Отзывы на книги автора «Борис Евсеев»

Это книга трёх героев. Не одного — трёх!

Первый, главный, чьим именем она и названа.
Конечно же, «Евстигней» Евсеева — биография человека неординарного, талантливого.

Истинно русский, особого покроя гений (мрачновато-весёлый и угрюмо-стремительный), как истинно русский тип...

Да, это он — родоначальник русской классической музыки, русской оперы, русской светской музыки. Создатель и первой народно-песенной оперы, и первой психологической оперы в России.

Гении всегда вызывают восторг и уважение. Ломоносов, Ван Гог — список можно продолжать. Все они известны и сейчас. Особенно если они — самоучки.
Кто-то скажет, что Евстигней не самоучка, нет. Что он получил образование. Подумать только, он — первый официально обученный в Академии художеств музыкант. Несмотря на то, что изначально музыкального направления в Академии не предполагалось. Первый русский академик Филармонической (Филармондской называет её наш герой Евстигней) Академии в Болонье, Мастер Композиции. Но чего ему это стоило!

Он сам сделал своё имя. Буквально сделал — определил, как оно будет звучать. Вообще, он всё сам — сам назвался, сам решил заняться музыкой, несмотря на то, что учили его на архитектора, сам добился того, чтобы смочь играть, несмотря на позднее начало занятий музыкой: разработал пальцы, усилил руки. Сам выучился нотной грамоте. И сам же решил придумывать музыку. Не знаю, насколько книга Евсеева правдива, но если ему верить — большой помощи Евстигнею никто и не оказывал. Сам, всё сам!

И уже только ради знакомства с его нелёгкой жизнью стоит прочесть эту книгу. Жизненный путь великих людей сам по себе всегда интересен. Однако сама книга была б вполовину, а то и на две трети хуже, если б в ней не присутствовали ещё два немаловажных героя.

Дальше...

Один из них — Российская империя времён Екатерины. Век Просвещения! Периоды жизни Евстигнея автор разделяет меткими ремарками, содержащими описание быта, мировоззрения русских людей, рассказывающих о войнах и победах Империи, политических интригах. Эти вставки-инкрустации рассказывают о вершках и корешках царствования государыни Екатерины, оттеняют жизнь пушкарского сына. Придают повествованию глубину и оттенки.

Не просто так встречаются в тексте Фонвизин и римский солдат Евстигней, не зря автор восхваляет Век Просвещения и тут же приводит размышления капитана лейб-гвардии о том, что мальцу он бумагу, подтверждающую возраст, доверит, а вот согласия на обучение солдатского сына не даст!
Да, именно так встретили простые люди нововведения императрицы. Возможность обучить грамоте, дать образование простым людям. Можно ль помыслить?!

Кто-то скажет: «Это просто поначалу, с непривычки». Ой ли?
Почти всю книгу автор лишь намекает на жёсткость государыни. Намёк тут, полслова там. Но в конце во всей безобразной красе предстаёт пред читателем правда, те самые корешки. Кровавые!

Нет, что вы! Всё в пределах приличий. Никаких казней. На людях жестокости — ни-ни! Генеральше ни слова грубого, ни намёка. Да и зачем? Достаточно двух слов верному псу, чтобы неугодную со всем почётом тайно с бала вывезли, жестоко — кнутом неоднократно по голой нежной коже — наказали, и туда же, на бал, в приличной одежде вернули. Будто б ничего и не случилось!

Другие неугодные послушно, по первому приглашению, сами в гости к палачу Шишковскому, Степану Иванову сыну, идут. Зачем? Тайна сия велика есть. Но факт остаётся фактом. Если, конечно, действительно существовало то кресло и тот механизм, с помощью которого крепко, до смерти (!) высекли столбового дворянина.

Так их, российских искусников ремёсел и слов! Веку Просвещения радуйтесь, но на императрицу не забывайте оглядываться. Дабы сберечь задницу, не повторить участи стихоплёта известного! Он лишь раз в гости заглянул, да через две недели скоропостижно и преставился.

Мания издевки. По сути, всё то время полностью умещалось в этих двух словах. Несмотря на декларируемое просвещение, на невиданное до той поры обучение детей низов грамоте, состояние сочиняющего, положение сочинителя (и музыки, и всего иного) при Екатерине было неощутимым: зеро, нуль!

В "оперской сказке" у государыни для русского народа никаких слов и впрямь припасено не было. Рукою самой императрицы в местах, кои подозрительны в смысле возможного вольнодумства, было начертано "Далее следует пантомима".
Купцы, посадские, работные люди (колесники, мирошники, бондари), также и чёрное духовенство, и хрестьяне окрестные — все они на театре присутствовали. Но изъяснялись немо: сплошь одними жестами.

Именно так! Какие там вольности? Куда там грамоте? Сколько б императрица ни учреждала академий, истинного просвещения народ не видел. Не верите? Тогда прислушайтесь к свидетелю, самому Евстигнею:

Выучили и отринули! Показали друг другу, как детей нижних чинов обожают, — и квит. И к новому менуэту перепорхнули, к очередному званому обеду. А ты — погибай в отчаянии, учи дурошлёпов и дур! Да ещё при том проявляй великодушие и терпенье...

Как вам жизнь при Екатерине? Тепло ль, много ли света от такого просвещения? То-то же!

