Отзывы на книги автора «Борис Пастернак»

Дорогой читатель, вы прекрасны. Вы, скорее всего, превосходны. Ваши руки ювелирны, ваш разум роскошно непредсказуем, и великие намерения борются друг с другом за ваше время. Вы сильны и неповторимы. Потому что вы человек. Вы хотите изменить этот мир. Может быть, вы даже молоды. Но у вас ни черта не получится. Потому что вы человек.

Десятилетия истратил гениальный Пастернак на попытки убедить современников в бессмысленности насилия. И ничего у него не вышло. Он создал доктора, чтобы блестящий Живаго продолжил эти усилия. Юрий Андреевич не хотел революций, а хотел любви и чтобы другие хотели того же. Он был бессилен и почти одинок в этом желании. Он не мог.

Доктор Живаго изо всех сил хотел любить свою жену, пусть даже уважая ее меньше, но не мог. А Тоня сейчас же заставила бы мужа забыться и любить ее. Если бы только могла.

Живаго избегал Лару и сопротивлялся ей, хотел не любить ее и не мог. А она сопротивлялась и тщетно избегала позора, прогнавшего ее далеко из Москвы.

Доктор хотел сделать жизнь лучше, и оказался бессилен. Он старался защитить своих женщин и потерял обеих. Он мечтал об их счастье без него, но счастья не было. Он и всё вокруг него мельчало, опускалось и катилось в бездну. Он все еще был превосходен. Его большие ожидания стали мелкими, как будто от этого они исполнились бы. Он оставался прекрасен, они все оставались, но были мелки и немощны.

Я читал это и понимал, что должен закрыть эту книгу и больше никогда ее не открывать. Я должен молчать о ней и не разрешать ни одному человеку листать ее. Я должен возненавидеть, растоптать и уничтожить этот манифест человеческого бессилия. И я никогда не смогу.

Россия начала двадцатого столетия была похожа на израненное в схватках и больное животное, охваченное лихорадкой пожарищ, не в силах зализать свои раны. Терзаемая врагами, неоправившаяся после "маленькой победоносной войны", непришедшая в себя после первой революционной простуды, страна втянулась в никому ненужную мировую войну, так и не ставшую второй отечественной. Пылая в жару, вышла на морозный воздух и леденящий ветер - такое не выдержит и самый крепкий организм...

В такой-то нерадостной обстановке оказались люди, простые люди, со своими взглядами, принципами, интересами. Искренне радуясь очистительной речной волне, омывшей гранитные набережные, они не заметили, что вместе с водой пришла грязь и мусор, что волна и не думает отступать, затопляя и захватывая улицы.

Удивительное произведение. Откровенное и искреннее. Трагичное и обидное. Обидно за человека, не увидевшего, не разглядевшего бурного всепоглощающего водоворота. Не сумевшего приспособиться к изменяющейся обстановке, зацепившись за несущееся мимо бревнышко. Человека, эгоистичного и губительного для окружающих своей слепотой, так и не нашедшего своего места, в конечном счете потерявшего и себя, и любимых. Человека симпатичного, которому хочется подсказать, помочь, увести, спрятать, спасти, вытащить из такой ненадежной бумажной раковины. Человека, своим существованием выразившего горечь и боль многих, не сумевших решиться и решить. Многих, ставших инородными телами в организме своей родины и болезненным гноем изгоняемых из него.

История, мясорубкой перемоловшая весь народ, никого не пощадила, никого не пропустила: кого-то красным фаршем, а кого-то жилами на ножах. И тех, кто боролся, и тех, кто защищался, и тех, кто убегал, и тех, кто не принял. Оставаясь в отстранении, не принимая потока за силу, способную захлестнуть, нельзя ручаться за милосердие стихии.

Волнующее и будоражащее произведение, гремящее своей глубиной и оглушающее своей искренностью.

