Читать книгу «Синдром пустого гнезда» онлайн полностью📖 — Веры Колочковой — MyBook.
image
cover

Вера Колочкова
Синдром пустого гнезда

Остановись, мгновенье. Хотя, может, не так уж ты и прекрасно, если мерить по большому счету? А может, и вовсе не прекрасно, а так, выскочило из обыденности, пронзило насквозь, и захотелось вдруг замереть и еще глубже вдохнуть воздух, и еще, и закрыть глаза, и улыбнуться, прежде чем сделать шаг… Хотя – глупости все это. Если Димону рассказать – смеяться начнет. А может, и не начнет. Вообще-то он такой, из понимающих. Снаружи пробивной и жесткий, как победитовое сверло, а в душе – нежный романтик. Наверное, потому их и потянуло друг к другу со страшной силой…

– Машк, ты чего тут затихарилась? Я тебя зову из ванной, зову…

Маша вздрогнула, легко развернулась к Димону всем корпусом, как подсолнух к солнцу. И улыбнулась так же – сразу всем лицом. Губами, глазами, ямочками на круглых щеках. Димон в проеме дверей тоже было вознамерился поплыть улыбкой, но мужественно сдержался, нахмурился рыжими бровями.

– Иди, покажи, на какую высоту тебе в ванной зеркало повесить. Видишь, не зря я с собой из дома дрель захватил – здесь вообще никаких инструментов нет. Молодец я у тебя, Машка, правда?

– Молодец, молодец… А победитовое сверло тоже захватил?

– Ну да, вот оно… А почему ты спросила?

– Да так… – загадочно ухмыльнулась Маша. – Ты знаешь, я вот стояла сейчас перед твоим чемоданом и думала – сделаю шаг, и начнется…

– Что – начнется?

– Что, что… Эх ты, Димон, Железный дровосек! Новая жизнь начнется, вот что!

– А чемодан-то тут при чем?

– Ну как при чем… Вот сделаю я к нему шаг, открою, достану твои рубашки, буду их в шкафу развешивать… Уже как настоящая женщина, понимаешь? И рубашки твои – они как подтверждение этого, ну, как символ, что ли… Я буду доставать их и развешивать в шкафу. Рубашки моего мужчины. Любимого. Чуешь момент? А потом я буду их стирать и гладить. И тоже с любовью.

– А-а-а… Ну, тогда понятно. А мне такое и в голову не пришло, когда я решил для тебя в ванной зеркало повесить… Ишь ты…

Димон задумчиво почесал висок черным победитовым сверлом, вздохнул, умильно уставился на свою маленькую подружку. Желтые глаза его в светлых ресницах потекли медовым теплом, и Маше опять показалось, что она знает это тепло на вкус, как любимое белое вино. Еще глоток – и захочется воспарить над обыденностью, и раствориться в сильных руках, и почувствовать себя самой маленькой из всех маленьких, самой любимой из всех любимых.

Хотя – стоп! Не надо. Вот не надо этого сейчас. Воспарить и раствориться – это потом, это еще успеется. А сейчас пусть будет просто – день. Обыкновенный, хлопотливый, и в то же время – особенный. Первый день их совместной жизни. Если сказать по-хамски – первый день сожительства. А можно и еще похлеще сказать – первый день гражданского брака. Гадкие словосочетания, правда? Слух режут. И что это значит – гражданский брак? А кто живет в законном браке, выходит, не граждане? А кто? Марсиане, что ли? И вообще нельзя было как-то по-другому такой брак назвать? Например – пробный, студенческий… Простенько и со вкусом. И всем понятно, что ребята любят друг друга и не желают ни прерывать учебного процесса, ни скитаться по холодным дачам, ни терпеть утренних скукоженных снисходительностью маминых-папиных лиц. Они просто хотят жить вместе, пусть в такой вот съемной убогой квартире, но непременно вместе. Что тут такого, скажите?

– Слушай, Димк… А твои как отнеслись… ну, к тому, что мы решили жить вместе?

– Да нормально отнеслись… Они ж у меня ребята простые, ханжескими прибабахами не обремененные. Обыкновенные родители. А твои как?

– А у меня, выходит, они не обыкновенные, а с этими самыми… С ханжескими прибабахами… – грустно вздохнула Маша, привычным жестом заправляя за ухо тугую вьющуюся прядь. – Мама мне, знаешь, такой концерт вчера закатила…

– Да? А мне всегда казалось, что она меня вполне адекватно воспринимает.