Другой, не менее важный герой — музЫка. Она первая встречает читателя, сопровождает всю книгу, рассказывает свою историю, помогает другим героям и скрывать эмоции, и показывать их. Да сам текст мелодией словно пропитан! Он — живой, дышащий, звучащий непривычным говором XVIII века. Непривычно поначалу, но довольно быстро музыка, спрятанная в буквах, завораживает, втягивает в ритм чтения.

Более всего автор за музЫку переживает. Никак не найти ей своего места при Екатерине! МузЫка в то время — лишь постольку-поскольку. В операх матушки-императрицы — с краешку осторожненько постоять ей дозволялось. Но — не более! Зелёный, только отучившийся капельмейстеришко решил музЫке заглавное место в опере отвести? Оперу в расход, наглеца — в забвение. Ни ему, ни имени его известности не давать. Пущай всю жизнь крохами перебивается, неудовольствие императрицы помня! А музЫку — в строгости держать, лишь паузы в опере позволять заполнить. Да можно ль сейчас мир без музыки представить, оперу без песен? Немыслимо! Однако ж в то время это было в порядке вещей.

Ближе к концу книги вельможи, правда, её приласкали. Но не музЫку — меломанию. Фальшивую, лживую, неискреннюю…

Так и кружат по книге в извечном танце три главных героя — опальный капельмейстер, Российская Империя и музыка на правах невзрачного, нелюбимого приёмыша. Казалось бы, что может человечишко, малая, пространственно-временная, напитанная мыслью и плотью точка, против махины — целого государства? Империя — гнёт, ломает, не даёт писать своё, развернуть свой гений. Однако ж Евстигней — не просто человек. Он — композитор! Он мыслью своей преобразил музыку звучащую. Писал, правил, учил других тому, как надо, как дОлжно быть. А Россия — не просто мысль! Но и мелодия образа! Мелодия мысли! Без музыки — никуда. Ведь многое в жизни театрального прикрытия требует. А попробуйте в театре совсем без музЫки обойтись! Если это не пантомима — не получится. Молчащий театр — сух, пресен, публике быстро наскучит. И даже Екатерина понимала, что народу веселье нужно. А раз так, то и музыке — звучать!

И как в детской игре Камень — государство, тупит Ножницы — композитора. Композитор же в свою очередь режет, правит Бумагу — музыку. МузЫка же обёртывает, окутывает Российскую Империю — камень, исподволь изменяя её, внося коррективы. Так в книге, так и в жизни. Как два века назад, так же и сейчас, в современности.

И отрадно, что не всё безнадёжно. Что есть изменения с того времени. Русская опера, русская музыка окрепла, стала известна на весь мир, заняла своё место. Надеюсь, мне доведётся когда-нибудь услышать легендарного «Орфея» Фомина, и я смогу сама оценить его детище.

Eusigneo

Равнодушие выкрало его славу. Чернильные души вымарали биографию. <…> Великую музыку – по тактам, по строчкам – растащили друзья, недруги.

История.
Книгу «Евстигней» я выиграла в раздаче ещё прошлой весной. Но как-то руки не доходили (стыдно!), объём отпугивал, сюжет тоже: ведь биография – это совершенно не мой жанр! Но вот добралась таки… Одолела. Две недели корпела. А вот дочитала, и, смотри-ка, абсолютно своё мнение поменяла. Буквально за один только (причём, второй) эпилог. Неожиданно. Эпилог этот подводит все итоги романа. Ставит вопросы, но не отвечает на них – даёт почву для размышлений.
Сюжет.
Как я уже сказала, «Евстигней» - это биография. Кого? Русского композитора, Евстигнея Фомина, слыхали о таком? Лично я раньше – нет, хотя и имею музыкальное образование. Пока не прочла то ли в рецензии, то ли в чьём-то отзыве, что Евстигней – реально существовавший персонаж, и подумать не могла, и не отозвалась его фамилия ни в одном из уголков моей памяти… А, лучше б наверное и не знала, до конца. А потом – БАЦ! – сюрприз такой.
Книга описывает жизнь композитора довольно подробно, если не сказать полно – с пяти лет и до самой смерти, а так же и кое-что после неё. Описывает спокойно, без напряжения, без форс-мажоров или каких-либо внезапностей. Радость в ней – тихая, горе – смиренное, никаких крайностей. Любовная линия, на мой взгляд, выписана недостаточно, но это уже моё субъективное мнение. Наравне же с жизнеописанием Евстигнея идут История России и её выдающиеся личности. Конечно же, более выдающиеся, чем Фомин. Это Екатерина II и Павел I, Державин и Крылов, Бецкой и Шереметев, даже Моцарт затесался, и не случайно – ведь Фомин и есть Русский Моцарт. Дар его уникален и гениален, но книга как-то слишком спокойно об этом говорит, не восхваляет, не превозносит, поэтому я иногда и скучала при чтении. Но эта особенность, наверное, уже относится к слогу автора.
«Евстигней» - книга не только о композиторе, но и о музыке. Поэтому могу посоветовать её всем интересующимся музыкой либо её творцами и историей – здесь о ней довольно много написано.
Язык.
Как будущего лингвиста меня всегда волнует тот факт, как же писатель оперирует своим главным инструментом. Хочется особо отметить, что очень приятно было читать непереведённую историю, написанную изначально на моём родном языке. И слог, стиль, которым написан «Евстигней» заставляет меня гордиться русским, великим и могучим. Здесь он насыщен архаизмами, которые едва ли не переливаются через край, структуры предложений также изменены, подстроены под XVIII век, - кстати, это довольно усложняет чтение, особенно в самом начале, - но тем не менее сразу же создаётся Атмосфера.
Язык обрусевших иностранцев (большинством итальянцев и немцев) также стилизован, а в речах образованных людей порой проскальзывает фраза-другая на латыни, что тоже радует.
Композиция.
Я уже говорила, что никаких крайностей в книге нет. Композиция абсолютно последовательна, если не считать небольшого отклика XXI века, в самом начале меня очень смутившем, а в конце ставшим тем самым вторым эпилогом, который, по сути, есть сокращённая версия всего романа: читаешь его и вспоминаешь наиболее важные события книги, а также и что-то начинаешь понимать, кроме сюжета, в самой жизни Фомина. Начинаешь задумываться…
Автор не забегает вперёд, иногда оглядывается назад, но не делает резких десятилетних скачков, ограничиваясь двумя-тремя годами, поэтому не запутывает читателя.
Моё субъективное мнение.
Для этой книги наиболее подходящее слово – «спокойная». Тихая-мирная. И вроде бы не люблю я такие «нейтральные» книги, да и не люблю биографии, здесь – мне всё понравилось. И что самое интересное, осознала-то я это лишь на последних 30-и страницах (а всего их 570 с небольшим). Эдакий мини-переворот в сознании. Спокойный, тихий-мирный…
Читала долго, но теперь нисколько не жалею ни времени, ни сил, ни того, что параллельно ничего не читала – эту книгу надо читать с погружением, проживая вместе с героем все его горести. Да, именно горести, ибо радости там почти и нет. Как ни ждала я, успеха композитор не достиг ни в карьере, ни в личной жизни. Признанием его общество не удостоило. Люди его забыли. Современные обыватели, как я например, вообще о нём ничего не знают. Увы и ах.
«Евстигней» - это колоссальная работа автора! Её видно на каждой странице, в каждой фразе. Это действительно Большая Книга.

