голос, и вздрогнул, услышав своё собственное эхо, которое в ослепительной комнате показалось ему каким-то чужим, как будто кричал посторонний человек.

Через несколько секунд он вздрогнул еще сильнее – один из телефонов, стоявших на столе, зазвонил. Поначалу Анхельмо не мог поверить своим ушам, ведь он сам лично досконально проверил каждый из телефонов по нескольку раз. Поэтому он зажал уши руками и ждал, пока слуховая галлюцинация не кончится. Однако через несколько минут, когда он разжал уши, телефон продолжал звонить. Ошибки быть не могло. Анхельмо медленно подошел к столу и нерешительно потянулся к трубке.