– Ой, Димк… Да не в этом же дело, как она тебя воспринимает! Просто она… Как бы это тебе объяснить… Она по-матерински за меня боится.

– Почему – боится? Что я тебя, съем, что ли?

– Нет. Не съешь. Но она до сих пор думает, что я маленькая девочка, понимаешь? Что я утром вовремя не проснусь, что позавтракать не успею, что обувь не ту надену и ноги промочу и буду потом лежать в жару и бреду…

– Ничего себе – маленькая девочка! Это в восемнадцать-то лет! Смешно!

– Ага. Смешно. А про тебя говорит, что ты тоже еще в игрушки не наигрался. Что в твои девятнадцать надо еще по девчонкам бегать, пиво на скамейках распивать и у родителей на походы в клубы деньги клянчить.

– Да откуда она знает, что мне надо, а что не надо? Да я, если хочешь, давно уже на родительской шее не сижу! И если я захочу выпить пива или пойти потусоваться в клуб, то…

– Ой, да ладно, не заводись! Это же не я говорю, а моя мама! Про папу я уж вообще не заикаюсь… Он меня убьет, когда из командировки вернется! И тебя заодно! Будем тут лежать юными трупами, как Ромео и Джульетта.

– Нет, я не понимаю… Что они против меня имеют?

– Против тебя – совершенно ничего. Скорее против меня. Это же я, их дочка, осмелилась уйти из родительского дома. А про тебя они и знать не захотят, пока ты официальным женихом не заделаешься.

– Машк… Ты что? Ты… Но ты же сама не захотела… Ты во мне сомневаешься, что ли?

– Да ничуть, Димка! Я-то как раз все понимаю. Мы же вместе так решили, это наше с тобой дело, как жить! Я тебе абсолютно доверяю и все-все про тебя знаю…

– А я – про тебя…

Они улыбнулись друг другу понимающе, и Маша быстренько отвела свой взгляд в сторону, будто застеснявшись этого стопроцентного понимания. Но горло от счастливого волнения все равно перехватило. Какое оно все-таки неуправляемое, это волнение! Вот промедли секунду – и уже точно с ним будет не совладать. И придется забыть на время и про чемодан с рубашками, и про зеркало в ванной. Стоит сейчас поднять на Димку глаза – и они точно с этим опасным волнением не совладают…

– А самое смешное, Димк, знаешь, в чем заключается? – деловито проговорила она, слишком торопливо склоняясь над Димкиным чемоданом и пытаясь управиться с жесткой пластмассовой «молнией». – Самое смешное, что мои родители поженились, когда им обоим было по восемнадцать. Представляешь? Они познакомились, когда вместе в Питерский архитектурно-строительный поступали. Папа был местный, питерский, а мама – приезжая. Считай, провинциалка. А потом их на картошку в колхоз отправили. Тогда всех первокурсников на картошку в колхоз отправляли. Вот там, как говорится, и осуществилась их любовь. Мама с той картошки уже мной беременная приехала…

– Да? И что она, жалеет об этом?

– Почему это – жалеет? Нисколечки не жалеет! Наоборот, смеется, когда говорит, что сделала удачный выбор, поменяв высшее образование на семейное счастье.

– Хм… А что, совместить все в одном флаконе нельзя было?

– Нет. Нельзя. Она, когда меня родила, в академку сразу ушла, думала, что действительно совместит… А через год еще и Данька родился. Какая уж тут учеба, когда на руках двое детей-погодок? Вот она и решила – и бог с ней, с учебой. Кругом тридцать три не бывает. Зато семья образцовая получилась. Пока папа на трех работах крутился, она ему курсовые делала, конспекты переписывала, с пеленками и с обедом успевала… Ты знаешь, они до сих пор с удовольствием вспоминают то время! Говорят, оно самое счастливое было. А мама его называет – счастье вопреки.