Любая книга, любое произведение и автор понимаются лучше в историческом контексте. Что окружало, что подавляло и что приходилось преодолевать? И если в литературе для меня отражение контекста очевидно, то в музыке, к сожалению, нет. И это понятно – так просто увидеть в книге отголоски времени, протест или наоборот, свободу, которой дышал и с которой творил автор. В самом сюжете, в героях и в их поступках, мы можем с легкостью прочесть, расшифровать окружающий мир. Но в музыке… Чтобы понять, что несут в себе ноты, в чем их протест или свобода – нужно знать, разбираться, уметь «читать» музыку, видеть двойной смысл. Допустим, всем известно, что Шостакович подвергся гонениям в Советском Союзе, но чем именно была опасна его музыка, ответит не каждый. В том числе и я. Я могу понять, только если мне объяснить, рассказать, или как Борис Евсеев, лауреат Бунинской премии и премии Правительства Российской Федерации в области культуры за роман-версию «Евстигней», поведать о жизни гениального русского композитора Фомина. Тогда все становится на свои места. И музыка, и её значение, и след в истории, который оставил сын канонира Тобольского пехотного полка.

О том, что императрицу Екатерину II считают символом российского просвещения, знает каждый школьник с 7 класса. И то, каким образом София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская стала императрицей, ни для кого не секрет. Властная, авторитарная, нетерпимая, тщеславная и умная государыня не продержалась бы на престоле так долго, дай она волю таким смутьянам как Радищев или, не дай бог, Емельян Пугачев. Поэтому не удивительно, что в 1786 году, когда новоявленный академик, юный композитор, учившийся музыке в самой Италии, Евстигней Ипатович Фомин посмел переделать ее собственное сочинение в угоду своей музыки и поставить оперу «Новгородский богатырь Василий Боеславич» по-своему, Екатерина II рвала и метала. Нет, она не сослала в кандалах в Сибирь этого дурака, она поступила хуже. По-женски более изощренно и мстительно – она сделала так, чтобы Фомин не смог работать, чтобы его музыка никогда не была прославлена, чтобы его работы всегда переделывали, чтобы он даже не мечтал попасть в императорский театр. Чтобы он исчез из памяти людской. Удалось ли ей то? Раз сегодня мы можем прочесть книгу Евсеева – нет.