☞ Как и в любой другой большой по объему работе, в книге всё развивается неторопливо и спокойно.
И эмоции вызвала схожие - без ярких всплесков и падений.
Начну с того, что у меня огромные, как Марсианская впадина, пробелы в познании этого периода, в истории нашей страны! Если и были здесь подводные камни, то я их не заметил.
☟ Поэтому оценивал книгу сугубо по сюжету и тому, какие эмоции она вызвала.
• Язык автора меня покорил. Вы только почитайте:

К вечеру сильно похолодало. Два окна на уровне земли выходили на уголок невзрачного огорода, обсаженного кустами желтой акации, на мерзлые лужи проезжей дороги и на тот конец кладбища, где днем похоронили Марию Николаевну.

И так написана вся книга! Описание природы, людей, города, деревни - словно песня! Невероятно! Моё читательское почтение!
Даже когда диалоги, то и в них вот такие сравнения:

— Мда, — мычал Иван Иванович, тонкий белокурый вьюн с ехидною бородкой, делавшей его похожим на американца времен Линкольна (он поминутно захватывал её в горсть и ловил её кончик губами). — Я, конечно, молчу. Вы сами понимаете — я смотрю на эти вещи совершенно иначе. Да, кстати. Расскажите, как вас расстригали. Я давно хотел спросить. Небось перетрухнули? Анафеме вас предавали? А?

Это какой-то высший пилотаж.
Такой текст читать одно удовольствие.
Почему не 10? - не "цепанула" сама история. Кроме Лары, которая, как персонаж мне очень понравилась, остальные показались обычными, ничем не привлекающими.
• А вот Лара такая с одной стороны угловатая и неприспособленная к самостоятельной жизни и принятию решений, а с другой стороны юркая, ловкая и лёгкая, человек, который, как магнит притягивает к себе героев из книги и меня - читателя!
☞ Видно, как автор наделяет благородными и интересными чертами персонажей, которые за "белых" и как он рисует образ тех, кто за "красных" - жестоких, алчных и глупых.
Но при этом не было желчи и яда, скорее признание действительности.
Если вы ожидаете невероятно-ярких эмоций от этой книги, то их здесь нет.
• Зато здесь есть чудесные стихотворения, которые словно вишенка на торте, украшают вкусный, но простенький, ничем не запоминающийся, десерт! •
Но моё твёрдое мнение, что такую литературу обязательно нужно читать!
У меня всё. Спасибо за внимание и уделенное время! Всем любви ♥ и добра!

Есть три больших русских поэта ХХ века, к которым я долгое время не решался подступиться, настолько сложным и высоким воспринимается мною их творчество. Это - Пастернак, Мандельштам и Ахматова. И вот, наконец, я набрался сил и храбрости и переступил Рубикон.

Проблема не в том, что мне нечего сказать о каждом из этих поэтов, а в том, что я же к каждой своей "поэтической" рецензии присовокупляю пародийную стилизацию про бабусю и гусей. И вот тут я совершенно терялся, не представляя, как соединить творчество этих поэтов и гусиную тему. И вдруг сложилось с Пастернаком, надеюсь и оставшиеся когда-нибудь покорятся.

Но к гусям я вернусь в конце рецензии, сейчас - о творчестве поэта. Борис происходил из столичной творческой еврейской семьи, получил очень хорошее образование. С детства он был близок к искусству, его отец довольно известный художник - Леонид Пастернак. Отсюда, возможно, особенная образность и метафоричность, так свойственная его стихам.

В молодости, которая пришлась на исторически-переломное время русских революций, он успел побывать в лагерях символистов и футуристов, но затем обрел свой особый индивидуальный путь и стиль, сделавший его тем Пастернаком, какого мы знаем.

Мне больше всего нравится поэтический цикл, включенный в роман "Доктор Живаго" и примыкающая к ним "Свеча горела", стихи, якобы, написанные Юрием Живаго. О самом романе здесь и сейчас распространяться не буду, это тема для отдельной рецензии, хотя скажу, что мое отношение к нему неоднозначное. А вот стихи там - совершенно замечательные.

Ещё Пастернак состоялся как выдающийся переводчик, и хотя начал заниматься переводами он из-за заработка и жаловался, что они отбирают у него много времени, которое он мог бы посвятить собственному творчеству, они у него просто изумительные. А вершиной в этом виде его деятельности мне представляются переводы пьес Шекспира и "Фауста" Гёте.

