Рецензенты:

доктор философских наук, профессор А. Ю. Григоренко (Ленинградский государственный университет им. А. С. Пушкина)

кандидат исторических наук, доцент М. С. Винокур (Высшая школа народных искусств (Академия))

Лебедев С. В.

Введение

Перед распадом

Короткая, но грязная история территориально-политического недоразумения, известного как «Украина», близится к концу. Надо удивляться не тому, что существование Украины в качестве «государства» представляет собой сплошной кризис, а лишь тому, что Украина вообще еще существует. Украина не только не может ни на что претендовать – она не имеет права существовать как самостоятельная территориальная политическая единица! Ближайшая перспектива – распад искусственной конструкции под названием Украина на составляющие части. Вопрос не в том – распадется ли Украина, а в том, когда и как это произойдет. Хотелось бы, чтобы это осуществилось без большой крови.

Украина почти не имеет общеукраинской истории. Есть отдельная история территорий, которые пока еще входят в состав нынешней Украины, и есть общая история Руси (России). Много было сказано о том, что между западной и восточной частями Украины различия в религиозных, языковых, культурных и политических ориентациях носят принципиальный характер. Такого противопоставления друг другу жителей разных регионов одной страны, пожалуй, не найти в истории. Разве что юг и север США 150 лет тому назад противостояли друг другу столь же серьезно, но и тогда население обеих частей Америки говорило на одном английском языке и исповедовало преимущественно одну протестантскую религию. На Украине запад и восток говорят на разных языках в самом буквальном смысле слова. «Западенцы» исповедуют так называемую Греко-римскую («униатскую») религию, такую же искусственную и нелепую, как сам украинский национализм. Впрочем, поскольку большинство жителей Украины, при всех многовековых преследованиях православия, сохранили веру предков, самостийникам пришлось изобрести украинскую «автокефальную» церковь. Разумеется, к истинному православию автокефалистские самосвяты никакого отношения не имеют.

Но почему Украина все-таки имела определенное территориальное единство как республика в СССР и нынешняя страна, но все же несостоятельна как государство? Потому, что Украина как территория и государство была сформирована из политических соображений заинтересованных кругов разных стран. Украинцы как нация создавались под украинскую государственность. Но эксперимент по превращению Малороссии в Украину на сегодняшний день не увенчался успехом. Провозгласить создание на определенной территории исторической России независимого государства не значит стать государством. Объявить несколько десятков миллионов малороссов (то есть ветви единого русского народа) новой нацией не значит быть нацией. Запись в паспорте национальности «украинец» еще не делает человека украинцем.

Как пишет современный политолог Ростислав Ищенко, Украина – особенное политическое образование. Это некая территория с суверенным административным управлением, возникшим в результате решений внешних политических сил, никак не связанных с волей населения данного административного образования. Попытки убежденных украинских националистов (подавляющее большинство которых – галичане, то есть не совсем украинцы в традиционном, до 1939 года, понимании, и этнические русские, как правило – либералы-глобалисты) «создать нацию», «найти национальную идею», «написать украинскую историю» и «научить народ украинскому языку» убедительнее любых других аргументов свидетельствуют о том, что ни украинский язык, ни украинская культура, ни украинская история, ни украинская государственная традиция ввиду отсутствия таковых не объединяют территории, на которые распространяется административный суверенитет киевских управляющих. Большая часть территорий так называемой Украины, кроме Галичины за рекой Збруч, объединены русским языком, русской культурой, русской историей и русской государственной традицией^[1].

С середины XIX века, когда появляется украинское движение, и по сегодняшний день украинцы не являются какой-то отдельной нацией, а лишь сознательными и несознательными участниками сепаратистского движения, более напоминающего тоталитарную секту и вдохновляемого некоей «украинской идеей». Сама же «украинская идея» сводится к одному – отделению земель исторической Руси и присоединению их к тому, кто больше заплатит. В разные эпохи самостийники продавались полякам, туркам, шведам, немцам, теперь – НАТО. Уникальность украинской идеи заключается в том, что она ратует за превращение части великого народа в рабов у правильного хозяина. В истории было немало национально-освободительных движений, боровшихся за освобождение угнетенной нации. Украинское движение занимается прямо противоположным – за национальное порабощение тех, кого удалось убедить в своей принадлежности к украинцам.