Судьба талантливого, неординарного, удивительного человека, который опередил свое время, оборвалась рано – в 38 лет. И вся эта жизнь, с первых лет у мамки-солдатки под боком, и до последних дней, когда «жить далее не было сил» - выражена в музыке, вписана, вложена в нее. И единственно жаль, что так много утеряно, так много приписано другим, и многое забыто было надолго…

Я так рада, что есть в интернете передача с Борисом Евсеевым, где он не просто рассказывает о себе и о своем отношении к музыке, о книге "Евстигней". Он наигрывает темы Фомина, он объясняет, в чем ценность его творчества, в чем он опередил свое время. И в идеале, эту книгу надо продавать с аудио диском в придачу, и слушать-слушать-слушать…

Я прочла всего одну книгу, а сделала так много открытий для себя! Я узнала о становлении русской музыки в XVIII веке, о Российском Просвещении в действии, о Моцарте и Березовском, о падре Мартини и Станислао Маттеи. Я узнала о Львове и Карамзине, о Фонвизине и Крылове, я заново познакомилась со многими историческими личностями, и погрузилась в чужую эпоху, в чужой для меня мир музыки. Я прочла книгу писателя-диссидента, я познакомилась с современной русской прозой (я так мало читаю ее!). Я никогда ничего не читала ни у лауреатов Бунинской премии, ни у финалистов «Большой книги». Я знаю, что эти премии есть, и что они заслуживают внимания, но всегда моя душа лежала больше к зарубежной литературе. А сейчас – прочла и не жалею. И самое главное для меня – я немного лучше стала понимать эту загадочную субстанцию, скрывающую в себе сотни эмоций и смыслов – музыку. Она непостижима для меня в своем классическом варианте. Тот интуитивный уровень, на котором я могу воспринимать оперу, симфонии, сюиты, сонаты и проч. довольно примитивен и полностью основан на восприятии сердцем, а не умом. А здесь, благодаря Евсееву, я что-то начинаю понимать.
И стоило прочесть один роман, чтобы сделать столько открытий…

Фомин - всем вам на помин!
Фомин - уж теперь не солдатский "свин"!
Фомин - радости будет сын!

Практически с первых страниц романа удалось мне погрузиться в историческую среду времени, описываемого автором. Фразы, речевые обороты, специфические акценты. Все, чтобы прочувствовать, нарисовать в своем воображении. Не малую роль, на мой взгляд, имел также юмор и шутки, которые использовал автор. Своеобразные, необычные, местами не совсем литературные. Но зато такие соответствующие духу времени!
Знакомство с творчеством автора - Бориса Евсеева - меня приятно порадовало. Книга читалась легко и с интересом. Узнала много нового о становлении музыки в Екатерининской Российской Империи. Хорошо выверенные исторические романы - моя слабость. Здесь, в целом, все порадовало.
Ну, и совпадение, которое как нельзя лучше сказалось на интересе моем к роману. Взяла я его с собой в поездку в Санкт-Петербург (или Санкт-Питер-Бурх, если исходить из названия в книге). Читать об истории тех мест или строений, которые видел или еще увидишь, да еще и в первый раз. Это было здорово!
Судьба русской музыки, в лице музыканта с достаточно тяжелой судьбой Евстигнея Фомина, складывалась очень трудно. Автор очень четко обрисовал от кого и от чего зависел успех музыкальных творений. Гениальность и новаторство отодвигались и забивались в самый дальний угол, с глаз подальше. Плачевно, но жизненно и правдиво.
Трагизм просматривается и в сплетении автором судеб позабытого и невостребованного композитора Фомина и справедливого и осуждаемого государя Павла Петровича. Как бы там ни было, а несчастье и беда может быть на пути каждого: будь то простой смертный, хоть и необычайно талантливый, или престолонаследник. Жизнь сложная штука.
Несмотря на тяжелую судьбу, Евстигней Фомин смог оставить свой вклад в историю русской музыки. А то, что, как правило, талантливые и одаренные люди остаются непризнанными при жизни, остается на совести общества. Общества, которое прозревает только после смерти гениев. Гениев, без которых истории бы не было, и не было поводов для гордости.

Все, что касается этого великого , признанного во всем мире музыканта вызывает большой интерес у большинства людей, невзирая на возраст. В первую очередь, конечно, увлекает его удивительная, завораживающая музыка, заставляющая забыть о всем и упиваться ее божественными звуками. Но и книги, рассказывающие .о жизни и деятельности композитора, его пристрастия, увлечения, отношения с окружающими людьми и товарищами по лире также вызывают большой интерес. Это полностью относится к этой книжке, повести-сказке о Петре Ильиче Чайковском для детей. Хорошо иллюстрированная, написанная увлекательно простым, понятным для детей языком, она с раннего возраста должна вызывать интерес в знаменитому музыканту и к его чарующей музыке, тобы потом сопровождать всю жизнь. Настоящего, живого колдовства в этом больше, чем во всей серии и Гарри Поттере. Если подкрепить чтение прослушиванием некоторых музыкальных произведений композитора в хорошем исполнении, а сейчас проблем с этим нет, то в вашем чаде надолго, если не на всегда сохранится любовь не только к музыке Чайковского, но и настоящей музыке вообще.