Что касается переводов, то обязательно стоит вспомнить "грузинскую тему", Пастернак очень много и плодотворно переводил грузинских поэтов, продолжал это дело вплоть до самой смерти. Может именно грузинская поэзия уберегла, не очень сговорчивого с властью поэта, от бушевавших в годы его жизни репрессий. Но, как бы то ни было, он, как и Булгаков, ареста избежал. Что это было: стечение обстоятельств или личная опека Сталина - сказать трудно, есть разные версии. Но Пастернак пострадал не столько от "кровавого" Сталина, сколько от "либерального" Хрущёва и его прихвостней, когда те устроили травлю из-за "Доктора Живаго". Вот такой парадокс.

Мне Пастернак представляется очень сложным, очень интеллектуальным, но трудоголиком, жаждущим прозрения, а не славы. Подтверждения такому видению я нахожу в его стихах:

Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.

И просто программное стихотворение его отношения к жизни и творчеству:

Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

А теперь обещанная стилизация. Рискнул взять, ни много ни мало, пастернаковского "Гамлета", не судите слишком строго:

Нет гусей. Бабуся на крылечке,
Прислонясь к дверному косяку.
Довелось немало бывшей зечке
Испытать на прожитом веку.

На неё направлен сумрак ночи,
Не видать во тьме её гусей.
И она взмолилась, «Авва Отче,
Охрани меня от чаши сей!

Буду ждать гусей своих упрямо,
Не согласна на другую роль,
И моя неистовая драма,
И моя исторгнутая боль

Вызовут иной порядок действий,
Получу сполна, чего ждала.
И пускай всё тонет в фарисействе,
Без гусей – и жизнь мне не мила».

И ныне легко мне, под лампой устроясь,
Найти карандашные эти пометки
И вдруг прочитать их, как связную повесть.
Любую страницу заветного тома
Откроешь - и дома.

Андрей Анпилов

Я сейчас буду говорить о своём любимом поэте – Борисе Пастернаке. Внешние обстоятельства не дают мне затопить вас в стихах – и, может быть, оно и к лучшему. Вместо общих мест, которые по сути верны, но из-за частого повторения стали бессмысленны, я попробую написать о моём личном пастернаковском. Будет капельку откровенно и немного пространно.

Для начала объясню, почему обсуждаемых стихов будет всего несколько – а ведь в моём сборнике 416 страниц.
Поэзия Пастернака настолько плотная и сложная, что, если кто-то может потреблять и осмыслять его стихи пачками, то он – киборг. Или гений. Или студент перед экзаменом.

Если серьезно, то сложность Пастернака мне видится в двух свойствах: словесные изыски (неожиданные сравнения, аллитерация – филологи поправят в терминах) и многомерность (слияние бытового и философского планов, например). Первое – захлебнуться в рычащих или звенящих звуках, выдать немыслимое и единственно верное сравнение, зашаманить ритмом. Второе – написать о своей частной любовной драме так, что не только каждый себя в ней узнает, но и всё мироздание отразится в ней как в капле воды (простите за банальность, но других слов не подберу). А еще можно включить в эту пирамиду смыслов другие «блуждающие сны» - Пушкина, Шекспира, Шопена, Бетховена.

В эволюции своего творчества Пастернак движется от первой языковой сложности ко второй смысловой. Если в молодости он мог затеять целое стихотворение только ради одной удачно найденной строки, то поздние стихи почти аскетичны, но неподъемны для беглого восприятия. Ну и все помнят знаменитую цитату о простоте.

Эти два свойства поэзии Пастернака мешают не только обычному читателю проглотить залпом весь сборник, они мешали самому поэту – его выступления не имели особого успеха, потому что воспринять эти стихи на слух сложно.

Я лично вживую слушала Пастернака в исполнении Сергея Юрского и Аллы Демидовой. Юрский пошёл по пути наименьшего сопротивления и сосредоточился на ранних, самых напевных произведениях. Демидова, на мой скромный вкус и судя по реакции зала, не преуспела вовсе. Слишком сложно.

Итак, вступление закончилось, спасибо, что вы еще с нами. Приступаем к стихам.