И кстати, всегда история самостийничества имеет общую закономерность – за незалежность (независимость) выступали гетманы-предатели, а народ упорно стоял за единую Русь. Так было, и, надеюсь, так будет.

После этого закономерен вопрос: имеет ли Украина будущее как государство? Впрочем, какую судьбу может иметь страна, созданная под украинский национализм.

Что такое «украинская идея»?

И все же откуда взялась эта «украинская идея»? Не будем вспоминать Мазепу или Выговского. Как политическая идеология самостийничество исторически молодо. Превратились же малороссы в украинцев и вовсе несколько десятилетий тому назад.

Любой национализм обычно проходит несколько последующих стадий. Сначала у некоторых образованных представителей угнетенного этноса возникает стремление к выработке литературного языка, изучению фольклора, созданию истории своего народа. Затем появляется политическое движение, ставящее целью создание отдельного независимого национального государства. Наконец, это политическое движение получает поддержку за рубежом, с помощью которой и достигается независимость. Но украинское самостийничество шло противоположным путем.

Сначала за рубежом возникло стремление отделить малороссийские губернии от России, затем внутри России появилось «украинское» самостийническое движение, и лишь потом началось (впрочем, продолжающееся и до сих пор) изобретение украинского языка и истории.

Российские публицисты начала XX века, рассматривая украинское движение в Российской империи, справедливо называли его сепаратистским. С. Н. Щеголев определяет его следующим образом: «Под южнорусским сепаратизмом или отщепенством мы разумеем попытки ослабить или порвать связь, соединяющую малорусское племя с великорусским»^[2]. Он выделяет два типа малорусского сепаратизма: политический, к которому относит «государственную измену гетманов Выговского и Мазепы», а также культурно-этнографический, или украинофильский. Во второй половине XIX века возникает новый тип – культурно-политического характера, который на базе идей об особых культурно-политических интересах малороссов выступает за объединение всех «украинских», то есть западнорусских, земель в единое автономное образование.

Историк русского зарубежья Н. И. Ульянов также использовал термин «сепаратизм». Говоря о его искусственной подоплеке, он выдвигает следующие доводы. Во-первых, отсутствие национального гнета в адрес малороссов. Обвинения в ущемлении прав малороссийского населения в адрес то Российской империи, то Советского Союза исходят в первую очередь от якобы имевшего место факта: Украина в свое время была независимым государством, последующее ее вхождение в состав Российского государства так или иначе ущемляло права давно и окончательно сложившегося украинского народа. Однако последнее утверждение не является истиной, так как при глубоком исследовании прослеживается схема искусственного создания украинской нации и, как следствие, украинского национализма. Во-вторых, обычно сначала пробуждается национальное чувство. А потом уже возникает мысль об отделении в собственное государство. На Украине стремление к отделению предшествовало формированию идейной основы как базы сепаратистов: то есть сначала у части населения появилось желание жить независимо от центральной власти, соседнее государство также стремилось отделить эту окраину в отдельное государство или присоединить ее к себе. В-третьих, еще среди доводов искусственности «украинства» – обилие теорий, отражающих лихорадочное желание обособиться от России, выработка нового литературного языка для малороссиян, где также не было (собственно, и сейчас нет) грамматического единства.

Общий вывод Н. И. Ульянова был таков: «Именно национальной базы не хватало украинскому самостийничеству во все времена… для украинских самостийников главной заботой все еще остается доказать отличие украинца от русского»^[3].

После 1917 года, когда в СССР была создана Украинская советская республика, а ее жители объявлены отдельным «украинским народом», сложилась парадоксальная ситуация: советская власть с помощью соответствующих органов боролась с украинским буржуазным национализмом, но при этом существование украинцев как нации не подлежало сомнению. В советское, и тем более постсоветское время, были официально признаны пропагандистские утверждения сепаратистов XIX века о невероятной древности украинцев и самостоятельном развитии сей нации.

