Цитаты из книги «Стихотворения»

Сжечь корабли и впереди, и сзади,Лечь на кровать, не глядя ни на что,Уснуть без снов и, любопытства ради,Проснуться лет чрез сто.

Обстановочка[53]   Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом. Жена на локоны взяла последний рубль. Супруг, убитый лавочкой и флюсом, Подсчитывает месячную убыль.     Кряхтят на счетах жалкие копейки: Покупка зонтика и дров пробила брешь, А розовый капот из бумазейки Бросает в пот склонившуюся плешь.     Над самой головой насвистывает чижик (Хоть птичка Божия не кушала с утра). На блюдце киснет одинокий рыжик, Но водка выпита до капельки вчера.     Дочурка под кроватью ставит кошке клизму, В наплыве счастия полуоткрывши рот, И кошка, мрачному предавшись пессимизму, Трагичным голосом взволнованно орет.     Безбровая сестра в облезшей кацавейке Насилует простуженный рояль, А за стеной жиличка-белошвейка Поет романс: «Пойми мою печаль!»     Как не понять?! В столовой тараканы, Оставя черствый хлеб, задумались слегка, В буфете дребезжат сочувственно стаканы, И сырость капает слезами с потолка.

Мясо Шарж   Брандахлысты[46] в белых брючках В лаун-теннисном азарте Носят жирные зады.     Вкруг площадки, в модных штучках, Крутобедрые Астарты[47], Как в торговые ряды,     Зазывают кавалеров И глазами, и боками, Обещая всё для всех.     И гирлянды офицеров, Томно дрыгая ногами, «Сладкий празднуют успех».     В лакированных копытах Ржут пажи[48] и роют гравий, Изгибаясь, как лоза, —     На раскормленных досыта Содержанок, в модной славе, Щуря сальные глаза.     Щеки, шеи, подбородки, Водопадом в бюст свергаясь, Пропадают в животе,     Колыхаются, как лодки, И, шелками выпираясь, Вопиют о красоте.     Как ходячие шнель-клопсы[49], На коротких, пухлых ножках (Вот хозяек дубликат!)     Грандиознейшие мопсы Отдыхают на дорожках И с достоинством хрипят.     Шипр и пот, французский говор… Старый хрен в английском платье Гладит ляжку и мычит.     Дипломат, шпион иль повар? Но без формы люди – братья, — Кто их, к черту, различит?..     Как наполненные ведра, Растопыренные бюсты Проплывают без конца —     И опять зады и бедра… Но над ними – будь им пусто! — Ни единого лица!

Давайте спать и хныкатьИ пальцем в небо тыкать.

Каждый день по ложке керосинаПьем отраву тусклых мелочей…

Культурная работа   Утро. Мутные стекла как бельма, Самовар на столе замолчал. Прочел о визитах Вильгельма[31] И сразу смертельно устал.     Шагал от дверей до окошка, Барабанил марш по стеклу И следил, как хозяйская кошка Ловила свой хвост на полу.     Свистал. Рассматривал тупо Комод, «Остров мертвых»[32], кровать. Это было и скучно и глупо — И опять начинал я шагать.     Взял Маркса. Поставил на полку. Взял Гёте – и тоже назад. Зевая, подглядывал в щелку, Как соседка пила шоколад.     Напялил пиджак и пальтишко И вышел. Думал, курил… При мне какой-то мальчишка На мосту под трамвай угодил.     Сбежались. Я тоже сбежался. Кричали. Я тоже кричал, Махал рукой, возмущался И карточку приставу дал.     Пошел на выставку. Злился. Ругал бездарность и ложь. Обедал. Со скуки напился И качался, как спелая рожь.     Поплелся к приятелю в гости, Говорил о холере, добре, Гучкове[33], Урьеле д’Акосте[34] — И домой пришел на заре.     Утро… Мутные стекла как бельма. Кипит самовар. Рядом «Русь»[35] С речами того же Вильгельма. Встаю – и снова тружусь.

Слишком много   Слишком много резонерства И дешевого фразерства, Что фонтаном бьет в гостиных В монологах скучно-длинных, — Слишком много…     Слишком много безразличных, Опустившихся, безличных, С отупевшими сердцами, С деревянными мозгами, — Слишком много…     Слишком много паразитов, Изуверов, иезуитов, Патриотов-волкодавов, Исполнителей-удавов, — Слишком много…     Слишком много терпеливых, Растерявшихся, трусливых, Полувзглядов, полумнений, Бесконечных точек зрений, — Слишком много…     Слишком много слуг лукавых, Крайних правых, жертв кровавых, И растет в душе тревога, Что терпения у Бога Слишком много!

Ламентации[1]   Хорошо при свете лампы Книжки милые читать, Пересматривать эстампы И по клавишам бренчать, —     Щекоча мозги и чувство Обаяньем красоты, Лить душистый мед искусства В бездну русской пустоты…     В книгах жизнь широким пиром Тешит всех своих гостей, Окружая их гарниром Из страданья и страстей:     Смех, борьба и перемены, С мясом вырван каждый клок! А у нас… углы да стены И над ними потолок.     Но подчас, не веря мифам, Так событий личных ждешь! Заболеть бы, что ли, тифом, Учинить бы, что ль, дебош?     В книгах гений Соловьевых[2], Гейне, Гёте и Золя, А вокруг от Ивановых Содрогается земля.     На полотнах Магдалины[3], Сонм Мадонн, Венер и Фрин[4], А вокруг – кривые спины Мутноглазых Акулин.     Где событья нашей жизни, Кроме насморка и блох? Мы давно живем, как слизни, В нищете случайных крох.     Спим и хнычем. В виде спорта, Не волнуясь, не любя, Ищем Бога, ищем черта,[5] Потеряв самих себя.     И с утра до поздней ночи Все, от крошек до старух, Углубив в страницы очи, Небывалым дразнят дух.     В звуках музыки – страданье, Боль любви и шепот грез, А вокруг одно мычанье, Стоны, храп и посвист лоз.     Отчего? Молчи и дохни. Рок – хозяин, ты – лишь раб. Плюнь, ослепни и оглохни, И ворочайся, как краб!

от него осталось только несколько книг и тихая, прелестная тень».

Деревья ждут… Гниет вода,И пьяных больше, чем всегда.