***

Моей дочери полтора года, она учится говорить, я учусь быть мамой (а не только обслуживающей функцией «мыть-кормить»).

Стихотворение «Я мог их позабыть», часть вторая. Материнское сердце находило утешение в авторитетном мнении поэта: дети должны начинать говорить в два года. А еще я вспомнила о сладкой жути детского воображения – розовые зайчики нужны, но еще больше нужны страшилки, потом – романтические страдания, затем – родимый экзистенциальный ужас. И ничего ненормального в этом нет, без инъекции безумия и боли могут получиться пластмассовые куклы, а не поэты.

Другой мир детства – «Вальс с чертовщиной». Его прекрасно исполняет Камбурова, послушайте при случае.

Сейчас, читая сборник, я обнаружила, что цикл «Я мог их позабыть» в целом совершенно о другом – о потере своего лица в толпе, о духовном обнищании. Годы написания – 1917-1922. Страшные годы. Но не будет святотатством поставить несколько строк личным девизом против инстаграмма головного мозга.

***

Когда я, будучи взрослой, открыла для себя классическую музыку – ненавистные уроки фортепиано не в счет, то своеобразным ключом послужили стихи «Опять Шопен не ищет выгод…», «Музыка», «Во всём мне хочется дойти…». И опять магия сжатого в стихи пространства – я ходила, бухтела себе под нос эти строки и расшифровывала с помощью их музыку. Только оторвусь, так снова возвращаюсь на новый виток – настолько стихи неисчерпаемы.

Маленькое чудо – когда неуклюжее числительное превращается в музыкальную фразу, фортепианный раскат.

Знаменательно то, что Пастернак долгое время серьезно занимался музыкой, и это не только дало ему мастерство в звуковом решении стиха, но и подарило свободу в обращении к темам великих композиторов – Шопена, в первую очередь. Кто-то вставляет ссылочку на другого писателя, а Пастернак – на Шопена. И это прекрасно, конгениально.

***

Пастернак и война – понятия несовместные, поэтому блок его военных стихов я обхожу стороной. Они искренни по-человечески, но не гениальны. В этом нет вины Пастернака – он самый целостный поэт после Пушкина, войны не может быть в его миротворчестве. О войне напишут другие.

Интересно, что «мирные» стихи Пастернака были востребованы и в окопах, и в лагерях. Они несли в себе нормальную жизнь в предельно сжатой форме, люди повторяли их, возвращались мысленно в мир своей юности, книжек и чашек под абажуром. То есть стихи прошли испытание холодом и голодом.

***

Кризис веры. Веры в Бога, в божественную сущность, в космический Дух или вселенскую справедливость – как хотите.

Пастернак знал об этом всё.

Крёстный путь от «Рассвета» и «Рождественской звезды» через «Иней» к надчеловеческому «Августу».

Позволю себе цитату из Монтеня:

«… вся мудрость и все рассуждения в нашем мире сводятся, в конечном итоге, к тому, чтобы научить нас не бояться смерти».

В «Августе» Пастернак победил смерть.

«Рождественская звезда» решает другую насущную проблему – что есть христианский мир. Не только пышные богослужения и аскеза, но и детские сказки, полёт фантазии, даже «Гарри Поттер». Внимание к человеку, торжество гуманистической традиции – на смену беспощадному Ветхому завету. Может быть, «Звезда» - это даже оправдание всех еретиков. И оправдание моего неприятия обрядничества.

Вопрос веры неотделим У Пастернака от природы. Природа является первым и самым естественным храмом. Через любовь к природе можно прийти к любви к Богу. Вот пишу сейчас эти слова и вижу их банальность. Читайте Пастернака. Обязательные школьные «Уже в полях белеет снег» могу воспитать чувство природы у детей (хотя сомневаюсь). Взрослым нужен Пастернак. «Когда разгуляется», «Бабье лето».

Сложное построение – природа доказывает существование божественного и в то же время строит карту внутренних переживаний поэта (овраги, шумы, августовское начало увядания в «Бабьем лете» - это страшноватое предчувствие).