– Чему – вопреки? Вопреки трудностям, что ли? Так вроде у всех молодых семей трудности бывают…

– Нет, Димка, ты не понимаешь. Тут даже не в трудностях дело, а в том, что в их семью никто не верил. Вообще никто. Когда дети рожают детей, это всегда вызывает некий скепсис, вроде того – ну-ну, посмотрим, что вы с ними делать будете… И потому им никто не помогал. Смотрели, приглядывались, усмехались. Папина мама, то есть моя дорогая питерская бабушка, улыбалась и мечтала поскорее развязаться с ранней женитьбой сына. Она, между прочим, сама мне об этом рассказывала, когда в добром духе была… Спала и видела, как бы маму к родителям в ее маленький городок отправить! И мамина мама тоже улыбалась, но только по-другому – в покорном ожидании неизбежного. Вот-вот, мол, дочка приедет, сядет ей на шею с двумя детьми. А пока они совместно улыбались, папа с мамой жили по съемным углам, любили друг друга, нас растили. Без помощи растили, с полным отсутствием материальной и моральной поддержки. А потом папа институт окончил, взял распределение в наш город, потому что здесь ордер на комнату обещали дать. И тут уж у них все пошло и поехало, как по накатанной. Выживший в жестоких условиях засухи семейный росток буйно полез вверх, зацвел образцовыми розами. Папа хорошие деньги в дом стал носить, мама была при очаге, при детях, при мужней любви. В общем, все как в кино – сначала холодильник купили, потом на телевизор стали копить…

Маша усмехнулась и замолчала, прикусив губу, будто устыдилась своего эмоционального выплеска-монолога. И впрямь, чего это ее понесло в подробности? Еще и прозвучало так, будто она не просто рассказывает о своей семье, а жалуется. Будто мать с отцом ее чем-то сильно обидели. Искоса глянув на Димона, она улыбнулась в его немного озадаченное лицо, торопливо закончила:

– Ну, в общем, они и сейчас довольны собой, абсолютно счастливы и ни разу ни о чем не пожалели…

– Да уж, красиво ты про своих родаков рассказала. Я аж заслушался. Только мне теперь непонятно, почему Татьяна Владимировна считает, что ты… Что мы…

– Не зови ее Татьяной Владимировной, Дим. Моя мамочка молодая еще особа. Тридцать семь лет всего!

– А как мне ее называть?

– Просто Таней… Ну, или Татьяной, что ли. Хотя какая в принципе разница… Как ни назови, все равно ты для нее теперь враг. Опустошитель семейного гнезда.

– Я – опустошитель?!

– А ты как думал? Пришел, увидел, пригляделся, увел из дома любимое дитя. Ей теперь заботиться не о ком.

– Здрасте! Как это – не о ком? У нее же муж есть! Сама говоришь – страшно любимый!

– Ну, в общем, да… Так оно и есть, конечно…

Маша тихо вздохнула, придирчиво начала рассматривать вытащенную из чемодана Димкину сорочку в синюю и желтую клеточку. Хотя чего ее рассматривать – сорочка как сорочка. Не новая, но чистенькая и хорошо проглаженная. Наверное, у нее долго еще так хорошо не получится Димкины сорочки гладить. И стирать тоже. И готовить она совсем не умеет. Стыдно сказать – ни разу за всю свою жизнь кастрюли борща не сварила. А туда же – здравствуй, новая взрослая жизнь, остановись, мгновенье… А главное – маму так жалко… Так жалко, что хоть плачь. А если еще вспомнить этот их вчерашний разговор… Может, Димке о нем рассказать? Хотя нет, не стоит, конечно. Наверняка мама сама себе всяких страхов напридумывала, только чтоб ее возле себя удержать…

* * *

– Не уходи от меня, Машенька… Прошу тебя… Зачем, зачем ты это делаешь?

Таня села на самый краешек стула, зажала ладони меж коленями, улыбнулась. И сама почувствовала, какой жалкой получилась улыбка. После такой улыбки обычно плакать всегда хочется.

– Мам… Ну чего ты в самом деле? Мы с Димоном очень любим друг друга, мы просто хотим жить вместе… Что тут такого?

– Ой, да любите вы друг друга на здоровье! Кто ж вам мешает? Я ж не об этом толкую! Наоборот, я даже рада, что у тебя любовь. И это здорово, это замечательно, что любовь, но… Я так за тебя боюсь, доченька! Как-то нехорошо все-таки…

– Что – нехорошо?

– Да ваше сожительство это! Ты только прислушайся, как звучит… пошло!

– Мам, да брось ты в самом деле! Нет, не думай, я тебя понимаю, конечно… Просто сейчас времена другие, мам! Сейчас необязательно сразу в ЗАГС бежать, чтобы придать законный статус любви! Сейчас главное – не это.

– А что сейчас главное?