Борис Евсеев — писатель блестящий, и лично мне он в душу запал своим великолепным стилем. Широкому читателю Евсеев, к сожалению, мало известен, и когда меня нас выставках спрашивают, почему же я рекомендую «Пламенеющий воздух», я отвечаю скупо: «Не жалуюсь на словарный запас, но после этой книги почерпнула столько новых слов, сколько не узнавала ни из одной книги за раз». Для меня это ещё какой аргумент — я правда получала такой лингвистический заряд в последний раз на втором курсе института.
Но на стиле достоинства романа «Пламенеющий воздух» не заканчиваются. В частности, его прелесть в том, что жанр никак не определить. Что это? Научная фантастика? Сказка? Притча?
Начинается всё с заблудившегося в собственной жизни и заодно городе Романове главного героя Тимофея. Он немолод, отчаян и подозрительно легко соглашается на предложение эксцентричного бизнесмена отправиться в провинциальный городок, чтобы познакомиться на месте с феноменом романовской овцы (никаких оскорблений, порода такая) и устроить ей пиар. Овце. Романовской. Несколько страниц описания волнующих прелестей романовской овцы и причин, по которым она всяческого пиара достойна, прилагаются.
Прибыв в город Романов и погрузившись в упоительную атмосферу русской провинции, Тимофей, разумеется, обнаруживает, что никто его здесь не встречает. Он уже собирается отчаяться совсем бесповоротно и фатально, но его подбирает едва ли не на скамейке в парке какой-то странный азиат и предлагает — раз Тимофею всё равно делать нечего — поработать в единственной в России экспериментальной лаборатории, изучающей эфирный ветер.
А потом — завертелось: исторические справки о маргинальном научном течении щедро разбавлены эпизодами межличностных столкновений отважных ловцов эфира, главы вполне бытовые и реалистические перемежаются то кокетливыми заигрываниями с теорией заговора, то откровенной фантастикой, а то и просто триллером… Нельзя сказать, происходит ли всё описываемое на самом деле, приходил ли Тесла с гусиными лапками, катится ли по русской земле голова Троцкого — или ловцы пресловутым эфиром надышались. Нельзя даже сказать, хорошо всё закончилось или плохо.
Закончилось ли оно вообще, я тоже утверждать не возьмусь.
Но читается «Пламенеющий воздух» запойно, а вдохновляет — на чтение других книг Евсеева в частности — неимоверно.

Книга носит подзаголовок «Страсти по Донбассу», она стала результатом путешествия писателя по родным ему краям в апреле 2016 года. На встрече с читателями в Твери Борис Евсеев сказал: «В «Казненном колоколе» я писал не о политической ситуации, но о людях. Есть хроника событий – ее пишут историки. А есть история людей, ее сохраняют писатели. И что бы ни происходило вокруг нас, главное – это человеческие судьбы».
Предлагаем вашему вниманию рецензию ЕВГЕНИИ КУЛАКОВСКОЙ (Барнаул) на новую книгу Бориса Евсеева.