***

А вот теперь я поругаю попавший в мои руки сборник. Там нет двух стихотворений:
- любимого Николаем Цискаридзе «Художника». А без этого цикла тему творческого (человеческого?) призвания раскрыть невозможно, что, к прискорбию, сокращает мою рецензию (шучу).
- любимой мною «Второй баллады». Я прожила под нее дождливое лето 2011 года и искренне считаю самым-самым стихотворением.

Пора заканчивать. Все дожившие до конца сего опуса уже поняли, что я очень люблю Пастернака. Как советовать то, что любишь всем сердцем? Да еще и такое интимное, как поэзия? Как её вообще читать - не в метро же по дороге на работу?

Давайте я воспользуюсь лазейкой во внешних обстоятельствах и приведу «Вторую балладу», злостно (или к счастью?) пропущенную в моем сборнике:

На даче спят. B саду, до пят
Подветренном, кипят лохмотья.
Как флот в трехъярусном полете,
Деревьев паруса кипят.
Лопатами, как в листопад,
Гребут березы и осины.
На даче спят, укрывши спину,
Как только в раннем детстве спят.

Ревет фагот, гудит набат.
На даче спят под шум без плоти,
Под ровный шум на ровной ноте,
Под ветра яростный надсад.
Льет дождь, он хлынул с час назад.
Кипит деревьев парусина.
Льет дождь. На даче спят два сына,
Как только в раннем детстве спят.

Я просыпаюсь. Я объят
Открывшимся. Я на учете.
Я на земле, где вы живете,
И ваши тополя кипят.
Льет дождь. Да будет так же свят,
Как их невинная лавина...
Но я уж сплю наполовину,
Как только в раннем детстве спят.

Льет дождь. Я вижу сон: я взят
Обратно в ад, где всё в комплоте,
И женщин в детстве мучат тети,
А в браке дети теребят.
Льет дождь. Мне снится: из ребят
Я взят в науку к исполину,
И сплю под шум, месящий глину,
Как только в раннем детстве спят.

Светает. Мглистый банный чад.
Балкон плывет, как на плашкоте.
Как на плотах, кустов щепоти
И в каплях потный тес оград.
(Я видел вас раз пять подряд.)

Спи, быль. Спи жизни ночью длинной.
Усни, баллада, спи, былина,
Как только в раннем детстве спят.

Мне как-то даже неловко писать про "Доктора Живаго", потому что он весь из себя эпический и великий (тут уж не поспоришь), а тут такой Фокс недовольно морщит нос и говорит, что ему не зашло. Впрочем, читательские симпатии не зависят от монументальности произведения. Стыдно мне на самом деле потому, что я не смогу толком объяснить, что именно мне не понравилось. Всё же попробую.

Может быть, мне не понравилась эта самая эпичность. Тяжеловесная проза, слишком широко хватает, слишком много персонажей, которых мне трудно переварить своей малой запоминающей способностью. Роман замахивается и на это, и на то, и на политику, и на социалочку, и на оценку революции, и на глубину метаний душевных, и на экзистенциальную тоску интеллигента, и на бытовушку, и на любовь, и на документалку, и на выдумку, и на поэзь, и на воооооот такие чуткие описания природушки от тонко чувствующей натуры автора, и на метафоры, и на трагедию, и на... Ну, хорош уже, суть и так понятна. Столько красоты, что не знаешь, с какой стороны этот торт начать кусать.

Может быть, мне не понравилась манера, с которой прирождённый поэт пишет прозу. Нет, она прекрасна, изящна и звеняща. Но это образы-метафоры, особенно быстро преходящие. Это постоянный уклон в символы, пафос и мелочи, которые надо немедля пытаться трактовать и впитывать. Такое ощущение, что на самом деле Пастернак написал-то длинное лирическое стихотворение, просто закамуфлировал его почему-то в прозаическую форму. А у меня с восприятием стихотворений всё очень сложно, начинаю перегорать от такого количества информации сердечной и мозговой, зашифрованной на одну единицу печатного текста. Вот и тут перегорела.