– А то, что мы и сами знаем, что она – просто есть. И это главное. А все остальное – второстепенное. Все остальное – потом, мам… Как говорится, по факту. А не наоборот.

– Да я понимаю, Машенька, я все это понимаю! Но зачем так торопиться? Тебе же всего восемнадцать! Ну, погуляли бы, повлюблялись без всяких бытовых нагрузок… Зачем тебе все это нужно, дочь?

– Нужно, мама. Очень нужно. А бытовые нагрузки – это тоже любовь, между прочим. Я их не боюсь. Наоборот…

– А как же я, доченька? Ты обо мне подумала? Я же совсем одна остаюсь.

– Мам, ты не одна. Ты с папой.

Таня опустила голову, грустно покивала головой, рассматривая бежевый узор на ковре. Давешнее беспокойство ворохнулось под сердцем, и она чуть задержала дыхание, не давая тревоге проснуться окончательно. Машка подошла сзади, обняла, ткнулась носом ей в шею, засопела совсем по-детски. Близкая, родная, и запах от волос чистый, почти младенческий. И руки тонкие, нежные, ничего толком не умеющие. Куда, куда она от нее уходит? Зачем ей эта взрослая жизнь? Неужели не успеется? Да еще в такой момент, когда пришло в ее жизнь это проклятое беспокойство, от которого никуда не спрячешься, которое растет день ото дня, набирая силу.

– Маш… Я не хотела тебе говорить, конечно, но… Мне кажется, что папа меня разлюбил…

Машка замерла на секунду, и тут же на ее румяном лице появилось насмешливое удивление:

– Ну, мам, ты даешь… Папа?! Чтобы папа вдруг разлюбил? Тебя?! Нет, это ж надо такое придумать, а?

– Я не придумываю, доченька.

– Хм… Ну, ладно. Давай разберемся. С чего ты это взяла вообще? Ну, какие у тебя факты есть?

– Да нет у меня никаких фактов. Просто я так… чувствую. Женщина всегда чувствует, когда… В общем…

– Ой, мам… Вот видишь, тебе даже сказать нечего! А это о чем говорит? О том, что ты все, все себе придумала…

– Нет. Я ничего не придумала, Машенька. Я же говорю – я чувствую…

– А чувства без фактов – это уже клевета, между прочим! Тем более – на папу, который… Да неужели ты не видишь, как он устает на своей работе? Он же фирму на плаву держать должен! Думаешь, легко ему было весь тот кризисный год? Все нервы, все силы там оставлены! Ты его, наоборот, понимать и жалеть должна, а ты… Ну, мамочка, ну и удивила ты меня!

– Да при чем тут его усталость, Маш? Я вовсе не об усталости говорю! Вернее, не в этом смысле… То есть не это имею в виду…

– Ой-ой… А что тогда ты имеешь в виду?

Нотка явной и немного снисходительной насмешливости, прозвучавшая в голосе дочери, больно задела ее, и в душе вспыхнула обида. Она еще и учить ее собралась, поганка маленькая! То есть позволила себе снисходительно рассуждать об интимной стороне их родительской жизни! Ну нет, это уже ни в какие ворота…

Скинув с себя Машкины руки, Таня решительно поднялась со стула, распрямила спину, уперла руки в бока. И голос зазвучал материнским твердым металлом – в конце концов, она мать или чужая равнодушная тетка?

– Маша! Я с тобой, между прочим, серьезно разговариваю! Ты никуда не пойдешь, Маша! Я тебя не отпускаю! Что это за блажь такая вообще? Вот скажи, ты этого мальчика давно знаешь?

– Я его знаю ужасно давно, мам.

– Сколько – давно? Месяц?

– А хоть бы и месяц! Разве это имеет какое-то значение? Я люблю его и хочу быть с ним вместе!

– Маш, ты сама-то себя послушай! У тебя только и звучит – я хочу, я хочу… Эгоистка! Нет, никуда я тебя не отпущу!

– Я все равно уйду, мам.

– Нет! Не уйдешь! Если тебе невтерпеж и ты хочешь спать со своим мальчиком, то пусть он приходит сюда, к нам в дом! Я возражать не буду! Но ты никуда не пойдешь!