Казненный колокол «Казнённый колокол» – это текст-исповедь. Благодаря обращению автора к теме войны и мира родилась не только невероятно образная, но и своевременная книга.
Донбасс в тексте является одним из центральных смыслов, который объединяет в себе различные мотивы, но не только их. Прежде всего, при помощи этого мыслеобраза переплетаются взгляды Евсеева-писателя и Евсеева-путешественника. Воспоминания для автора служат отправной точкой помыслов. Поэтому локус Донбасса в повествовании изначально отмечен такими характеристиками, как «чистота», «пригожество».
Онтологическая тематика текста с первых строк проявляется в особом отношении к месту. Так, один из героев книги произносит: «Я только в этом месте живу, только в этом, понимаешь? А в других местах — я мёртвый!». Помимо этого автор уделяет пристальное внимание оставляемому в душе героев «впечатлению». Впечатления, в отличие от «коротеньких» мыслей ярки и долговечны: «Впечатления, они на то и даются, чтобы врезаться намертво, чтобы никогда не изгладились из памяти люди и лица».
Мотив «врезания в память» для автора важен. Ведь воспоминания-впечатления даются человеку на всю жизнь. Поэтому для писателя так значим прежний Донбасс: «Ничто не мешало вспоминать о прежнем, довоенном Донбассе, где я бывал, начиная с 1961 года, бессчётное количество раз». Здесь читается теплота воспоминаний, которые толкают на риск: «Перейти на ту сторону открыть невыносимо тяжёлую дверь, ведущую в давно проданный дедов дом, сказать слова утешения тем, кто теперь в нём живёт…»
Донбасс – и есть самое важное впечатление в тексте. Его характеристики представлены различными символами: «казнённый колокол», «очищенная углем земля», «Донбасс-арена», «трупы деревьев», «дырявое небо». Все они создают особый рисунок Донбасса, расширяют границы очевидности, показывают процессы в символическом, а порой в перевёрнутом виде. Так, например, «вбирание в себя» дороги для героя превращается в обратный процесс: «Тут же померещилось: не я смотрю на дорогу — дорога вбирает меня со всеми потрохами в свои повороты, изгибы, трещинки, воронки, дымы, раздымленья…».
Обратимся к рассказу «Крылья войны». Наиболее выразительная, и в то же время глубокая линия рассказа проявляется в теме неизменности сути любой войны: «Война уносит мириады жизней, но жизни человеческие возвращаются. Война никогда не меняется, а нас меняет в корне. И редко-редко — в лучшую сторону». Дальше читаем: «Вдруг почудилось: мысли человека, побывавшего на одной войне — имеют отношение ко всем другим войнам. Не к деталям — к философии войн. Причём именно к философии предательства и философии убийства».
Война не только механистична и постоянна в своем воздействии, она также является и частью жизни. Точнее, наделяет наше существование своим содержанием настолько, что уже можно говорить о таком понятии, как «жизнь войны». Читаем в книге: «Прибулькивает надо мной – жизнь войны».
Периоды затаивания войны чередуются с активизацией: «Но утайка длится недолго! Сперва кособоко и неуклюже, а потом всё ровней, уверенней обозначает себя эта хитроскрываемая рознь, мелькая над головой то стаей ворон, то гнилым ветерком пробирая, то обдавая колкой водной пылью из промчавшейся на бешеной скорости поливалки».
И еще одна из важных мыслей рассказа: нельзя игнорировать, рождаемые благодаря войне, новые и необычные взаимосвязи жизни. Автора-героя называют в честь погибшего на войне дяди Бо, имя определяет его судьбу: «Меня пронзила мысль: не знаю, как кто, а я живу именно благодаря той страшной и многогрешной войне! Не упади дядя Бо в Черное море, меня, скорей всего, назвали бы по-другому. А с другим именем — и жизнь другая». Так, мы приходим к пониманию: вынужденная благодарность войне – это высшая форма ненависти-любви, осмыслить которую можно лишь учитывая неочевидные мотивы.
В данном рассказе «неочевидное» предстает в эмблемах «мёртвых людей», «тайных вместилищах войны», «пьянящем розовом воздухе». Но центральная эмблема рассказа – это крылья войны: «Верный признак надвигающейся войны — горбатые крылья баклана».
Дядя Бо предчувствует свою судьбу как приближение крыльев. Он, как и другие живые уникальные люди войны, обладает сверхчувствительной силой восприятия: «А дядя Бо, тот скорей всего — видел и чувствовал каждую слюдяную чешуйку приближаемых крыльев! И не только наблюдал подлёт жизнесмерти, но, что вполне возможно, — уже пребывал в её ореоле, в отсветах поблёскивающих зелёным огнём иллюминаторов». Писатель показывает призрачность границ между войной и миром, жизнью и смертью. Он работает с этими понятиями, ощущает их частями друг друга, выводит на всеобщее обозрение скрытую взаимосвязь явлений. Что есть «жизнесмерть», если не слияние в одном символическом полёте крыльев, двух, казалось бы, противоположных, процессов? «И, улыбаясь, видел четырехкрылое, с прозрачными иллюминаторами вместо глаз, громоздко шевелящееся над садами и водами, то ли птичье, то ли комариное существо: жизнесмерть!».
В этом рассказе автор переходит от описания дороги к «людям войны».
Для самой войны – люди лишь средства, живые механизмы: «Вы поймите! Война — не под Богом ходит! Кроме мёртвых людей — она вытачивает, а потом сама же уничтожает искусственные солдатские и офицерские фигурки. Игрушки мы для неё, солдатня пластиковая, куклы, сапогом разлопнутые!».
Война вторгается в законы Божьи. Это вмешательство олицетворяют образы – дырявого купола небес, непроницаемой черноты части природы, устрашающий полет жизнесмерти над, казалось бы, мирной жизнью.
Продолжена тема «людей войны» и в рассказе «Тиня-тушкан». Снова возникает некий перевёртыш явления, так же как ранее дорога «вбирала» героя. Тиня выставляет на посмешище жизнь, которая сделала его калекой: «А тут — наоборот! Не жизнь обидела Тиню, он её — под зад пинком — выпер на улицу: гуляй курвенция, где тебе нравится!». Уникальность Тини очевидна. Он жизнерадостен, его душа пропускает сквозь себя множество смыслов, которые он передает другим людям через необычные истории.
Так же, как Донбасс и его люди очищены углём, так и Тиня, очищается шаровой молнией: «Молния мне кочан до самой кочерыжки от всякой гнили очистила. И не одна эта молния летела, не одна! А летело их сразу пять-шесть штук: как те дыньки в плетеной авоське, они перекатывались!». Здесь писатель соединяет несколько ключевых эмблем и смыслов. Война безусловное зло, но она же способствует осуществлению необычных событий. Такие персонажи, как Тиня, способны уловить скрытый ход войны, уловить тот неочевидный образ, в котором она себя являет.
В рассказе происходит перекличка старой и новой жизни, душу героя и автора периодически «разворачивает в прошлое» и становится видна та самая, «неочевидная» линия развития: «Однако жизнь оказалась другой. Не то, чтобы она меня обманула, нет! Но в сердцевине её таился совсем не тот опыт, таились не те события, что рисовались в далёкие, шестидесятые годы».
Отсюда вывод: жизнь нельзя опростить. Нет чистой ненависти к войне, потому что нельзя ненавидеть всю нашу жизнь, частью которой война всегда и являлась.