Впрочем, может ли самостоятельно, естественным путем, возникнуть нация, называющая себя «украинцами» (то есть живущие У Края, жители Окраины, части целого)? Искусственность украинского национализма обусловила и искусственность новоявленной украинской «державы». Государство, созданное на вымышленной истории, а порой просто на параноидальном бреде, с искусственным государственным языком, на котором все равно никто не говорит, не может существовать длинный период времени.

Что такое «Украина»?

Даже самые твердолобые самостийники со скрежетом зубовным признают, что название «Украина» означает окраину. В. И. Даль в 1865 году в своем «Толковом словаре живого великорусского языка» говорит о слове «Украина» следующим образом: «Украйный и украинный – крайний, с краю, на краю чего находящийся, дальний, пограничный, порубежный, что на крайних пределах государства… Сибирские города встарь назывались украйными. <…> Украй, украйна – область с краю государства или украйная. На украйне, на студеном море. <…> Ныне украйной зовут Малую Русь»^[4].

Современный российский историк Федор Гайда отмечает: «Оукраинами» («украинами», «украйнами») с XII по XVII век именовали различные пограничные земли Руси. В Ипатьевской летописи под 6695 (1187) годом упоминается переяславская «оукраина», под 6697 (1189) годом – галицкая, под 6721 (1213) годом перечисляются пограничные города этой галицкой «оукраины»: Брест, Угровск, Верещин, Столп, Комов. В I Псковской летописи под 6779 (1271) годом говорится о селах псковской «украины». В русско-литовских договорах XV века постоянно упоминаются «вкраинъные места, «Украиные места». Под ними понимаются Смоленск, Любутск, Мценск. В договоре двух рязанских князей 1496 года названы «наши села в Мордве на Цне и на Украине». В отношении московско-крымской границы с конца XV века также говорилось: «Украина», «Наши украины», «наши украинные места»^[5].

В 1517 году «воеводы украинные и люди» успешно отразили крымский набег «на великого князя украйну на тульские места».

Граничащие с Диким Полем города Черноземной полосы именовались «городами польской украйны». Польская – имеется в виду не государство Польша, а само Поле, то есть степь. В 1571 году была составлена «Роспись сторожам из украиных городов от польския украины по Сосне, по Дону, по Мече и по иным речкам».

Документы конца XVI века сообщают об «украинской службе» московских служилых людей: «А украинским воеводам всем во всех украинских городех государь велел стоять по своим местом по прежней росписи и в сход им быть по прежней росписи по полком; а как будет приход воинских людей на государевы украины, и государь велел быти в передовом в украинском полку».

Псковские пограничные крепости порой назывались «городами немецкой украйны».

В российском законодательстве XVII века часто упоминаются понятия «Украйна», «Украйные городы», «Государевы Украйны», «Наши Украйны», «Украинские городы дикого поля», «Украйнские городы». В официальных документах московских канцелярий говорится о пребывании воинских людей «на Государевой службе на Украйне».

В Московском государстве рубежа XV–XVI веков существовала и окская (или Заоцкая) Украйна. В российском законодательстве XVI–XVII веков неоднократно приводится список городов Украйны за рекой Окой: Тула, Кашира, Крапивна, Алексин, Серпухов, Таруса, Одоев. Наряду с ней существовала и Слободская Украйна Московского государства.

Забайкалье также называли «Сибирской украйной». Причина названия простая: с этим районом связывала только одна дорога, идущая вдоль Байкала.

Традиция называть «украйной» территории, расположенные на отшибе, существовала вплоть до начала XX века. В Санкт-Петербурге известный район Охта до возведения Охтинского моста в 1911 году из-за своей отдаленности носил название «петербургская украйна».

На рубеже XVI–XVII веков словом «Украина» в узком смысле слова также стали обозначать земли Среднего Поднепровья – центральные области современной Украины. В польских источниках (королевских и гетманских универсалах) упоминаются «замки и места наши Украйные», «места и местечки Украинные», «Украина Киевская». В российском законодательстве XVII века фигурирует «Украйна Малороссийская», «Украйна, которая зовется Малою Россией», правобережье Днепра именовалось «Польской Украйной».

При этом Малороссия и Слободская Украйна в российском законодательстве четко разделялись: «Малороссийских городов жители приезжают в Московское государство и в Украинные городы…»^[6]