Может быть, меня не устроил главный герой. Конечно, Живаго очень показателен, и воспринимать его весьма сложно. Революцию принял умом, но с трудом принял телом. Хорошо оценивает её, как идеальную модель, но прекрасно видит недостатки в реальном воплощении. И с любовью так же: всё крутится вокруг идеального, а земное, бытовое, фейлит. Да ладно, что уж там, разочаровал он меня своим вялым поведением, хотя я прекрасно понимаю, что именно кроется за этой запутанностью, нерешительностью, метаниями. Понимаю, но не принимаю.

Может быть, меня слишком задела любовная линия, потому что она пришлась как раз на тот период, когда я слёзы выплакала, будучи Антониной, мечтая быть Ларой. Теперь-то я подуспокоилась и нашла в себе силы быть для кого-то и тем, и другим, и можно без хлеба, но когда проецируешь свои мелочные страстишки на чужой внутрилитературный опыт, то иной раз дурно делается, чего ты там в своей мещанской голове понапридумываешь.

Может быть, я просто так и не смогла поймать резонанс с этим романом. И такое бывает. И не такое бывает.

Может быть, просто время не пришло, и я когда-то его перечитаю. А пока "Доктор Живаго" остался для меня тем крошечным процентом книг, которые для ума были хороши, а сердце сопротивлялось. И затраченные на его чтение усилия не окупились в итоге каким-то опытом, эмоциями, знаниями. С другой стороны, они же и не должны всегда-всегда окупаться. А "Доктор Живаго" тем более ничего мне не должен. Я знала, на что шла, всё по-честному.

У меня осталось двоякое впечатление о прочитанном. С одной стороны, язык красив, изящен, глаз радуется, слог хорош, перебираешь каждую фразу, нанизывая её словно бусинку на нитку, смакуешь и остаёшься с приятным послевкусием. То бишь чисто внешне эстетически наслаждаешься прочитанным. Но вот если вчитываться-вглядываться, то охватывает смятение. Во-первых, за всеми этими красочными словами остаётся неясным отношение автора к самому Шопену, описание получилось каким-то холодно-отстранённым. Во-вторых, текст выглядит замудрённым, он философичен, но как-то так закручен, что в чём собственно смысл этого очерка остаётся непонятно. Так что в итоге я даже не знаю, что о данном очерке думать, как к нему относиться и как оценивать. Возможно, будь он побольше, картинка стала бы более полной и понятной, а так не успеваешь погрузиться в текст, как он завершается, и ты остаёшься непонятно с чем.

На это произведение обычно вешают ярлычок "классика", что подразумевает гениальность, обязательную к прочтению. Но я бы эту книгу никому советовать не стала, разве что чтобы читать ее для общего развития, для галочки. Считаю, что потратила время впустую. В книгах хоть что-нибудь да должно радовать: не сюжет, так личность главного героя и его взгляды на жизнь, не главный герой, так язык. Здесь не радует ничто.
Язык. Местами хорош. Эти места встречаются так же часто, как и описания природы, зимней Москвы, какой-то еще ностальгической прелести. Правда, уже к середине книги это надоедает. К слову, автор вообще обо всем пишет как будто с ностальгией, так, словно это произошло давным-давно и с течением времени стало незначительным и пустым. Поэтому текст совершенно не увлекает. Диалоги - ужасные. Возможно, это оригинально - писать настолько отрывочными фразами, делая вид, будто люди действительно могут так разговаривать. Но разговор получается слишком прерывистый и "не звучит".
Сюжет. Смазанное детство, множество непонятных персонажей, судьбы которых, как можно догадаться, потом переплетутся в один клубок. Но вот переплетения эти не радуют. Слишком много надуманных совпадений, чего стоит только случайный переезд в один и тот же город Юрия Живаго и Лары.
Главный герой - абсолютно непонятный и непрорисованный. Каков он? Единственный эпитет, который приходит на ум - бесхребетный. Видимо, это его основная и важная черта, затмившая собой все другие и единственно достойная внимания, если Пастернак так заостряет на ней внимание. Логика говорит, что автор пытался показать человека, попавшего между молотом и наковальней революции, интеллектуала-писаку. Герой, видимо, должен вызывать сочувствие, но вызывает почему-то неприязнь. Видимо, ввиду отсутствия каких-то других хотя бы вскользь замеченных качеств.
Посредственно и удручающе.