В книге часто упоминается железо. Весь Донбасс и его жители связаны с чем-то железным. Это и часть организма, и железная ухватка, и железная дорога, и железно-дорожный дед. Эти аллюзии олицетворяют механистичность войны, а также закаленный характер людей: «Я с трёх лет знал: дед мой — железный дорожник! Верней — у меня железно-донбасский дед! Сделанный из железа и сверкающий белым отливом олова — мастер…». Именно такая железная выдержка нужна писателю, чтобы до поры до времени удерживать слово, «которое одно только и может овеществить точно отмерянные рассказы про жизнь, про войну, про когда-то не сдававшийся фрицам и толстожопым полицаям Донбасс».
Мы видим: война, словно прячется в деталях. И находит воплощение в бережно сохраняемом слове.
Созревшая в веках история звучит в рассказе «Музыка скифов». Автор рисует звуковую картину Донбасса, концы и начала человеческих путей, распознает композиции судеб через музыкословие. Кроме того, здесь снова можно говорить о мотиве очищения-просветления:
«Но вообще-то: мозги наши — тёмная пещера! Только хороший звук, только сны и виде́ния в оркестровой яме, ну, ещё театральные подмостки жизни, человеческий мозг время от времени и просветляют!».
Звук в тексте – одна из мет неуловимого, небесного Духа. Но и звук безжалостно пожираем огнём войны:
«Он слышал звук и чуял огонь этот звук пожирающий. Видел греческие и турецкие крепости, разрушаемые огнём, видел с высоты птичьего полёта всю Донецкую непризнанную республику, вытянувшуюся с севера на юг, ломанными своими краями, а также звучанием напомнившую ему перевернутую вниз головой скифскую арфу».
Скифы постигали Бога через звук: «Скифы, не знавшие Бога истинного, всё-таки звук божественный чувствовали, и в арфу свою умело вправили…» И дальше: «Они дуют в кости орлов и коршунов. В кости филинов и в кости барсучьи дуют. Полые кости звучат как голос Бога. Звучат, наподобие арф…».
На войне в единое целое сливается звук арфы-Донбасса и разрушительные звуки смерти. Поскольку смерть, как пишет Евсеев, тоже звучит, «и звук этот куда полней, чем звук жизни. Сам переход к другому виду жизни про всё говорил не словами, а неким звуковым столпом». Люди мира и люди войны перерождаются в рассказе для «новой звуковой жизни»…
Книга автобиографична и наполнена теплотой авторских воспоминаний не в меньшей степени, чем реалиями войны. Поэтому нужно отметить ещё один важный документальный рассказ – «Пять моментов из жизни писателя, сказавшего истину о войне».
В тексте читаем слова писателя Богомолова, обращённые к автору: «Напишите словно бы не про войну. А так как вы написали про нашу жизнь в рассказе «Баран».
И, надо сказать, у автора это получилось. Книга «Казнённый колокол» прежде всего о воронках памяти: война запечатлена в эпизодах и смысловых разрывах, она является частью, но не целым. Здесь философия войны – дана как бесконечная цепочка смыслорождений.
Философия творчества во многом зависит от замысла: «Писатель без замысла, как автомат без рожка с патронами. Он выхолощен, пуст, он — безобра́зен. Писатель молчит — автомат приходит в негодность». Молчание писателя вещь глубоко онтологическая. По мнению автора, затишье, отсутствие публикаций и преждевременной гласности для настоящего писателя - только во благо. Писательская тишина – это процесс созревания, осознания…
И ещё одно. Война рождает мертвых людей и подпитывает мертвецов «словесным вином»: «Если тела недавно погребённых всё ещё по-особому живы, если души их, все сорок, или хотя бы семь-девять дней стоят, сияя кладбищенским фосфором над Красным городком, если душе-тела, прежде чем вознестись в эфирные выси, не горюют, не сквернословят, а пытаются напитаться особой энергией мыслеслова, которую вырабатываем только мы, живые — тогда наши речи для них — и впрямь вино… Вино особое: не опускающее вниз, а возносящее!».
Другая истина войны – её бессмысленность для мертвых людей: «Что этим мёртвым теперь, ваша грызня и война? Им нужны молитвы и гимны про вечность».
Жизнь земная создана не для войны, а для осознания ценности настоящего времени. В тексте автор пытается нарисовать время, близкое его отцу (рассказ «Сталино»): «Я продолжаю рисовать прозу жизни: пытаюсь уцепить кончики её ритмических линий, точечно наколоть её скрытую от мира поместительность, её прозрачность и плотность». Или: «Стрела рисунка. Резь имени. Шаровая молния на ниточке, раскачиваемая сперва, как детская игрушка, а потом взрываемая, как пушечное ядро» – что это, если не онтологические эмблемы, иноформы, сгустки овеществленной и очеловеченной символической реальности?
Все эмблемы в книге объёмны, поскольку отражают истинное время: «И время правдивое — оно тоже объёмно. Оно не может быть плоским». Отсюда детальное описание картин прошлого: время – это объём. А рисунок – средство постижения объёма в тексте.
Отдельные рассказы в книге тоже напоминают рисунки, зарисовки, проштриховку крупных и мелких деталей. Тяга к рассказыванию присуща не только писателю, но и его героям. Жизнь требует выражения в искусстве слова. Важнейшую роль выполняет и сам язык: «Каждый язык — для своего дела, для определённой роли на земле предназначен. Во времена смут и войн — предназначение языка забывается. Бывает, нужно сойти с ума, чтобы сущность конкретного языка, его конкретную роль в многоголосице мира, почувствовать вновь!». Таким образом, осуществляется строительство мира при помощи языка. Эмблема «язык колокола» символизирует Божье попущение: «Сперва отродья дьявольские язык у колокола отсекают, а потом, то, что с языка колокольного переведено на язык наш и вставлено в книги человеческие, — жгут и палят, палят и жгут!».
«Потому Господь Бог и допустил, чтобы пример был — казнили колокол и секли, а сказнить не могли! Из воды, из бездны даже — будет звучать это самое — Дон-бас-с-с… Дон-дон-бас-с-с!».
Кстати, автор часто говорит «показалось», но это ощущение всегда бывает оправдано событиями и фактами. Оно в чём-то подобно ясновидению. Предчувствие зреет постепенно, складывается из множества едва заметных деталей: «Кожа — вместилище самых чувствительных наших зон. Зон предзнания и предвидения».
Но здесь автор шагнул вперёд и говорит уже о метафизическом значении кожи для человека: «Ну а кожа-душа… Она — имеет свойство предчувствовать. Такая кожа — становится, вроде как мембраной души. Кожа, не хуже снов, будущее предсказывает! Только предсказывает не в картинках - в прикосновениях и осязаниях».
Мысли о предназначении писателя завершают эту удивительно символичную книгу:
«Ты — писатель. И ведь престранным существом себя, по временам, ощущаешь! По сути, ты — спиногляд. Как тот сухопутный рак, пятясь спиной назад, но неотступно всматриваясь вперёд, хочешь увидеть хоть чёрточку, хоть узко-грязно-розовую полоску своего и чужого будущего! И при этом — спиной, спинным мозгом, — жадно пожираешь мелькающие очертания не книжного, не псевдо-исторического, а обыкновенного людского прошлого!».
Книга «Казнённый колокол» - звук нашего времени. А глубокий и полный звук – хранит в себе такой же смысл.
https://tverlife.ru/news/boris-evseev-stal-pochetnym-gostem-tverskogo-perepleta.html