– Ой, давай обойдемся без пошлостей, ладно? Прошу тебя, пожалуйста…

Маша неловко сморщилась, как от зубной боли, решительно подошла к дивану, где раскрыл свой зев наполовину загруженный ее вещами чемодан, задумчиво встала над ним, уперев тонкие руки в худые девичьи бедра. Таня обиженно уставилась в ее спину, поморгала ресницами, потом снова опустилась на стул, тихо шмыгнула носом. Не оборачиваясь, Маша произнесла задумчиво:

– Не надо, мам… Ну что ты себя накручиваешь? Не плачь, пожалуйста… Ну вот скажи, о чем ты сейчас плакать собралась? – резко развернулась она лицом к матери. – Вот скажи – о чем? Ты думаешь, я не понимаю, да? Я, между прочим, все прекрасно понимаю…

– Что? Что ты понимаешь?

– А то! Все дети когда-то уходят из дома. Рано или поздно. И Данька тоже ушел. Ты же привыкла, что Данька ушел, правда?

– Вот только не надо сейчас про Даньку, Машенька. Это другой случай. Данька уехал учиться, мы с отцом не имеем права зарывать его талант в землю… А ты как раз учиться и не хочешь!

– Почему это? Очень хочу. Институт я обязательно окончу.

– Но зачем тогда подгонять судьбу, Машенька? Действительно, окончила бы институт, а потом бы занялась устройством личной жизни… Отец бы вам квартиру купил, машину. А так… Зачем тебе эти придуманные трудности, дочь? Наверняка эта съемная квартира убогая совсем, и до института далеко ездить…

– А мы с Димоном очень хотим этих трудностей, мамочка. Понимаешь? Очень хотим. И квартиру сами хотим купить, и машину. И денег мы у родителей брать не собираемся.

– Это ты его словами сейчас говоришь, да?

– Нет. Мы вместе так решили.

– Что ж. Блажен, кто верует… А тебя не смущает, что он тоже учится? Вы что, на стипендию будете все это покупать – квартиру, машину?

– Нет. Не на стипендию. Но Димка уже сейчас в двух местах подрабатывает.

– Ага… Значит, он вечерами будет в двух местах подрабатывать, а ты будешь одна сидеть в убогом съемном углу, стирать, убирать, готовить…

– Да. Именно так.

– А смысл какой?

– Да обыкновенный, мамочка… Мы хотим жить своей собственной жизнью, вот и весь смысл.

Машка подошла к шкафу, задумчиво уставилась на аккуратно развешенные на плечиках свои девичьи легкомысленные вещички – юбочки, цветные платьица, майки-джинсы. Таня снова сердито шмыгнула носом, с неожиданной неприязнью подумав о том, что еще вчера она своей собственной материнской рукой наводила порядок в дочернем шкафу, с пристрастием оглядывая каждую тряпочку на предмет чистоты и свежести. Что, что эта юная поганка умеет делать самостоятельно? Что она может вообще? Только пользоваться и умеет…

– А тебя не смущает тот факт, что ты к собственной жизни еще не готова? А, дочь? Чего ты умеешь-то?

– Ничего. Научусь. Все начинают с чего-то.

– Что ж, понятно… Стало быть, родительская любовь тебе больше не нужна…

Машка обернулась от шкафа с таким несчастным лицом, что Таня вздрогнула. Непонятная сила вдруг подняла ее со стула, бросила навстречу этому родному личику, и они обнялись, и заплакали дружно, и заговорили одновременно и перебивая друг друга:

– Очень, очень нужна, мамочка! Мне твоя любовь очень нужна!

– Как же ты будешь жить, моя девочка… Зачем ты так торопишься…

– Все будет хорошо, вот увидишь…

– Как же я буду без тебя, Машенька… Я же одна целый день дома, совсем одна…

* * *

– …Эй, Машк… Ты чего так задумалась?

Димка подошел совсем близко, преданно уставился в глаза. Маша торопливо улыбнулась, потрясла кудряшками, смешно высунула кончик языка.

– Маш… Что-то не так, да? Ты скажи честно…

– Да все нормально, Димк, чего ты? Уж и задуматься нельзя.

– А о чем ты задумалась? Опять о моих рубашках?

– Нет. Не о рубашках. Ну, пойдем, что ли, ты ж меня в ванную приглашал… Будем зеркало под мой рост вешать.

– А может… Может, ну его, это зеркало? Успеется…

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Синдром пустого гнезда», автора Веры Колочковой. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанру «Современные любовные романы». Произведение затрагивает такие темы, как «история любви», «измена». Книга «Синдром пустого гнезда» была написана в 2019 и издана в 2019 году. Приятного чтения!