Без названия.
Без окончания.
Без начала.

Если талантливо, нужна ли читателю фабула, важен ли ему финал, и, наконец, так ли уж тревожит сердце истинного читателя то, что женщину непременно нужно наделить какой-нибудь скверной тайной, чтобы поверить в ее существование.
Все это неважно, если автор «затомился неотложностью» инаковой любовной истории, в тот самый момент, когда разом зажглась заря, а «фонари и туманы обменялись зверскими зевками» и началась Сережина история.
Обрушилась на него «совершенная буквальность страсти», это все не имело значения в тот момент, когда он вдруг понял, что все кажется необычным в ней, и эта необычность пленяет его, вводит в ступор и действует слишком расслабляюще. В ней, внешне обычной, все казалось ему несбыточно-нереальным, и именно эта отдаленность миссис Арильд от действительности казалась ему тем, реальным обстоятельством тайны, что зовется любовью. У него уже было много разного рода летних экспериментов, но все оказывалось не тем, чего жаждала душа, чего хотела и к чему неизбежно стремилась. Разве он мог объяснить свое чувство, свое понимание, свое растяжение и условное согласие со всем тем, чем она занималась и как это делала. Он воспринимал все – и каждый ее шаг, каждый взгляд, каждое мимолетное прикосновение отдавалось в его душе, готовой принять незнакомку. Все еще незнакомку, хотя хорошо знакомую ему девушку. Он понимал, что ему импонирует новое декадентское выражение «переживать». То есть выставлять свои секреты для внешнего обозренья.
А счастье? Есть у людей такое слово «счастье»? И если ли у него пояснение? Если вдруг кто – то станет рассказывать вам, как он счастлив, не верьте этому. Счастье не поддается объяснению. Оно стесняется быть на виду, оно непреодолимо стремится к уединению. Главное не вспугнуть его громкими и лживыми словами. Будет ли счастье у Сережи и Арильд прирученной птицей, живущей в клетке или это жар-птица, которая в любой момент сорвется и улетит без предупреждения. Потому что жар-птицы не живут в клетках. Значит, счастье – это свобода!!!!!!

А как же повесть в повести о том, как охотник явился к богачу запродать себя в полную собственность другому человеку?
И тут начинается дождь.

Стихи у меня читаются совсем не как проза, тут нет никакого "запоем за одну ночь", нет нервного возбуждения от желания узнать финал, нет даже необходимости читать без больших пауз, чтобы не потерять нить сюжета. Тут не надо запоминать имена героев и степень их родства. Со стихами ты сознательно выбираешь иную тактику чтения. По нескольку за раз. С чувством, с толком, с расстановкой. Вдумчиво. А порой и вслух.

Не могу сказать, что влюблена в стихи Бориса Пастернака. Они у него очень своеобразные, с очень образными, но странными оборотами и сравнениями, особенно это заметно в более ранних стихах. Порой кажется, что обычному человеку такое и на ум-то не придет, а у поэта все это красиво легло в строки.

Задекламирует чердак
С поклоном рамам и зиме,
К карнизам прянет чехарда
Чудачеств, бедствий и замет.

Более поздние стихи, на мой взгляд, гораздо более лиричные и нежные, которые теплыми комочками остались в душе. А еще у поэта есть трогательные, пробирающие стихи про войну, про природу; он посвящал стихи другим известным людям; он ярко передавал самые разные чувства и образы.

Что еще отличает стихи Пастернака от других? Ритм. Замечали, наверное, что даже не зная автора, но услышав, так сказать, "мелодию" стиха, можно почти наверняка сказать, что это Пушкин или Есенин. Для ритма Пастернака часто характерна отрывистость, четкость и где-то даже резкость. Конечно же это не значит, что абсолютно все стихи поэта как лозунги на демонстрации, есть в них и лирика, и плавность, и спокойствие.

Но цепляет меня больше всего стих, который дал название этому сборнику. Это ведь словно краткий мануал, как надо жить - жить так, чтобы что-то значить, творить для самовыражения, не бояться ошибиться, не гнаться за пустой славой. И жить.

Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.