Евсеев входил в шорт-листы престижных премий «Русский Букер», имени Ю.Казакова, «Ясная Поляна», «Большая книга» — 2009, 2010. В общем, очень именитый и престижный автор. Автор из категории "современная проза", где на 384 страницах льются стенания о России и ее загубленной-перегубленной судьбинушке, где не найти ни страницы без "художественного образа" (здесь Евсеев особенно наседает на птиц. Вороны, соколики, петухи - безусловно, красные). А еще Евсеев начинал как поэт, поэтому подозреваю, что стихи, которые встречаются по ходу первой повести, - его авторства.
Поставила 4 из уважения к автору. От книги осталось впечатление, что Евсеев живет в своем мире и делится с читателями не толковым, понятным описанием, а какое-то своей юродствующей реакцией на окружающую жизнь. Вот, пожалуй, это самая важная мысль о книге - ее текст весь какой-то юродствующий.

Борис Евсеев считается признанным мастером интеллектуальной прозы. Его проза – это не развлекательное чтиво, хотя читается удивительно легко. Она заставляется задуматься о многих сторонах нашей жизни, нашей истории.
У читателей, выросших на низкопробном ширпотребе, написанном под вымышленными именами, компьютерных переводах иностранной псевдолитературы и псевдофантастики, которыми нас просто завалили в 90-е и 2000-е годы, ˗ просто нет желания ЧИТАТЬ или ВЧИТЫВАТЬСЯ (а это требует от нас как эмоциональный, так и интеллектуальный отклик). Познакомившись с высказываниями профессионалов о книге «Офирский скворец», неожиданно увидел небольшой читательский отклик. Он поразил меня искренностью и простотой восприятия.
«Открывая очередную новую книгу Бориса Евсеева, погружаешься в совершенно необыкновенный мир. И всё здесь настоящее, всё можно "потрогать" руками, но ощущение чуда не покидает тебя. Тебя сразу же окутывает насыщенный многочисленными образами, новыми и давно забытыми словами русский язык. Неожиданные повороты событий - ошеломляют. Откуда появился "Офирский скворец"? Коломенское, Голосов овраг, большой скворец с пестрым оперением и привлекшим писателя необычным для птицы поведением. Вроде бы ничего волшебного. Но тут вспоминаются научно и фактически засвидетельствованные детали исторического прошлого, связанные с Голосовым оврагом: это пропадание большого количества людей и появление их спустя почти 200 лет уже в наш время. Голосов овраг считается местом временного разлома. Сочетание всех этих моментов повергает тебя в дрожь, когда окунаешься в материю прозы романа "Офирский скворец" Бориса Евсеева. Ты становишься действующим лицом всех этих событий, и всё время думаешь: "Как бы уцелеть и остаться на этой грешной земле, не пропасть и не раствориться в этом временном разломе". Ощущение волшебного соприкосновения с глубокой и одновременно очень легко читаемой прозой - остается надолго». Татьяна https://eksmo.ru/book/ofirskiy-skvorets-ITD728670/

Жалею, что потратила столько времени на эту книгу. Повествование рваное. Язык мне показался каким-то сленгом, используемым широко в очень узких кругах. Автор надергал приёмов из Пелевина, Булгакова и Кастанеды (вот ещё смесь-то). Зачем? Чтобы денег/славы заработать на их популярности? Потому как идею книги, то, что автор хотел сказать этой историей, я так и не уловила. Мне нравится читать и Пелевина, и Булгакова, но эту книгу я мучила несколько месяцев. Не бросала только потому, что надеялась, что концовка всё расставит по местам или, по крайней мере, выявит причину, по которой автор взялся написать этот шедевр. А концовка пшиком изошла. Что я только что прочитала? LSD трип? Хотя, конечно, всегда остаётся возможность, что я слишком груба, чтобы уловить тонкие аллегории этого произведения. Одно точно: и автор, и книга - абсолютно не мои.